Минск содрогнулся от ужаса

 

          Татьяна ПОДОЛЯК

26.10.1941. Был обычный день поздней осени. Погода – примерно такая же, как сегодня: небо густо обложено тучами, мелкий дождь то затихает, то начинается вновь, полуголые деревья смотрятся в зеркала луж.

Нет, день этот 52 года назад был необычным: в оккупированном Минске впервые появились виселицы – для мирных жителей.

Держу в руках снимки той трагедии. Страшные – хочется сразу отвести глаза, не смотреть. Чтобы не видеть эти правдивые до жестокости кадры – мгновения нашей истории, от которых замирает душа и холодеют пальцы...

В школьных учебниках другой снимок: фашист с улыбкой набрасывает веревку, но патриоты держатся спокойно. С гордостью. Все еще живы. Однако спустя несколько минут...

Снимков, которые делались спустя несколько минут, мы почти не знаем. Я, признаться, долго колебалась, сомневалась: воскрешать ли их сейчас? Не будет ли это жестокостью по отношению к читателю?.. Кто-то из коллег даже сказал: «Неэстетично»... Тогда достала из письменного стола другие снимки – коллаборантов с плакатами «Гитлер – освободитель». Неэстетично?.. Противно.

Давайте наберемся мужества и еще раз всмотримся, каким же был сегодняшний день 52 года тому назад. Вспомним, чтобы не губить Правду. Приблизиться к Истине.

 

ВИСЕЛИЦЫ

Фашисты подготовили четыре места для казней: в Центральном сквере у Дома офицеров, у Комаровки, на улице Карла Маркса и у дрожжевого завода (ул. Октябрьская).

Где-то в середине дня к виселицам начали сгонять минчан: чтобы все видели собственными глазами и делали соответствующие выводы...

Патриотов вели на казнь группами, по 3-4 человека. Город охватила волна смертельного ужаса: ведут... Куда ведут? Кого?.. Едва ли не в каждой семье кто-то пропал, кто-то не вернулся домой – нет ли среди жертв родных, знакомых? Кого-то узнавали...

 

ЗА ЧТО?

Они, мирные граждане, не стреляли. Они – спасали...

Спасали советских военнопленных, которые содержались в районе политехнического института, в больнице. Выводили за город, переодевали в гражданское тех, кого могли убить в первую очередь: офицерский состав, политработников.

Группа, которую выводил из города 15-летний минский школьник Володя Щербацевич, в Смолевичском районе попала в засаду. Военнопленных-евреев расстреляли на месте, остальных бросили в тюрьмы, пытали. Последний путь на эшафот стал, по сути, дорогой в бессмертие...

 

ЧТОБЫ ДРУГИМ НЕ ПОВАДНО БЫЛО...

Фашисты решили в самом начале, в зародыше, подавить всякое сопротивление. Ради этого и задумали массовую смертельную акцию в разных концах Минска: чтоб город содрогнулся от ужаса. Чтобы никто не посмел сопротивляться немецким приказам.

Многие минчане хорошо помнят тот день. День, который не напугал, а породил еще большую ненависть к оккупантам. А напугать население очень хотелось... Жертвы на виселицах висели аж трое суток. Но и потом не позволили похоронить мертвецов по-человечески: немецкие машины отвезли их в неизвестном направлении...

 

КТО ПОГИБ?

26 октября было повешено 12 человек. Достоверно установлены имена восьми подпольщиков, поиск остальных ведется и сегодня. Вспомним всех.

В Центральном сквере погибли: Ольга Щербацевич, Николай Кузнецов, неизвестный мужчина (возможно, комиссар Левит).

В районе Комаровки: Елена Островская, двое неизвестных мужчин.

У дрожжевого завода: Кирил Трус, Володя Щербацевич (сын Ольги Щербацевич), неизвестная девушка.

На улице К.Маркса: брат и сестра Надежда и Федор Янушкевич, военнослужащий Лев Зорин.

Фотоснимки некоторых от 26 октября остались единственными в жизни...

 

ИСТОРИЯ СТРАШНЫХ СНИМКОВ

То, что снимали казнь именно фашисты, не вызывает сомнения. Местные жители даже при желании не могли прийти к виселицам с фотоаппаратами: первые же приказы, которые появились в оккупированном Минске, – сдать радиоприемники, фотоаппараты.

Снимки попали в Белоруссию после Победы. Рассказывает заведующая отделом партизанского движения Музея истории Великой Отечественной войны Раиса Черноглазова:

– В январе 1946 года подпоручик польского войска Иосиф Григорьевич Арнель, сотрудник отдела тыла Краковского военного округа, передал три снимка в посольство СССР в Польше. Эти снимки он нашел в одном из домов в немецком городе Зольдинге. Аналогичные фотоснимки и повторные кадры этих же снимков начали поступать в музей по разным каналам. Благодаря им, удалось выстроить целый событийный ряд в отношении группы повешенных у дрожжевого завода: вот их выводят из тюрьмы, вот они идут группой в окружении полицейских, вот вешают каждого из них... Что касается остальных трех групп, то имеются только финальные кадры трагедии.

– Возможно, снимки делал один человек: сначала снял казнь у дрожжевого завода, а потом проехал по остальным местам?

– Мы сомневаемся, что было именно так. Историк Алексей Литвин считает, что у завода работала кинокамера: очень четко прослеживается последовательность всего события. Остальные кадры, видимо, фотоснимки.

Когда снимки попали в Белоруссию, многие подпольщики, горожане еще до мелочей помнили акцию 26 октября. Минчан узнали немедленно. Сложности заключаются в том, чтобы установить личности не минчан. Поиски ведут не только наш музей, но и историки А.Литвин, М.Шумейко, В.Давыдова, Г.Кнатько. Прорабатывается много версий.

 

ВЕРСИИ

– В зале оккупационного режима музея большие снимки подпольщиков, повешенных 26 октября. Внезапно кто-то из посетителей музея узнает родного, знакомого, – рассказывает Раиса Андреевна. – И такие опознания происходят.

Одна женщина очень разволновалась, увидев снимок неизвестной девушки. «Это же моя дочь, Тамара Горобец!» Прислала в музей фото – сотрудники вздохнули с облегчением: наконец нашли. Однако экспертиза и дальнейшее расследование версию не подтвердили: выяснилось, что Тамара Горобец была ранена зимой 1942 года, потом ее след теряется...

Некоторые бывшие военнопленные, что содержались в Минске, называют неизвестную девушку медсестрой Анной – фамилию не помнят. Поиски по этой версии продолжаются.

Группа журналистов (Дегтярь, Аркадьев. другие) высказала мнение, что на снимке – Маша Брускина из гетто.

– Этим летом музей получил письмо из США от господина Смоткина. Он пишет, что на американском континенте про Машу все знают, ей посвящен спектакль, где и большой фотоснимок повешения – основной элемент в оформлении сцены. В подтверждение – вырезки из газеты «Новое русское слово». Музей знают за границей, и если появляются интересные публикации, люди считают своим долгом сообщить нам, – рассказывает Раиса Андреевна.

Маша Брускина?.. Убедительных доказательств не обнаружено.

Еще версия. Посетительница, увидев фото, назвала девушку Шурой Линевич из деревни Зеленка Червеньского района. О гибели Шуры односельчане узнали зимой 1941-1942 года – доходили слухи, будто ее повесили в Минске. Сотрудники музея ездили в деревню, показывали фото возможным ее ровесникам. Одноклассницы Шуры узнавали ее на снимке. Однако довоенного снимка Линевич отыскать не удалось: она была из многодетной семьи, родственники забрали ее в Минск, пристроили к кому-то домработницей (оттого город ее и не знал).

Миновало столько лет, а поиски продолжаются. Иначе и быть не может. Иначе и быть не должно.

* * *

Это была первая публичная казнь в Минске. Первая... Потому и вызвала такой интерес у самих палачей. Потому и фотографировали с такой аккуратностью. С удовольствием...

Потом виселицы в оккупированном Минске, да и по всей Беларуси вошли в традицию, стали нормой. На них не обращали уже внимания. К ним привыкли (может ли нормальный человек привыкнуть к подобному?..) – снимать стало неинтересно...

Мне тяжело, очень тяжело писать этот материал.

Мне тяжело смотреть на страшные фотоснимки 52-летней давности. Но я знаю, что для моего поколения, которое родилось спустя 20 лет после войны, и для тех, кто пришел в этот мир позднее, кто идет сейчас, – для них многое не будет до конца осмыслено в войне без 26 октября 1941 года. Не будет понятно, почему война стала Народной.


Пер. с бел. Я.Басина

«Звязда», 1993 г., 26 октября

 
 
Яндекс.Метрика