Неизвестную звали Маша?
Сергей КОРОДЛЕВИЧ
В Минске на здании проходной Минского дрожжевого комбината по
адресу ул.Октябрьская, 1 висит мемориальная доска. На ней выбито: «Здесь 26
октября 1941 года фашисты казнили советских патриотов К.И.Труса, В.И.Щербацевича
и девушку (фамилия не установлена)». Однако мало кто знает, что около 30 лет
назад после тщательного расследования имя неизвестной было все-таки установлено.
Девушку, казненную в 41-м году, звали Машей Брускиной.
Выпускной вечер 10 класса 28-й минской школы выпал на 21 июня 1941 года. После него педагоги, родители и ученики встречали рассвет, еще не зная, что пришел конец светлым мечтам и надеждам – началась война.
Училась в этом классе и Маша Брускина. Ее любили все: и родители, и одноклассники, и учителя, и соседи. Рослая, худощавая, с вьющимися каштановыми волосами и светло-карими глазами, она была гордостью школы. Ее избрали в школьный комитет комсомола, она участвовала в драматическом кружке Дома пионеров, мечтала стать актрисой. Но война изменила все.
Отец Маши, Борис Брускин, покинул Минск на второй день войны с частями МПВО. А ей с матерью уйти из горящего города не удалось. Началась жизнь в оккупированном фашистами Минске. В пригороде – Дроздах, на открытом поле, обнесенном колючей проволокой, содержались военнопленные и гражданские лица. Туда-то и стала ходить Маша, передавая тайком воду и еду. А в августе она устроилась работать в лазарет для военнопленных. В здании, где он размещался, даже окна были оплетены колючей проволокой, а по тротуару вдоль него ходить запрещалось. Условия, в которых содержали пленных, были чудовищные: отсутствовали медикаменты, отчего раны попросту загнивали. Маша помогала, чем могла. Вскоре, кроме бинтов и медикаментов, она стала проносить в лазарет верхнюю мужскую одежду, документы. Все это девушка разыскивала сама, спрашивала у друзей и знакомых.
Как оказалось, Маша Брускина входила в подпольную группу Труса и Щербацевича, которая организовывала побег военнопленных из лазарета. Благодаря действиям минских подпольщиков оттуда исчезли многие пленные, в том числе около 15 офицеров. Однако фашисты не дремали. Они засылали в подполье своих агентов. Первой пострадала группа, в которую входила Маша Брускина. В день ареста она сидела у окна и читала книгу. На улице раздался мужской голос, спрашивающий, здесь ли живет «Маша из лазарета». Решив, видимо, что это кто-то из своих, она вышла во двор. За воротами ждали два фашиста с автоматами, а у мужчин в штатском на рукавах были полицейские повязки.
Мать Маши каждый день ходила в тюрьму, надеясь повидать дочь. Однако все, что ей удалось, это несколько раз передать продукты и получить записку от Маши: «Дорогая моя, родная мамочка! Больше всего меня терзает мысль, что я принесла тебе горе. Прости. Ничего плохого со мной не случилось, и других огорчений, клянусь, я тебе не причиню. Если сможешь, передай мне школьную форму, зеленую кофточку и носки. Хочу выйти отсюда в форме. Большое тебе за все спасибо. Обнимаю и целую». Трагический смысл записки мать поняла не сразу. Она надеялась, что ее дочь скоро освободят.
26 октября 1941 года состоялась казнь трех подпольщиков. Всю дорогу от тюрьмы по ул.Володарского до арки ворот дрожжевого завода, которая была превращена в виселицу, эти люди шли так, как будто впереди их ждала не смерть. Снимки, сделанные чьей-то недрогнувшей рукой, запечатлели и пронесли это сквозь годы: так уходят в бессмертие. Первого мужчину звали Кирилл Трус. Он был рабочим Минского завода им.Мясникова. Второй – юноша, пятнадцатилетний Володя Щербацевич. Третьей была Маша. На ее груди висел щит, на котором на немецком и русском языке было написано: «Мы – партизаны, стрелявшие по германским войскам». Это была первая публичная казнь в оккупированном Минске. Позже в тот же день было казнено еще 9 подпольщиков.
Уже после войны были найдены снимки, запечатлевшие казнь. Они были обнародованы, им было суждено стать «свидетелями» обвинения на Нюрнбергском процессе, Михаил Ромм использовал их в фильме «Обыкновенный фашизм». Почти сразу же после обнародования фотографий был опознан мужчина – Кирилл Трус. Через несколько лет – Володя Щербацевич. И только семнадцатилетней девушке с гордо поднятой головой суждено было оставаться неизвестной.
ПОИСК ДОКАЗАТЕЛЬСТВ
Более 20 лет спустя в музее ВОВ в Минске оказался Лев Аркадьев, кинодраматург и участник войны. Его внимание привлекла фотография, на которой запечатлен путь на казнь подпольщиков. Особенно его поразило лицо девушки. Идя на казнь, она улыбалась.
– Кто эта девушка?
– Неизвестная.
С этого дня лицо девушки преследовало его повсюду. Так начался поиск неизвестной.
Вскоре к поиску подключились журналисты газет «Вечерний Минск», «Труд». Было опрошено множество людей. И поиск оказался успешным. Л.Аркадьеву удалось встретиться с отцом Маши Брускиной (мать ее через несколько дней после казни дочери сошла с ума и была убита).
Отец узнал о смерти Маши через знакомого еще в конце 44-го. Однако сердце отказывалось в это верить. Он писал в эвакопункты страны, а когда Минск освободили, в горисполком. Осенью 1944 года пришло письмо секретаря горисполкома Елены Левиной.
«…Машеньку Брускину очень хорошо знала еще до войны. Могу Вам сообщить, что Ваша дочь погибла, но не просто погибла, как ее мать и другие, в том числе и мои родные, а как настоящий герой. Ваша дочь в 1941 году перед Октябрьскими праздниками была повешена за то, что переодевала красноармейцев и выпускала их на волю из госпиталя, а также за связь с «лесными бандитами». …О смерти Маши я знаю все подробно, но сейчас описать все никак не могу».
Однако больше писем от Е.Левиной не последовало. Отец пытался искать дочь и далее. Но других свидетелей найти не удалось. В Институте истории партии при ЦК КПБ ему сообщили, что «Брускина Мария Борисовна в составе связных и партизан Белоруссии Великой Отечественной войны не числится». Неоднократно публиковавшиеся снимки в газетах, фильм «Обыкновенный фашизм» Борис Брускин до этого не видел.
Благодаря усиленным поискам Л.Аркадьева, других журналистов, сведения о том, что девушка на снимках – Маша Брускина, подтвердили ее одноклассники, соседи по дому, близкие родственники (среди которых был и ее дядя – известный белорусский скульптор З.Азгур), жена и дочь Кирилла Труса, казненного вместе с ней. Была найдена и единственная довоенная фотография, напечатанная в газете «Пионер Белоруссии».
Была сделана попытка юридически узаконить имя героини. Л.Аркадьев обратился с просьбами об этом к эксперту-криминалисту Ш.Кунафину. Тот прислал ответ: «Сравнительному исследованию подвергались фотоснимки женщины, казненной в Минске 26 октября 1941 года, и снимок учащейся 28-й минской школы М.Брускиной, напечатанный в газете «Пионер Белоруссии» за декабрь 1938 года… Между сравниваемыми лицами нет различий, необъяснимых условиями получения снимков этих лиц… Анализ выявленных совпадений с учетом имеющихся различий позволяет прийти к предположительному выводу, что на сравниваемых снимках изображено одно и то же лицо… Показания в совокупности с выводом по криминалистическому исследованию фотоснимком могут служить основанием для вполне определенных выводов о том, что девушка на снимках казни действительно является Машей Брускиной, бывшей ученицей 28-й школы города Минска». Данные расследования были опубликованы в газете «Вечерний Минск» и «Труд», переданы по каналу молодежной радиостанции «Юность», Л.Аркадьев написал книгу «Как звали неизвестных…»
Тогдашние власти взялись увековечить память «своей Зои Космодемьянской». Началось посмертное награждение, был запущен фильм о Маше. Но вдруг энтузиазм охладел. Начали выражаться сомнения по поводу действительности расследования. Власть не устраивала… национальность героини. Маша была еврейкой. Через партийные издания «Звезда» и «Вечерний Минск» было растиражировано мнение идеологов – сотрудников республиканского института истории партии о том, что «версия о Маше Брускиной… построена на предположениях, а не на достоверных исторических фактах, и потому не может быть принята». А письменные и записанные на пленку свидетельства людей, которые жили рядом с ней, учились вместе с ней, сидели в фашистских застенках, видели с петлей на шее, посчитали недостаточными. Журналисты, проводившие расследование, стали отстраняться от работы. В расчет не было принято даже заключение криминалистики. Тогдашние власти гораздо больше устраивала героиня без имени, чем еврейская девушка.
Можно долго рассуждать над тем, почему властям не понравилась национальность Маши. Цинизм их иногда доходил до крайности: на роль «неизвестной» пробовалась то одна, то другая претендентка. Но, пожалуй, твердо можно сказать одно: поступок тех, кто казнил Машу Брускину был ненамного хуже, чем действия тех, кто лишил ее имени. Кстати, в официальных инстанциях Минска Маша значится неизвестной до сих пор.
СТАНЕТ ЛИ НЕИЗВЕСТНАЯ ИЗВЕСТНОЙ?
В 1980-1990 годах о девушке, казненной в 1941 году, заговорили вновь. О ее подвиге писали газеты как в нашей стране, так и за рубежом. Вновь находились люди, которые хотели вернуть «неизвестной» имя.
В 1996 году Институтом истории АН Беларуси, Национальным архивом РБ, Музеем истории ВОВ, Национальным научно-исследовательским центром им. Ф.Скорины и Всемирной ассоциацией белорусских евреев был проведен «круглый стол», посвященный 55-летию первой публичной казни через повешение 12 минских подпольщиков 26 октября 1941 года. Специально на эту встречу приехали профессора Нехано Тен и Дэвид Уойз из США. Обсуждался вопрос о том, чтобы сделать 26 октября Днем борца сопротивления Беларуси. Однако у властей эта попытка понимания не нашла.
В этом году вспоминать о Маше Брускиной будут тоже. 21 октября в США состоится третье ежегодное чествование памяти еврейского сопротивления в годы Холокоста… Но будет ли на мемориальной доске на месте «неизвестной» написано имя Маши Брускиной?
«Белоруссия», 21-23 октября 1997г.