Война не кончена, пока…

 

          Н. ФАЙНКИХ


Тридцать лет назад было впервые названо в печати имя «Неизвестной», но на ее родине это имя до их пор «не признано». Почему?

Эти фотографии хорошо известны. Они использованы в экспозиции музеев, напечатаны в десятках книг о войне и учебников, их показал в своем фильме «Обыкновенный фашизм» Михаил Ромм. Три человека по дороге на казнь. Пожилой бородатый мужчина, юноша, почти мальчик, и красивая статная девушка со щитом на шее, на котором по-русски и по-немецки написано: «Мы партизаны, стрелявшие по германским войскам». Имена первых двух были известны – Кирилл Трус и Владимир Щербацевич. Девушка везде значилась как «Неизвестная»…

«Никто не забыт, ничто не забыто». Эти горькие и прекрасные слова, подобно многим другим прекрасным словам, затерлись и утратили блеск от частого употребления. Их слишком часто цинично произносили просто так, ради красного словца, на бездушно-официальных церемониях. В истории же с юной минчанкой эта фраза получила совершенно особое звучание. Долгое время как раз те, кто любил говорить с трибун красивые слова, пытались стереть ее имя из памяти людей. И долгое время, несмотря ни на что, люди помнили ее имя.

«Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен» – эти слова, увы, можно отнести к тысячам погибших на той страшной войне, к тысячам, но не к ней. Хотя именно ее долгие годы называли Неизвестной.

«У каждого человека есть имя». На то, чтобы доказать истинность этих простых слов, московский писатель, участник Великой Отечественной войны Лев Аркадьев потратил тридцать лет жизни. 24 апреля 1968 года в очерке «Бессмертие» в газете «Труд» он впервые назвал имя девушки с фотографии – Маша Брускина. А потом понадобилось три десятка лет, чтобы доказать, что она – это она. Потому что она оказалась еврейкой…

26 октября 1941 года в Минске состоялась первая публичная казнь – в четырех разных местах были повешены двенадцать белорусских подпольщиков. Одно из проведенных нацистами «мероприятий» – у проходной дрожжевого завода – было хладнокровно зафиксировано на фотопленку.

Говорит Лев Аркадьев: «Увидев в Минском музее Отечественной войны эту фотографию, я сперва решил, что это кадр из какого-то игрового фильма. Потому что разве можно так идти на казнь, как эта девочка – с гордо поднятой головой и загадочной полуулыбкой Джоконды. Во всяком случае, мне кажется, что с полуулыбкой. Эта улыбка уже тридцать лет не дает мне покоя. И я понял тогда, что не смогу жить спокойно, пока не узнаю, кто это…»

Аркадьев нашел имя героини белорусского сопротивления довольно быстро. В газете «Труд» появилось четыре очерка Аркадьева о Маше Брускиной, с благословения секретаря белорусского ЦК партии по пропаганде писатель был допущен в архивы местного КГБ, получил добро на создание документального фильма о юной героине. К его работе подключилась журналист радиостанции «Юность» Ада Дихтярь. Казалось, все идет к тому, что слово «Неизвестная» и в музее, и в учебниках будет заменено именем, но…

Для руководства Белоруссии, видимо, была нестерпимой мысль о том, что безымянная героиня белорусского народа оказалась еврейкой, прожившей последние месяцы своей жизни в Минском гетто, где спустя короткое время была убита и ее мать…

«Если говорить по существу, – сказала Аде Дихтярь секретарь ЦК комсомола Белоруссии, – то мы даже готовили представление ее к званию Героя Советского Союза. Но, знаете, там слишком однородный состав свидетелей…»

Еще более интересный разговор состоялся у Льва Аркадьева с высокопоставленным партийцем, которого «бросили» на разбирательство с «Неизвестной».

– Скажите, почему вы с таким рвением занимаетесь этой историей? Столько людей погибло! Столько среди них было героев! Но вас почему-то именно здесь заклинило. Нет ли тут какого-то особого интереса? – начальник еще раз повторил: – Особого!

– Есть. Когда начался поиск, я понятия не имел, не мог предположить, что эта девушка – еврейка… Правильно я вас понял? Вы ведь об этом, – спросил Аркадьев.

Тот кивнул.

– Евреев убивали иначе, – еле сдерживая себя, продолжал Аркадьев, – если бы каждого из них выставили напоказ и сопровождали ротой солдат, то фашистам некогда было бы воевать. Я думаю, вы знаете, сколько евреев уничтожено и как это делалось. Так вот, когда я увидел, как она, непокорная, шла с поднятой головой, я еще не знал, что она еврейка. А когда узнал, с еще большей энергией, если больше было возможно, стал докапываться до истины. Вы удовлетворены?

– Вполне. На редкость откровенный ответ…

Говорит Лев Аркадьев: «Мы встретились с десятками людей, как-то знавших нашу героиню. Нашли даже того человека, который сделал эти страшные снимки. Мы нашли подруг Маши, нашли Стефаниду Ермолаевну Каминскую, которая видела девушку в тюрьме в октябре 1941 года, сидела с ней в одной камере.

Мы нашли последнюю записку, которую передали Машиной матери из тюрьмы. Маша просила передать ей самое лучшее платье, самую красивую кофточку и туфли. «Хочу выйти в хорошем виде…», – писала она, уже зная, куда пойдет…

Мы нашли Машиного отца, который долго искал ее после войны, так и не поверив, что дочь была казнена… Мы нашли ее фотографию в довоенной газете «Молодежь Белоруссии». Эту фотографию и другие документальные свидетельства потом идентифицировал один из лучших советских криминалистов, подполковник Шакур Кунафин».

Машу на фотографиях узнал отец, узнали одноклассники, узнал дядя – известный белорусский скульптор Заир Азгур. Узнали соседи по дому и родственники Кирилла Труса. «Не узнали» только власти Белоруссии. Более того, на идеологическом республиканском партийном совещании было сказано, что «группа лиц с нечистыми руками и грязной совестью, собрав однородных свидетелей, провели сионистскую операцию». Люди, занимавшиеся восстановлением исторической правды, получили, как говорится, по полной программе: Аду Дихтярь после часовой передачи о Маше на радиостанции «Юность» буквально на следующий день лишили эфира, а журналист «Вечернего Минска» Владимир Фрейдин, который также активно занимался этой темой, за свои публикации был уволен и лишен возможности заниматься журналистикой, что и стало причиной его преждевременной смерти. На газету «Труд» ЦК компартии Белоруссии направил официальную жалобу в газету «Правда» за то, что «Труд» искажает историческую действительность. Аркадьева спасло то, что он не журналист…

Времена изменились, но ситуация, увы, нет. В Белоруссии Машу Брускину по-прежнему считают «Неизвестной». «Не узнают» ее белорусские власти. «Фамилия не установлена», – значится на мемориальной доске на месте казни.

А во всем мире узнали имя «Неизвестной». Во всех музеях мира, где есть экспозиции, посвященные трагедии и героизму еврейского народа в годы второй мировой войны, во всех энциклопедиях есть эта фотография с именем Маши Брускиной.

В Иерусалиме во дворе детского интерната Маше поставлен памятник. Деньги на него собирали израильские школьники. Детей поддержали старики-репатрианты из бывшего СССР. Проект памятника безвозмездно разработал выходец из СНГ скульптор Генрих Кронгхауз.

Подвиг Маши Брускиной был отмечен медалью Сопротивления Вашингтонского музея Холокоста. В свидетельстве значится: «Присуждено посмертно Маше Брускиной в память о ее мужественной борьбе со злом нацизма и стойкости в момент последнего испытания. Мы всегда будем почитать и помнить ее». На торжественной церемонии, состоявшейся в конце прошлого года в американской столице, медаль была вручена Льву Аркадьеву и Аде Дихтярь.

Говорит Лев Аркадьев: «Эта медаль должна бы храниться в Минском музее Отечественной войны. Я рад был бы передать ее туда. Но ведь это не имеет никакого смысла, пока в Белоруссии, где она родилась, где, не дрогнув, приняла смерть от рук оккупантов, ей отказано в имени. Более того, говорят, что и фотографий в музее, где я их увидел тридцать лет назад, сегодня нет. Я не буду обращаться к белорусским властям с просьбой «признать» Машу. Они должны это сделать сами. В конце концов, это просто их человеческий долг».

«Война не кончена, пока не похоронен последний погибший на ней солдат». Война не кончена, пока не названо имя последнего ее героя. Во всяком случае эту, такую простую вещь они заслужили. А иначе это не победа. Во всяком случае, не наша победа…

 

«Еврейская газета» (Берлин), Май 1998, №17

 
 
Яндекс.Метрика