Не подводя итоги

Евреи диаспоры переживают очередной Исход. На сей раз это – Исход из Восточной Европы.

                     «Уезжают русские евреи,
                               покидают отчий небосвод.
                      И кому-то, видно, душу греет
                                апокалиптический исход».

Так написала поэтесса Римма Казакова в 1990 году, в том самом году, что был отмечен началом «Большой алии». Четыре строчки и – один риторический вопрос: кому именно может греть в наше время сердце «апокалиптический» исход евреев с той земли, где, говоря словами поэтессы, «их любовь и пот» и где остаются от них только «памятники духа и труда»?

Февральская революция и Октябрьский переворот 1917 года пробудили у евреев России надежды на то, что вся жизнь государства, как это и обещали пришедшие к власти большевики, изменится, и что они, бывшие до этого изгоями общества, займут, наконец, в ней достойное место. Дарованное властями полноправие вызвало у них прилив невиданного энтузиазма. Особенно это коснулось наиболее образованной части еврейского населения. Творческий человек, захваченный великим социальным переворотом, оказался в атмосфере ломки сразу четырех исторических традиций, в условиях которых он до сих пор существовал: в жизни, культуре, политике и умонастроении. Сам ход происходящих в обществе процессов приводил к тому, что он становился участником глобальных событий и мог оставаться им до тех пор, пока они, события, отвечали его самоощущению.

Для того, чтобы мечтать о воплощении своих чаяний в жизнь, у евреев было значительно больше оснований, нежели чем у других народов огромной, но, к несчастью, забитой нищетой и безграмотностью империи. Когда в 1926 г. в СССР была проведена перепись населения, выяснилось, что среди лиц, старше 9 лет, то есть той части населения, которая уже могла говорить о своей грамотности, лишь евреи отметили, что 85% из них могут читать и писать. У других, титульных народов с этим показателем было намного хуже: русские – 58%, украинцы – 53%, белорусы – 47%. Поэтому, когда страна только еще бросилась ликвидировать безграмотность, евреи уже шли в университеты получать специальное образование, столь необходимое для терпящего бедствие народного хозяйства и возникающей на обломках империи новой, пролетарской культуры.

Однако повысить образованность населения, особенно его творческой прослойки – интеллигенции, оказалось не так просто, тем более, что эта самая интеллигенция по всем концептуальным установкам большевиков классом, подобно пролетариату и крестьянству, не являлась и вообще считалась носителем буржуазно-националистической идеологии. Естественно, что даже спустя 20 лет после установления советской власти прослойка лиц с высшим образованием у коренного населения была мизерной: евреи – 57 чел. на 1000 населения, русские – 6,2, украинцы – 5,3, белорусы – 4,7. О том, что для решения этой серьезнейшей проблемы потребуется не одно поколение (особенно, когда речь идет о стране такой трагической судьбы), показала перепись населения 1989 года. Как известно, начиная с середины 40-х гг., евреи подвергались открытой дискриминации при приеме в ВУЗы. Число поступлений в институты молодежи славянского происхождения выросло к концу 80-х гг. в 20 раз, в то время, как еврейской – только в 10. И, тем не менее, число лиц с высшим образованием на 1000 населения старше 15 лет согласно последней советской переписи 1989 года по-прежнему остается трудно соизмеримым: евреи – 561, русские – 138, украинцы – 108, белорусы – 107.

Приведенные выше данные вполне объяснимы. Просто нужно знать, что в структуре населения СССР в 1926 г. городские жители составляли лишь 18%. И даже в 1939 г., после мощного 20-летнего процесса урбанизации, их было только 33%, то есть одна треть всего населения. Да и те, кто наполнил города новыми жителями, были, в основном, переселенцами из сельской местности. Естественно, евреи, почти исключительно представлявшие городскую цивилизацию, традиционно располагали более высоким уровнем образованности и общего развития, а потому и более высоким потенциалом для участия в науке, технике, культуре. Собственно, советская власть этим еврейским потенциалом воспользовались в полной мере. Вклад евреев в государственное и культурное строительство страны Советов чрезвычайно высок. Думается даже, что он по достоинству в историческом плане до сих пор так и не оценен. Более того, он мог бы быть еще более значительным, если бы не ряд обстоятельств, появление которых диктовались уже исключительно конъюнктурными соображениями.

Все дело в том, что в стране, впервые в истории сделавшей попытку построить совершенно иной тип государства из всех, известных до сих пор, «правила игры» как раз и диктовали выходцы из тех самых малообразованных слоев общества, которые составляли его большинство. И это обернулось для страны подлинной трагедией, ибо неминуемо должно было завершиться полным крахом. И завершилось. Заплатили Советы за свою хозяйственную беспомощность миллионами человеческих жизней, унесенных голодомором, насильственной коллективизацией, ликвидацией частной торговли и ремесленничества. Еще миллионы людей были раздавлены под колесами утверждающегося политического догматизма власти – «классовых врагов», царского офицерства, служителей культа, жертв раскулачивания, политических репрессий и депортаций. Спустя полтора десятилетия после возникновения этого нового общества, оно уже переродилось в свою противоположность, и вековая мечта человечества о всеобщей социальной справедливости очередной раз была погребена под честолюбием его лидеров и напластованием мелких людских страстей.

К несчастью, государство, которое создали большевики, изначально было замыслено как идеократическое, то есть такое, в котором общественный строй основан не на материальных интересах, а на идеях, тотально внедренных в сознание населения. Именно эти идеи и должны были, по мнению властных структур, доминировать в официально провозглашенной системе воззрений, объясняющих ценностные ориентиры жизни общества. В результате была создана система, когда человеческая личность нивелировалась и подгонялась под определенный, как правило, умозрительно созданный стандарт, а инакомыслие пресекалось со всей жестокостью победившей власти. В мыслительный процесс населения исподволь внедрялся догматизм, при котором человек уже просто не способен был критически воспринимать информацию, противоречащую усвоенным догмам и мнению авторитетов, слепая вера в которых также являлась одним из элементов укрепления власти.

Идеологическая система, на которой строилась внутренняя и внешняя политика идеократического общества, разделялась на отдельные элементы – идеологемы. Одной из основных идеологем пришедших к власти большевиков была диктатура пролетариата – такая форма политической власти, которая должна выражать интересы рабочего класса. В этом случае вся власть в государстве должна принадлежать пролетариату, а формой власти должна быть диктатура, реализуемая в виде власти компартии. В свою очередь, сама компартия и ее представители в органах власти комплектовались как раз за счет малообразованной массы пролетариев.

Другой идеологемой большевиков, существенно влиявшей на развитие творческой активности населения, являлась политика «коренизации кадров» (официальный термин в СССР в 1920-е годы), призванная сгладить противоречия между центральной властью и нерусским населением страны. Проводилась коренизация путём выдвижения на руководящие партийные и административные посты представителей местных национальных кадров различных уровней, которые также подбирались из пролетарской прослойки общества и, естественно, также не отличались высоким уровнем образованности и общего развития.

Как и во внутренней политике, в национальном вопросе большевики рубили с плеча. Шло это, скорее всего, от особенностей личности В.Ленина как политика, на которые еще в 1917 г. обратил внимание Г.Плеханов. В разговоре с писателем и философом Федором Степуном он поделился впечатлениями о психологии «вождя мирового пролетариата»: «Как только я познакомился с ним, я сразу понял, что этот человек может оказаться для нашего дела очень опасным, так как его главный талант – невероятный дар упрощения». Г.Плеханову вторит другой современник, заведующий издательством Коминтерна, погибший в Гражданскую войну, Владимир Лихтенштадт: «Ленин – маньяк, энтузиаст идеи, во имя которой готов погубить весь мир. Он действует на массу своей холодной, узкой, упрощенной логикой, с которой вколачивает в нее свои идеи». Следует в этом отношении отметить, что «дар упрощения», о котором говорит Г.Плеханов, вообще одна из характерных черт российского менталитета – способность идти по пути наименьшего сопротивления, не зная при этом, куда этот путь может вывести. Именно на легкую внушаемость толпы, на ее податливость в деле воплощения простых, не требующих глубокого восприятия идей, как правило, и рассчитывали большевистские пропагандисты.

Больше чем подъем национального самосознания, к которому может привести развитие образования и культуры, лидеров Советской России беспокоило становление научной интеллигенции и специалистов в различных областях знаний и хозяйственной деятельности. Духовная независимость и свободомыслие неизбежно подталкивали этих людей в лагерь тех, кто не готов бездумно увлекаться демагогическими лозунгами советской власти; кто во всем, что происходит в обществе, ищет первопричину; кто склонен к инакомыслию и сопротивлению. На протяжении всей истории советской власти можно отметить враждебность ее лидеров к интеллигенции, которую они презрительно именовали «прослойкой общества».

Борьба государства с собственной интеллигенцией – той самой, что выстрадала и совершила революцию, той, что составляла костяк соратников Ленина, – один из парадоксов в истории руководимой им партии. По мере укрепления власти большевиков их внутреннюю политику все больше и больше начинают определять люди, имеющие низкий уровень образования и общей культуры, лишенные инициативы догматики, прагматизм и цинизм которых не укладывается ни в какие рамки. Самодовольно утверждая, «мы университетов не кончали», захватившие власть «недоучки» уже с первых послереволюционных лет преследовали российскую интеллигенцию, устраивали над ней массовые расправы. Первая из них произошла в 1922 г., когда по прямому указанию В.Ленина из России были высланы десятки выдающихся ученых, писателей, артистов. Страна лишилась блестящих мыслителей – ярких, самобытных, неповторимых.

В свое время Оскар Грузенберг (на снимке), известный адвокат, защищавший евреев на многих судебных процессах, писал: «Жизнь чего-нибудь стоит только тогда, когда она не рабская». Большевики обрекли советскую интеллигенцию именно на такую рабскую жизнь, под страхом смерти подавляя ее волю и способность к самостоятельному мышлению. И в этой грязной работе мы видим руку «вождя мирового пролетариата». Вот что он писал И.Сталину 16 июля 1922 г. об ускорении высылки из страны представителей интеллигенции: «…Надо бы несколько сот подобных господ выслать за границу безжалостно. Очистим Россию надолго… Делать это надо сразу… Арестовать несколько сот и без объявления мотивов… Чистить надо быстро…».

Вот так: «сотнями», «сразу», «быстро» и «без объявления мотивов»!

Быстро сориентировавшись в обстановке, большевики определили своих противников и в беспартийной среде. Обратимся к положениям из постановления Политбюро ЦК ВКП(б) от 8 июня 1922 г. «Об антисоветских группировках среди интеллигенции», загоняющего ученых, специалистов и даже студентов в определенные рамки:

«Поручить ГПУ через аппарат Наркомвнудела произвести с 10.VI. перерегистрацию всех обществ и союзов (научных, религиозных, академических и проч.) и не допускать открытия новых обществ и союзов без соответствующей регистрации ГПУ. Незарегистрированные общества и союзы объявить нелегальными и подлежащими немедленной ликвидации…

Установить, что ни один съезд или всероссийское совещание спецов (врачей, агрономов, адвокатов и проч.) не может созываться без соответствующего на то разрешения НКВД. Местные съезды или совещания спецов разрешаются губисполкомами с предварительным запросом заключения местных отделов ГПУ (губотделов)».

«…Образовать комиссию из представителей Главпрофобра, ГПУ и представителей Оргбюро ЦК для разработки мероприятий по вопросам:
а) о фильтрации студентов к началу будущего учебного года;
б) об установлении строгого ограничения приема студентов непролетарского происхождения;
в) об установлении свидетельств политической благонадежности для студентов, не командированных профессиональными и партийными организациями и не освобожденных от взноса платы за право учения».

Причину страха и ненависти новых лидеров России к интеллигенции разгадал еще в 1923 г. упомянутый выше Федор Степун:

«Большевикам, очевидно, мало одной только лояльности, т.е. мало признания советской власти как факта и силы; они требуют еще и внутреннего принятия себя, т.е. признания себя и своей власти за истину и добро. Как это ни странно, но в преследовании за внутреннее состояние души есть нота какого-то извращенного идеализма. Очень часто чувствовал я в разговорах с большевиками… их глубокую уязвленность тем, что они, фактические победители России, все же остаются ее духовными отщепенцами. Что, несмотря на то, что они одержали полную победу над русской жизнью умелой эксплуатацией народной стихии, – они с этой стихией все-таки не слились, что она осталась под ними краденым боевым конем, на котором им из боя выехать некуда».

С мучительной болью и душевным надрывом воспринимал противоречия послереволюционного бытия М.Горький. В своих «Несвоевременных мыслях» он писал:

«Если я вижу, что политика советской власти «глубоко национальна», как это иронически признают враги большевиков, а национализм большевистской политики выражается именно «в равнении на бедность и ничтожество», – я обязан с горечью признать, что враги правы. Большевизм – национальное несчастье, ибо он грозит уничтожить слабые зародыши русской культуры в хаосе возбужденных им грубых инстинктов».

Страх перед свободомыслием, ненависть к инакомыслию, которые несла в себе интеллигенция, особенно представители творческих профессий, толкали «вождя всех народов» на массовые репрессии, даже в тех случаях, когда он заведомо знал, что они нанесут серьезный ущерб государству. Не случайно в народе ходила мрачная шутка, приписываемая Сталину: «Даже если бы Пушкин родился в ХХ веке, он бы все равно погиб в тридцать седьмом году».

А еще погром в среде творческой интеллигенции был почти наверняка порожден недоверием и подозрительностью, неизбежно перерастающих в страх, малообразованных лидеров сталинской империи перед теми, кто как раз таки «кончал университеты» и, во многом благодаря этому, отличался от них высокой духовностью. Можно даже сказать, что по этой же причине сталинский антисемитизм также не отличался особой оригинальностью: он являлся порождением психологической ущербности, которая развивается в руководителе перед лицом профессионально подготовленных и духовно богатых подчиненных. Неуверенность в себе лидеры обычно и подавляют грубым администрированием.

Для И.Сталина евреи, конечно же, являлись серьезным раздражителем, точнее, те их качества, о которых много позднее писал академик А.Д.Сахаров: «Меня… привлекала национальная еврейская интеллигентность, не знаю, как это назвать – может, духовность, которая часто проявляется даже в самых бедных семьях. Я не хочу сказать, что духовности меньше в других народах, иногда, может, даже и наоборот. И все же в еврейской духовности есть что-то особенное, пронзительное».

Если проследить результаты такой политики хотя бы до ХХ съезда КПСС, можно отчетливо проследить, как, в первую очередь, это проявилось в отставании СССР как раз в тех отраслях деятельности человеческого сообщества, которые были связаны с современным уровнем развития: от освоения новейших проявлений мировой культуры – живописи, музыки, зодчества и т.д. – до достижения мировых стандартов в науке и технике – вооружения, ракетостроения, кибернетики, космонавтики, психоанализа, генетики и т.д. Не располагая необходимым объемом знаний, Сталин в решении даже самых важных вопросов полагался на других, а в результате его решения зачастую носили чисто субъективный характер, поскольку он принимал их в зависимости от того, кому из своих подчиненных больше доверял. Самым трагическим образом это отразилось на подготовке к войне с Германией.

Маршал М.Тухачевский, опираясь на опыт Германии и Франции в Первой мировой войне, настаивал, в первую очередь, на создании, как минимум, 100 тысяч танков и дальнейшего развития авиации и артиллерии. Будущая война будет «войной моторов», доказывал он. Но это требовало тотальной милитаризации экономики, на что Сталин идти не хотел. Он доверился своему наркому обороны К.Ворошилову, о котором маршал Г.К.Жуков писал позднее, что это был человек «малокомпетентный, дилетант в военных вопросах». Ворошилов доказывал, что на российских просторах большего успеха можно, как и в годы Гражданской войны, добиться, используя мобильные кавалерийские части. Этот конфликт закончился репрессиями против крупнейших военачальников страны, включая М.Тухачевского, а для страны он вылился в колоссальные людские потери, несравнимые с потерями противника.

Михаил Тухачевский (1893–1937)

Число безвозвратных потерь советской армии в годы советско-германской войны 1941 – 1945 гг. составило 11,3 млн солдат и офицеров (3,0 из них погибли в плену), тогда как у немцев эта цифра – почти на 4 млн меньше (7,4 млн). Аналогичная картина и по числу раненых: 14,7 млн против 6,0 млн. Что касается гибели мирного населения, то она и вовсе приобрела характер геноцида: 20,0 млн у СССР против 2,2 млн у немцев.

Но когда ситуация в начале войны стала критической, Сталин тут же вспомнил о еврейских специалистах. Правда, кого-то пришлось вернуть из ГУЛАГа, кого-то из ссылки, но все же нашлись те, кто смог в самые кратчайшие сроки наладить военную промышленность и запустить в производство новейшие типы вооружений. Наркомом боеприпасов стал Борис Ванников, а наркомом строительства – Семен Гинзбург. Заместителями наркомов, конструкторами и руководителями крупнейших оборонных предприятий стали создатели танков Жозеф Котин и Исаак Зальцман, новых типов самолетов Семен Лавочкин, Михаил Гуревич и Соломон Сандлер, самоходных артиллерийских установок Лев Горлицкий и авиационных пушек Александр Нудельман… Список можно продолжить.

А в это же время на оккупированной территории в результате геноцида гибли миллионы евреев, и ни разу за всю войну сталинское Политбюро, заседая практически ежедневно, не только не приняло хоть каких-то мер по спасению хотя бы какого-то количества обреченных на гибель людей, но даже не обсудило этот вопрос.

Сочетание безграмотности и беззастенчивого спекулирования идеологической конъюнктурой в условиях репрессивного характера внутренней политики приводило к торжеству невежества на самом высоком уровне государственного строительства. Особенно это проявилось в послевоенные годы, когда «опустился железный занавес» и самоизоляция СССР и его сателлитов от мирового сообщества стала предметом международного противостояния. Общественные кампании проводились одна за другой. И все они носили характер борьбы с инакомыслием. В физике это была «борьба с идеализмом». Две науки были официально объявлены «буржуазными» – генетика и кибернетика. Торжество великодержавного шовинизма ознаменовало появление лозунга «приоритета русской науки». В области культуры шла столь же непримиримая борьба с «формализмом» в музыке и в изобразительном искусстве. Слова «лысенковщина» и «ждановщина» стали нарицательными.

Но тогда, когда необходимость в специалистах высокого класса приобретала стратегический характер, о евреях немедленно вспоминали. Даже в тех областях, куда им до этого вход был категорически запрещен. В послевоенные годы для создания ядерного оружия враз в одной компании были собраны крупнейшие физики-ядерщики страны, чьи имена произносятся ныне с благоговением: Юлий Харитон, Яков Зельдович, Лев Арцимович, Виталий Гинзбург, Исаак Кикоин. И они с блеском решили свою задачу. А в эти же дни в стороне от тех высоких заборов, за которыми в строгом секрете, изолированные от всего мира жили и творили эти люди, шла беззастенчивая травля остальных евреев страны, которых с целью конспирации называли «безродными космополитами». Да еще и цинично посмеивались над такой общественной системой: «Чтоб не прослыть антисемитом, зови жида космополитом».

Когда начались полеты в космос, двигатели для космических кораблей конструировал Семен Косберг, и одно из первых выражений, сорвавшихся с губ Юрия Гагарина после взлета, было: «Косберг сработал». Но в это же время уже существовали «запреты на профессии» для евреев и процентная норма при приеме в вузы для еврейских ребят, а сказочное слово «чудо-юдо» расшифровывалось как «еврейский юноша, поступивший на математический факультет московского университета».

Еврейские специалисты в решении вопросов народного хозяйства и возможной милитаризац ии страны при подготовке ее к участию в военных конфликтах, несомненно, могли бы принять более серьезное участие, чем приняли, но их уже с первых лет советской власти от решения таких вопросов все дальше и дальше отодвигали. Наибольшее значение в данном вопросе мог бы иметь еще и высокий уровень социальной мотивации, которым евреи как представители городской цивилизации всегда выгодно отличались. Но этого не случилось. Как национальное меньшинство, к тому же, не располагающее собственной национально-культурной автономией, евреи просто не входили в число тех, кто принимает решения. А ведь большевики знали, какую роль могло бы сыграть высокообразованное еврейское население.

Семен Косберг (1903–1965)

Еще в 1920 г. В.Ленин говорил: «Большое значение для революции имело то, что в русских городах было много еврейских интеллигентов. Они ликвидировали тот всеобщий саботаж, на который мы натолкнулись… Они спасли революцию в тяжелую минуту». Но уже в конце 1922 г. началось вытеснение евреев с командных высот. И тот же В.Ленин, по свидетельству Г.Зиновьева, заявил: «У нас на Украине слишком много евреев. К осуществлению власти должны быть привлечены истинные украинские рабочие и крестьяне». В 1920-е гг. борьба с оппозицией привела к тому, что евреи были постепенно вытеснены со всех более или менее значимых административных должностей. Это коснулось и самых крупных командных высот в государстве. Не случайно в те годы была популярной такая поговорка: «Моисей вывел евреев из Египта, а Сталин – из Политбюро».

В 1939 году Сталин в беседе с министром иностранных дел Германии Риббентропом заявил, что «ждет лишь того момента, когда в СССР будет достаточно своей интеллигенции, чтобы полностью покончить с засильем в руководстве евреев, которые на сегодняшний день пока еще ему нужны». После окончания войны Сталин, видимо, решил, что такого момента он дождался, и в ходе «борьбы с космополитизмом» началось беззастенчивое изгнание евреев практически из всех сфер деятельности. Теперь с их мнением можно было не считаться, даже просто учитывая их принадлежность к «лицам еврейской национальности», то бишь, к безродным космополитам.

Демонстративная или скрытая дискриминация (де-факто) евреев, запреты на профессии, ограничения при получении высшего образования и привлечения к «закрытым», а, следовательно, и наиболее важным с государственной точки зрения, отраслям производства, значительно снизило эффективность усилий государства в попытках достичь мирового уровня.

Как же могло случиться, что торжество откровенно реакционной национальной политики могло возобладать в стране, идеология которой ее со всей страстностью отвергала? Ответ на этот вопрос можно обнаружить в вышедшей в 1978 г. в Мюнхене книге Ивана Майстренко «Национальная политика КПСС». «Когда Сталин возглавил партийный аппарат, – пишет автор, – он увидел, что ему, как нерусскому, не удержать власть, если он не поддержит этот аппарат в его великодержавном национализме и нетерпимости к возрождению нерусских народов СССР». И Сталин, которого бывший советский дипломат Гр. Беседовский назвал «воплощением самого бессмысленного типа восточного деспотизма», сделал это.

Подчинив силой штыков народы бывших царских окраин и создав огромную империю, большевики породили особый, советский тип колониализма, а в попытках удержать власть под флагом так называемой интернационализации успешно русифицировали все нерусские народы. Тотальной русификации были подвергнуты и евреи, уязвимость которых усиливалась еще и тем, что они не располагали собственной национально-культурной автономией. Большевикам по отношению к евреям удалось осуществить свою стратегическую задачу – подвергнуть их ассимиляции.

В таких совершенно неприемлемых условиях и пришлось развиваться наиболее творчески активной, если можно так выразиться, элитной части еврейского населения, что и составило основной смысл пережитой евреями в СССР трагедии. Поэтому совершенно не случайно, что как только в результате очередной «оттепели» – на сей раз «горбачевской» – открылись «ворота на Запад», огромные массы еврейского населения «ушли» в эмиграцию. Только за 15 лет, с 1990 по 2005 гг., из стран бывшего СССР выехало 1 млн 463 тыс. евреев и членов их семей, в том числе 960 тыс. – в Израиль и 267,5 тыс. – в США. При этом каждый третий репатриант в Израиль старше 15 лет был с высшим или незаконченным высшим образованием (36,4%). Среди эмигрантов в США и в Германию этот показатель был еще выше – 60% и 72% среди лиц старше 18 лет соответственно.

«Удержать их, не пустить могли ли?», – спрашивала сама себя галахическая еврейка, поэтесса Римма Казакова в том стихотворении, с которого мы начали свой разговор, и сама же себе отвечала: «Дождь над Переделкиным дрожит. А на указателе: «К могиле Пастернака» выведено – «жид» ...

P. S.

Наполеону Бонапарту принадлежат слова, что от того, как государство относится к евреям, можно судить о его цивилизованности. В статье «О евреях», написанной еще в 1918 году, М.Горький писал: «Государство и общество берут у евреев все, что они могут дать, – ум, энергию, жизнь, – не давая им необходимейшего – возможности жить, учиться, свободно развивать свои богатые способности… Наиболее трудоспособные люди, евреи, наименее обеспечены в своих человеческих правах…» Попытку оценить словами М.Горького 70 лет советской власти в соответствии с критериями Наполеона оставим «за скобками»…

ПЕРЕЙТИ К СЛЕДУЮЩЕЙ СТАТЬЕ ВЫПУСКА №19