Яков Басин. Исторические книги, статьи, очерки.

Система взаимоотношений государства и его еврейского населения определяет содержание так называемого «еврейского вопроса» – социального явления, настолько специфичного и уникального, что оно нуждается в выделении из всего комплекса отношений государственной власти и национальных меньшинств. В основе уникальности – то особое место, которое занимает антисемитизм среди всех остальных форм ксенофобии.

Проблема эта имеет многовековую историю. В разных регионах она проявлялась и проявляется в различных реалиях, каждая эпоха вкладывала в нее свое конкретно-историческое содержание и своеобразие, каждая социально-политическая система видела в ней свой смысл. Не является исключением и 70-летнее правление большевиков на территории бывшей Российской империи.

Советская власть, представляя из себя беспрецедентный по жестокости диктаторский режим, декларировала, тем не менее, защиту «угнетенных классов» и утверждение всеобщей социальной справедливости. Превращение ее из системы, осуждавшей антисемитизм и утверждавшей самобытность еврейского народа, в систему, исповедовавшую осужденный историей государственный антисемитизм и фактически уничтожившую еврейскую национальную культуру на всей территории СССР, – одна из самых парадоксальных страниц современной истории.

Однако при внимательном рассмотрении вопроса выясняется, что в целом такое развитие событий не было случайным стечением обстоятельств или влиянием чисто субъективных факторов, таких, например, как личный антисемитизм Сталина, хотя и это сыграло определенную роль. Окончательное решение «еврейского вопроса» в той или иной форме было заложено в идеологии большевистского режима как режима тоталитарного по своей сути, что делало его по форме и содержанию идентичным режиму гитлеровскому. Более того, иногда в основополагающих документах коммунистов, в том числе в работах так называемых классиков марксизма-ленинизма, положения, касающиеся судеб еврейского народа, вполне определенно назывались своими именами.

Сознательная замена бытовавшего веками религиозного антисемитизма расовым одновременно привела режимы, установленные в СССР и Германии, к примерно идентичной концепции окончательного решения «еврейского вопроса», что самым трагичным образом отразилось и на судьбе белорусского еврейства.

Большевизм – специфическое порождение российского революционного движения, его крайне радикальная, экстремистская форма. Несмотря на то, что меньшевизм (сначала как политическое течение, а после революции и как самостоятельная политическая партия) прекратил свое существование еще в 1924 г., большевизм публично декларировал себя вплоть до ХIХ съезда ВКП(б) в 1952 г., когда само слово «большевики» в названии партии было наконец упразднено.

Как социальный феномен большевизм проявил себя во множестве достаточно характерных особенностей, которые привели к ряду серьезных деформаций в советском обществе. Некоторые из них прямо коснулись еврейского населения. В частности:

– ФОРСИРОВАННОЕ ДОСТИЖЕНИЕ ВСЕОБЩЕГО РАВЕНСТВА, что привело к физическому и духовному геноциду, нивелирующему классовые и сословные различия значительных групп населения и целых слоев общества, включая отдельные национальные меньшинства (этноцид);

– СИЛОВОЕ РЕШЕНИЕ СОЦИАЛЬНЫХ ПРОБЛЕМ, что привело к появлению нелегитимных форм государственной власти и грубейшим нарушениям законности, включая массовые репрессии;

– ПОПЫТКА УДОВЛЕТВОРЕНИЯ СОЦИАЛЬНЫХ ЖЕЛАНИЙ НАСЕЛЕНИЯ В СТРАНЕ, НЕПОДГОТОВЛЕННОЙ К ЭТОМУ ЭКОНОМИЧЕСКИ, что привело к навязыванию народу минимизированных индивидуальных и общественных потребностей;

– ОТРИЦАНИЕ ДУХОВНОГО ПЛЮРАЛИЗМА И УТВЕРЖДЕНИЕ В СТРАНЕ ИДЕОЛОГИЧЕСКОГО МОНОПОЛИЗМА, что привело к упразднению всех небольшевистских партий и общественных организаций;

– ИСКОРЕНЕНИЕ РЕЛИГИИ КАК ПЕРЕЖИТКА ПРОШЛОГО, что привело к государственной поддержке атеистической пропаганды и запрету религиозной, к торжеству воинствующего атеизма.

Претворение большевиками этих принципов в жизнь было бы невозможно без установления в стране тоталитарного режима. Среди его антидемократических акций едва ли не на первое место по своему общественно-политическому значению выдвинулся тотальный контроль над всей системой образования и всеми формами пропаганды (как государственными, так и общественными), а также идеологическая изоляция страны.

По существу, Октябрьский переворот 1917 г., приведший большевиков к власти, явился переворотом контрреволюционным: он положил начало созданию уголовно-террористического государства фашистского типа, главной особенностью которого стала жесточайшая централизация. Одним из первых, кто именно так оценил характер создаваемого в СССР режима, был крупный советский дипломат, историк С.Дмитриевский, попросивший в свое время за границей политическое убежище. За два года до прихода к власти в Германии национал-социалистической партии, он в книге «Сталин» (Стокгольм, 1931) написал: «Сталинская власть – власть национал-коммунистическая».

Доминирующая роль партии во всех сферах жизни способствовала тому, что провозглашенная революцией власть Советов оказалась фикцией, ибо не могла власть называться советской, когда она на всех уровнях прямо зависела от соответствующих партийных комитетов. Исполняя решения партии, Советы сами по себе реальной властью не располагали, поэтому, говоря о «советской власти», мы на самом деле имеем в виду власть партийную.

Фактически, заложив все основные принципы и методы руководства еще в условиях военно-революционной диктатуры, партия до последних дней своего существования так и не нашла в себе силы от них отойти. Используя исключительно тоталитарные и административные методы руководства (а иное в условиях унитарного, бюрократически централизованного государства просто невозможно), центральные и местные органы власти в СССР переносили их и на решение национальных проблем, включая «еврейский вопрос».

В стране в течение нескольких десятилетий искусственно форсировались процессы интернационализации и интеграции, что неизбежно приводило к резкому замедлению процессов национального развития. Недооценка властями стремления народов к становлению национального самосознания и сохранению национальной самобытности самым драматическим образом отразилась на судьбе всей политической системы, выстраиваемой большевиками.

Сводя суть всех проблем к так называемому «классовому подходу», большевики утверждали, что с преодолением классового антагонизма и провозглашением политического самоопределения народов будет преодолен и антагонизм в межнациональных, межэтнических и межконфессиональных отношениях. Загоняя силой население громадной страны в единую коммуну, большевики были уверены, что устанавливают демократизм в национальном вопросе. Но поскольку при этом они не учитывали особую устойчивость стереотипов подозрительности и недоверия в национальной психологии, выстроенная ими политическая система оказалась ущербной.

Возникающие каждый раз всё новые и новые проблемы власть в силу присущего ей догматизма решала простым и единственно доступным ей образом: насилием и репрессиями. Решение вопроса национального равноправия при этом отодвигалось на неопределенное время, уже существующие национальные автономии ликвидировались, а непокорные народы подвергались репрессиям и невиданным депортациям. Так на территории громадной державы устанавливалась политика государственного терроризма, принимавшего по отношению к отдельным категориям населения (офицеры царской армии, дворянство, помещики, священнослужители, казачество, зажиточное крестьянство) характер геноцида.

«В истории трудно найти пример реакции, которая не была бы окрашена антисемитизмом, – писал в свое время Л.Троцкий. – Этот особенный закон целиком и полностью подтверждается в современном Советском Союзе... Как может быть иначе? Бюрократический централизм всегда был для шовинизма путем наименьшего сопротивления».

Среди 14 видов преступлений советской власти, за которые большевизм не должен уйти от ответственности, академик А.Н.Яковлев назвал и те, которые носят специфически «еврейский» характер: «уничтожение иудейских синагог, молельных домов, расстрелы священнослужителей» и «организация расистских процессов (против Еврейского антифашистского комитета, «космополитов-антипатриотов», «врачей-убийц»), направленных на разжигание межнациональной розни, на возбуждение низменных инстинктов и предрассудков.

Силовое решение «еврейского вопроса» во все века являлось одним из основных факторов становления и развития экспансионистских режимов, пытающихся перестроить мир, подгоняя его под собственную, заранее спланированную (чаще всего умозрительно) модель. В этом отношении германский нацизм мало чем отличался от большевизма, в результате чего начатый Гитлером геноцид еврейского населения на занятых Германией территориях Европы едва не был завершен Сталиным в масштабах всей большевистской России.

Советская Белоруссия в силу небольших размеров и чрезвычайно важного геополитического положения стала одним из наиболее серьезных полигонов для отработки форм и методов большевизма, особенно в вопросах национального строительства. Становление национального самосознания народов смертельно опасно для любого тоталитарного общества. Нивелирование национальных черт, борьба с любыми проявлениями национально-культурной автономии стали едва ли не основной задачей большевизма, поставившего целью создать новый тип человеческого сообщества – «советский народ». И в этом отношении евреи, не имеющие своей национальной государственности, были, пожалуй, главным объектом большевистской экспансии.

Следует сделать и особую оговорку относительно понятия «советская Белоруссия», которое не было однозначным за те 74 года, что существовала диктатура большевистской партии. Созданная 1 января 1919 г. независимая Социалистическая Советская Республика Беларусь просуществовала всего один месяц, после чего на карте бывшего Северо-Западного края России возникла Литовско-Белорусская ССР. Но и это образование оказалось недолговечным, и 18 марта 1921 г. Рижский договор разделил Беларусь между Россией и Польшей, и то, что тогда называлось Белорусской ССР, было неким небольшим государственным образованием, занимающим часть территории бывшей Минской губернии площадью 52,5 кв. км. и имеющим население около 1,5 млн. чел.

В марте 1924 г. произошло первое укрупнение БССР. Тогда в нее вошла значительная часть Витебской и Гомельской губерний, в результате чего территория возросла вдвое, а население достигло 4,2 млн. чел. С ликвидацией Гомельской губернии в декабре 1926 г. БССР получила еще около 0,5 млн. населения. Самое серьезное пополнение Белоруссия получила после так называемого Четвертого раздела Речи Посполитой (Польши) в сентябре 1939 г.: тогда ее территория увеличилась более чем на 100 тыс. кв. км., а население – на 4,5 млн. чел.

Все эти территориальные преобразования фактически завершили собирание всех земель с преимущественно белорусским населением как титульной нации. Поэтому, говоря о решении на этих территориях «еврейского вопроса», следует помнить, что чисто географически они (территории) не всегда при этом совпадали с Беларусью в ее нынешних границах и могли на то время быть в ее составе.

Руководство республики в течение всего периода монопольной власти большевиков никогда не имело самостоятельного значения и почти полностью зависело от воли Кремля, взявшего на себя решение всех серьезных проблем и установившего жесткий диктат не только в вопросах стратегических, но и в тактических. По мере становления тоталитаризма Центр все больше и больше подминал под себя регионы, не оставляя им никакой свободы для проявления инициативы.

Для Белоруссии своеобразным показателем такой ситуации является следующий факт: в период до 1953 г. (до смерти Сталина) все руководители республики (то есть первые секретари ЦК компартии) были ставленниками Москвы (за 35 лет их сменилось 13 человек), причем только один был представителем титульной нации – белорусом. Практически все они были кремлевскими марионетками, исполнявшими любые, даже самые преступные, приказы сталинского Политбюро. Сам Сталин не ценил никого из этих людей, устраивал кадровую чехарду и, в конечном итоге, большинство из них уничтожил.

Как и в дореволюционные годы, крупные массы еврейского населения проживали в СССР большим компактным анклавом в бывшей черте оседлости, одним из регионов которой была Белоруссия. В середине 20-х годов (данные 1926 г.) в БССР проживало 407 тысяч евреев, что составляло 15,7% всего еврейского населения СССР, причем по отношению к общему количеству населения республики эта цифра составила 8,2% (для сравнения, в Украине – 5,4%, в России – 0,5%). В Белоруссии евреи составляли значительную часть городского населения – 40,2% (для сравнения, в Украине – 22,7%, в России – 3,1%).

В России евреи веками были одной из наиболее дискриминируемых групп населения. Эту печальную традицию невозможно было изменить в исторически короткий промежуток времени. После революции 1905 года еврейские партии и общественные организации не раз ставили вопрос о предоставлении еврейскому населению России национально-культурной автономии, противопоставляя свою программу сильным и многочисленным сионистским партиям, но решения эта проблема до революций 1917 г. так и не нашла.

Февральская революция коренным образом изменила характер отношений российского государства и его еврейского населения. Уже на следующий день после отречения Николая II от престола председатель Государственной думы М.Родзянко и министр-председатель Временного правительства Г.Львов подписали декларацию, которой новая власть объявляла, что одной из ее целей является «отмена всех сословных, вероисповедных и национальных ограничений». Еще через три недели, 20 марта 1917 г., было принято постановление, опубликованное в №15 «Вестника Временного правительства», которое, в частности, гласило:

«Исходя из незыблемого убеждения, что в свободной стране все граждане должны быть равны перед законами, что совесть народа не может мириться с ограничениями прав отдельных граждан в зависимости от их веры и происхождения, Временное правительство постановило: все установленные действующими узаконениями ограничения в правах российских граждан, обусловленные принадлежностью к тому или иному вероисповеданию, вероучению или национальности, отменяются».

Евреи как самостоятельная категория граждан особо в этом постановлении не упоминались. Сделано это было умышленно, учитывая просьбу политического бюро при еврейских депутатах Думы, но после опубликования перечня статей российских законов и распоряжений, утративших силу, выяснилось, что 140 из них, которые в царской России так или иначе ограничивали права евреев, оказались отмененными. В частности, были ликвидированы все запреты, связанные с существованием черты еврейской оседлости, отмена которой формально состоялась еще в 1915 г. Была упразднена процентная норма при приеме евреев в учебные заведения. Они обрели возможность занимать любые должности в армии, гражданской администрации, судебных органах.

Активное участие евреев в службе в царской армии стало для России подлинной сенсацией. Уже летом 1917 г. в Киеве в офицеры был произведен 131 еврей, окончивший ускоренный курс Киевского Константиновского военного училища, и 160 евреев-юнкеров в Одессе. Стали возникать еврейские воинские подразделения союза евреев-воинов, действовавшие на всех фронтах Первой мировой войны и во всех воинских гарнизонах. Они выступили с протестом против юдофобской пропаганды в армии и в ряде городов создали отряды еврейской самообороны. Когда в конце июня был создан и послан на фронт ударный юнкерский батальон, в его составе из 140 воинов было 25 евреев.

Вопрос об экстерриториальной автономии евреев правительство Керенского обещало вынести на рассмотрение Учредительного собрания. Еврейские же лидеры в свою очередь выдвигали идею созыва отдельного учредительного собрания евреев России. Особую активность в лоббировании политических вопросов проявляли вышедшие после Февраля из подполья партии и общественные организации, подвергавшиеся до этого преследованиям, в первую очередь – Бунд и сионисты.

В короткий период с февраля по октябрь 1917 г. в России возникло множество различных еврейских культурно-просветительских, медицинских и спортивных организаций. Были открыты десятки детских садов, начальных и средних школ, педагогических училищ с преподаванием на идише и иврите. В Москве возник первый в мире профессиональный театр на иврите – «Габима». Начало издаваться более 50 еврейских периодических изданий.

В 1917 г. на территории Белоруссии в кратчайшие сроки возникла широкая сеть еврейских учебных заведений, были основаны филиалы общества «Тарбут» («Культура»). После того как был отменен запрет на печать с использованием еврейских шрифтов, введенный во время Первой мировой войны, стали выходить еврейские газеты и открылись еврейские издательства. В Минске начали выходить на идише газеты: «Дос идише ворт» («Еврейское слово», еженедельник), ежедневная «Дер векер» («Будильник»), легальная сионистская «Дер ид» («Еврей»), а с января 1918 г. – «Товарищ» (на русском языке) и сионистская «Дер идишер солдат» («Еврейский солдат»).

Принятая в июле I съездом Советов резолюция о праве национальных меньшинств на самоопределение положила начало массовому созданию еврейских общин нового типа – объединение евреев в них должно было происходить без учета их отношения к религии. Возглавляться такие общины должны были Советами, избираемыми на основе всеобщего голосования. Началась выработка программы Всероссийского еврейского съезда. На предварительную конференцию, открывшуюся в Петрограде 16 июля, были приглашены представители политических партий и делегации 13 городов, в том числе Минска, Гомеля, Витебска и Бобруйска (выборы делегатов съезда были назначены на декабрь 1917 г.). На выборах в Учредительное собрание большинство еврейских партий выставило единый «Национальный еврейский список».

Евреи стали появляться на государственных постах, хотя от участия в правительстве всячески уходили. Известные деятели общественного движения Л.Брамсон, М.Винавер, Ф.Дан и М.Либер отказались от министерских постов, но тем не менее целый ряд евреев – представителей различных партий – в работе многих правительственных структур принимали активное участие. Председателем влиятельного Петроградского совета стал Л.Троцкий, председателем ВЦИК – А.Гоц. Евреи возглавили думы в целом ряде городов, в том числе в Москве (эсер О.Минор) и в Минске (член ЦК Бунда А.Вайнштейн). На состоявшихся в ноябре 1917 г. выборах в Учредительное собрание в единый национальный список вошли 7 человек, в том числе Ю.Бруцкус (от Минска) и Я.Мазе (от Могилева).

Октябрьский переворот 1917 г. большинство еврейских общественных организаций и партий не приняли, расценив его не более чем как «солдатский заговор» и очень быстро разобравшись в том, в какой хаос оказалась ввергнутой Россия. Но большевики, занятые укреплением собственной власти, на первых этапах государственного строительства почти не обращали внимания на своих политических оппонентов еврейского происхождения, тем более что те практически все были социалистической ориентации. Даже идеи национально-культурной автономии, ожесточенно оспариваемые большевиками в дореволюционный период, не встречали противодействия, и в еврейских комиссариатах было достаточно работников, уже в 1918 г. вынашивающих идею создания местных еврейских советов «для укрепления советской власти и борьбы с национальной буржуазией».

Более того, когда в середине 1918 г. (с 30 июня по 4 июля) в Москве прошел Первый съезд еврейских общин, возникших еще до октябрьских событий 1917 г., одну из задач избранное им Центральное бюро еврейских общин видело в создании предпосылки для учреждения еврейской национальной автономии. Однако по мере укрепления советской власти Еврейский комиссариат (Центральный комиссариат по еврейским национальным делам), главной задачей которого было установление «диктатуры пролетариата на еврейской улице», с целью монополизации власти специальным декретом ликвидировал Центральное бюро и объявил о закрытии всех общин на местах. С этого, собственно, и началась активная борьба властей Советской России с собственным еврейским населением, прерванная на первом же этапе начавшейся Гражданской войной.

С первых же дней после захвата власти большевики стали активно бороться с бытовым и организованным антисемитизмом, чем сразу же привлекли на свою сторону еврейские массы. Борьба эта приобрела характер классовой: не случайно подписанный В.Лениным летом 1918 г. Декрет Совета Народных Комиссаров о пресечении в корне антисемитского движения объявлял «антисемитское движение и еврейские погромы гибелью для дела рабочей и крестьянской революции». Антисемитизм объявлялся контрреволюционным действием, а меры ответственности, которые устанавливал этот декрет, вполне соответствовали эпохе военного коммунизма: «Погромщиков и ведущих погромную агитацию предписывается ставить вне закона».

Эту политику проводила и Красная Армия, фактически спасавшая евреев в годы Гражданской войны от кровавых белогвардейских погромов. (Еврейские погромы, которые прокатились по всему ходу Первой конной армии в ноябре 1920 г. в Белоруссии и Украине, не являются характерными и скорее представляют исключение из правил.) «Позор проклятому царизму, мучившему и преследовавшему евреев! Позор тем, кто сеет вражду к евреям!» – восклицал В.Ленин в специальной речи «О погромной травле евреев», произнесенной в 1919 г. в Центропечати граммофонной записи.

В дореволюционной России XIX – начала ХХ вв. межэтнические и межнациональные конфликты отличались скорее религиозным, чем расовым характером, а в результате, например, евреи, принявшие христианство в качестве единственной религии, обретали все права гражданства, и их уже не касались дискриминационные меры, которые испытывало на себе все остальное население империи. С развитием сначала в Советской России, а потом и в Германии тоталитарных режимов началась массовая и, по большей части, насильственная секуляризация народных масс, изменившая характер межнациональных конфликтов: они начали всё более и более приобретать характер расовых, когда уже имело значение не вероисповедание, а количество «инородной» крови, текущей в организме человека.

Октябрьская революция, уравняв в законодательном порядке все народы России, в национальной политике допускала целый ряд сначала негласных, а потом и вполне открытых ограничений и даже репрессивных мер, включая в отдельных случаях даже массовые депортации нацменьшинств. С укреплением власти и обретением ее лидерами ощущения полной безнаказанности в действиях эти меры всё больше и больше приобретали характер геноцида. В значительной степени подобные откровенно неконституционные меры коснулись и еврейского населения, над которым и без того довлели традиции и общественные стереотипы прошлых столетий, а также вполне реальный и весьма ощутимый гнет бытового (общественного) антисемитизма.

Став полновластными хозяевами огромной многонациональной страны с различным общественным и религиозным укладом, большевики уже в первые дни столкнулись с проблемами межнациональных, межэтнических и межконфессиональных отношений. «Еврейский вопрос» оказался самым жгучим: погромы уже в первые годы советской власти унесли сотни тысяч жизней, и поэтому антисемитизм стал для советской власти синонимом контрреволюции.

Советская власть, отметив особую важность борьбы с антисемитизмом, призвала «трудовой народ социалистической России всеми средствами бороться с этим злом». Именно так и было сказано в подписанном В.Лениным упомянутом выше декрете Совнаркома РСФСР от 27 июля 1918 г. Этот декрет, по сути дела, создал исторический прецедент, когда закон был принят не против вообще расовой или национальной дискриминации, а в защиту лиц одной определенной национальности. Тем самым власти официально признавали, что судьба евреев носит некий специфический характер, что их жизнь отличается от жизни других народов и требует некоего особого к себе отношения, в том числе социальной защиты, в которой другие народы не нуждаются.

Однако логически эта мысль не была доведена до конца и нивелировалась следующим утверждением, приравнивающим антисемитизм, несмотря на всю его неординарность и многовековую историю, ко всем остальным формам национальной ксенофобии: «всякая травля какой бы то ни было нации недопустима, преступна и позорна».

Декрет нес на себе четкую печать классового подхода («еврейский буржуа нам враг не как еврей, а как буржуа; еврейский рабочий нам брат») и был не более чем одним из актов законодательства военного времени («национальная вражда ослабляет наши революционные ряды»). Но в жизни он не успел сыграть сколько-нибудь серьезной роли: слабость центральной власти не давала возможности применять его в том объеме, в котором он должен был бы применяться, учитывая силу порожденной безвременьем погромной волны. Представление о его исключительной остроте, бытующее в литературе, не соответствует действительности хотя бы потому, что официально это был даже не декрет правительства, а некое сообщение «От Совета Народных Комиссаров», опубликованное в газете «Известия». Регламентирующая его часть и вовсе состояла из двух фраз и никоим образом не определяла мер, которые следовало бы применять к преступникам: «Совнарком предписывает всем Совдепам принять решительные меры к пресечению в корне антисемитского движения. Погромщиков и ведущих погромную агитацию предписывается ставить вне закона».

Фактически это было не более чем воззвание правительства, обращенное к населению и местным органам власти. По мере того как Гражданская война сбавляла обороты и число еврейских погромов пошло на убыль, «декрет» этот терял актуальность, а вскоре и вовсе утратил силу. При выработке первого советского Уголовного кодекса (1922) о нем даже не вспомнили. Пропаганда антисемитизма и ответственность за антисемитские акции были поглощены всеобъемлющим положением о «возбуждении национальной вражды и розни».

О том, что такое положение не было случайным, свидетельствует такой факт: за все последующие годы, вплоть до настоящего времени, ни в Уголовный кодекс, ни в одно другое законодательство СССР и БССР никакие специальные статьи о преследовании за антисемитизм включены не были.

Насколько же разительным было в этом отношении Послание патриарха Тихона к чадам Православной церкви, опубликованном 21 июля 1919 г.! В отличие от лидеров большевиков этот их идеологический противник четко понимал весь трагизм положения и катастрофические последствия антисемитизма для душевного здоровья нации.

«… Вся Россия – поле сражения! Но это еще не всё. Дальше еще ужаснее. Доносятся вести о еврейских погромах, избиении племени, без разбора возраста, вины, пола, убеждений… Православная Русь, да идет мимо тебя этот позор. Да не постигнет тебя это проклятие. Да не обагрится твоя рука в крови, вопиющей к Небу. Не дай врагу Христа, Диаволу, увлечь тебя страстию отмщения и посрамить подвиг вместо исповедничества, посрамить цену твоих страданий от руки насильников и гонителей Христа. Помни: погромы – это торжество твоих врагов. Помни: погромы – это бесчестие для тебя, бесчестие для Святой Церкви!..»

Каким же диссонансом выглядит Приказ РВС Западного фронта №1009 о борьбе с бандитизмом и дезертирством от 27 мая 1921 года, в котором нашлось место всем: «врагам трудового народа», которые «не хотят признать себя побежденными», а потому «создают разбойничьи шайки… разрушают народное достояние, насилуют и убивают мирных жителей»; войскам, которые «из-за бандитов Советская власть вынуждена держать в деревнях»; «оперативной кампании по борьбе с бандитизмом»; расстрелу, которому будут подвергаться бандиты и все, уличенные в пособничестве им; необходимости всем бандитам немедленно «сдать оружие и принести полное покаяние»… Одного только не было в этом приказе: в нем ни разу не упомянуто слово «еврей», хотя от погромов страдало почти исключительно еврейское население.

Еврейским погромам эпохи Гражданской войны, беспрецедентным по числу жертв и жестокости в истории России, а потому кажущимся совершенно иррациональными, историки не раз пытались дать хоть какое-то разумное объяснение. Октябрьский переворот и последующие за этим события создали у населения обстановку тревоги и страх перед грядущими испытаниями. Попытка найти логику в поведении властей и всех противоборствующих сил основывалась главным образом на слухах, которые в свою очередь порождали новые слухи, а ощущение опасности заставляло искать источник ее, что, в конечном итоге, заканчивалось чудовищным взрывом ксенофобии.

«Погром» – первое слово русского лексикона, ставшее интернациональным. Теперь оно вошло в словари многих языков.

Погром… Американский историк Семен Резник в книге «Вместе или врозь?» дал исчерпывающую характеристику этому явлению российской истории:

«Погром – это не только разбитые дома и разграбленные магазины, вспоротые перины и животы беременных женщин, проломленные черепа и горящие синагоги, разодранные и втоптанные в грязь священные свитки. Погром – это вопли страха и отчаяния, тонущие в глумлении и хохоте пьяного разгула. Погром – это пиршество вседозволенности, наглое торжество грубой силы, попрание всех табу, какие наложили на человечество тысячелетия развития культуры и цивилизации. Это возврат к пещерности, к косматости и клыкастости внезапно проснувшихся атавизмов, отбрасывающих нормальных, добропорядочных, благодушных обывателей к животному состоянию недочеловеков. Жертвы погрома – не только те, кого громят, но и еще в большей мере те, кто громит, ибо первые теряют имущество, близких, иногда жизнь, а вторые – человеческий облик».

В 1919-1921 гг. в Белоруссии большинство волнений проходили под лозунгами «Бей жидов и коммунистов» и «Бей жидов – долой коммуну». Для событий, которым толпа не могла дать логического объяснения, произвольно находился «виновный», ответственный «за всё». Естественно, что, в соответствии с исторической традицией, ответственными «за всё» становились евреи.

Безусловно, еврейские погромы первых послеоктябрьских лет несли на себе следы тех погромов, которые совершались в царское время, заложив основу этой бесчеловечной традиции – искать виновного в происходящих событиях в среде иноверцев и инородцев, традиции, истоки которой лежат в специфической антиеврейской политике властей недавнего прошлого. Вот как это характеризует С.Резник:

«Нельзя… снять с центрального правительства нравственной ответственности за происшедшие [речь идет о кишиневском погроме 1903 г.]… избиения и грабежи. Я считаю наше правительство виновным в покровительстве, оказываемом им узко-националистической идее; в недальновидной и грубой по приемам политике его по отношению к окраинам и инородцам; в том, что эта политика поддерживала и возбуждала среди отдельных народностей взаимное недоверие и ненависть, и в том, наконец, что власть, потакая боевому лжепатриотизму, косвенно поощряла те дикие его проявления, которые… моментально исчезают, как только правительство открыто заявит, что погром на почве национальной розни есть преступление, за допущение которого ответит местная администрация».

В 1919 г., предчувствуя бойню, которая неизбежно возникнет в ходе братоубийственной Гражданской войны, и понимая, что из гражданского ни в чем не повинного населения первыми пострадают евреи, великий патриот России и не менее великий защитник еврейского народа Максим Горький начал свое воззвание к русскому народу следующим словами:

«Сейчас снова в душе русского человека назревает гнойный нарыв зависти, ненависти бездельников и лентяев к еврейскому народу, живому, деятельному, который потому и обгоняет тяжелого русского человека на всех путях жизни, что умеет и любит работать.

Я знаю – вы скажете: «Ага, он опять защищает евреев. Ну, конечно, подкуплен!» Да, подкуплен, но не деньгами. Еще не напечатаны те деньги, которыми меня можно подкупить. Но давно, уже с детских лет, меня подкупил маленький древний народ еврейский своей стойкостью в борьбе за жизнь, своей неугасимой верой в торжество правды – верой, без которой нет человека, а только двуногое животное. Да, евреи подкупили меня своей умной любовью к детям и работе, и я сердечно люблю этот крепкий народ, которого все гнали и гонят, все били и бьют, а он живет, украшая прекрасной кровью своей этот мир, враждебный ему…»

Но никто – ни М.Горький, ни даже В.Ленин – не были услышаны. Массовые бесчинства унесли десятки и десятки еврейских жизней.

Анализ еврейских погромов 1919-1921 гг. на территории бывшей Российской империи позволяет сделать вывод, что по своей глобальности они носили характер геноцида: евреев убивали (в некоторых населенных пунктах – тотально) не за то, что они были в чем-то виноваты, а по самому факту их существования. Особый характер этих погромов еврейские лидеры смогли оценить уже в те дни. В меморандуме, который еврейские общины представили генералу А.Деникину, говорилось: «Во всех местах… произошло и сейчас происходит более или менее окончательное уничтожение еврейского населения». Уже в наши дни о том же написал израильский историк А.Гринбаум: «В некоторых отношениях, в особенности с тех пор как убийства стали иногда осуществляться как разновидность «национального долга», без обычных грабежей, – они сопоставимы с Холокостом».

Этническое насилие всегда обретает массовые формы в периоды, когда слабеет или испытывает кризис центральная власть. Было бы трудно предполагать, что в стране, раздираемой жестокими военно-политическими, экономическими и социальными конфликтами, не возникли конфликты национальные. Для регионов, где еврейские погромы за последние несколько десятилетий перед Октябрем стали совершенно обыденным делом и практически никак не подавлялись властями, население могло найти только такую форму погашения нарастающего чувства душевного дискомфорта. И происходило это так, как обычно бывало в истории: сначала инициатива шла «сверху», и погромы проводились силами армии и боевых отрядов, потом она уже находила отклик и «снизу» – в погромы вовлекался плебс. Поэтому и получило это явление истории название «погромного движения».

Еврейские погромы начались уже весной 1918 г. Их устраивали отряды Красной Армии, отступавшие с Украины под натиском немцев. Шли они под лозунгом «Бей жидов и буржуев». Были такие случаи и на территории Белоруссии: в 1918 г. красногвардейцы отряда «Первого полка имени Ленина» устроили погром в Сураже Витебского уезда.

После установления на Украине власти Директории во главе с С.Петлюрой погромы достигли апогея. По данным комиссии Международного Красного Креста, только за период с декабря 1918 г. по август 1919 г. петлюровцы убили около 50 тысяч человек. 15 февраля 1919 г. в Проскурове (ныне – г. Хмельницкий) после неудачной попытки большевистского переворота за 4 часа было вырезано 1650 евреев, при этом убийцам было запрещено грабить.

Точных данных о количестве погибших по время еврейских погромов в годы Гражданской войны нет. Максимальные цифры при оценке людских потерь приближаются к 200 тысячам человек. Около 300 тысяч детей остались сиротами. Более чем в 700 городах и местечках вся или почти вся еврейская собственность была разграблена или уничтожена.

Учитывая массовость и масштабность происходящих погромов, Политбюро ЦК РКП(б) 18 июня 1920 г. приняло постановление о создании Еврейского общественного комитета по оказанию помощи пострадавшим от погромов (Евобщестком).

В Белоруссии всю «эпопею погромов» принято делить на четыре этапа.

ПЕРВЫЙ этап связан с польской оккупацией 1919-1920 гг. Наиболее массовыми стали погромы в Минске, Борисове, Бобруйске, Слуцке, Несвиже, Койданове, Столбцах, Узде. Евреев подвергали унижению, глумились над религиозными чувствами. История сохранила множество примеров, когда осквернялись синагоги, уничтожались свитки Торы, молящимся старикам отрезали бороды, их заставляли в субботние дни совершать тяжелые работы и т.д. Случалось, еврейское население подвергалось поголовной порке. К счастью, число человеческих жертв «польских» погромов было небольшим, репрессии проводились «выборочно».

Уже один из первых погромов получил международную огласку. 5 апреля 1919 г. в Пинске польские легионеры арестовали участников собрания местной сионистской организации, которые собрались для того, чтобы распределить полученную из США материальную помощь. Почти всех арестованных (их было не то 35, не то 37) вывели на рыночную площадь и расстреляли. История попала в прессу со слов прибывшего в город представителя американской еврейской общественности.

Более сильными оказались погромы при отступлении польских войск летом 1920 г.: они сопровождались тотальным грабежом и вывозом еврейского имущества, угоном скота. Уход польских частей завершался поджогами местечек, еврейских кварталов городов, уничтожением того, что нельзя было вывезти. К примеру, в Койданово (ныне – г. Дзержинск) поляки сожгли 217 частных домов, 5 синагог, 90 лавок. Итог погромов и грабежей в Слуцке и Слуцком уезде (где громили, кстати, не только еврейское население): подожжено 819 хозяйств, угнано 1477 лошадей, 7 жеребят, 2265 коров, 2199 овец, 974 свиньи, 871 теленок. В результате пожара город лишился зданий вокзала, коммерческих училищ, гимназий, двух домов бывшего земства, синагоги, церкви, общественной бани и двух мостов через реку Случь.

ВТОРОЙ этап – погромы, совершавшиеся по ходу движения Первой конной армии при ее отступлении в сентябре 1920 г. после провала Варшавской операции. В книге «Россия после четырех лет революции» (Париж, 1922 г.) уже в эмиграции историк С.Маслов писал: «Путь Конной армии Буденного, когда с польского фронта она перебрасывалась на крымский… был отмечен тысячами убитых евреев, тысячами изнасилованных женщин и десятками дотла разграбленных еврейских поселений».

Лео Германн в книге «Правда о великой лжи» (т.1, «Вожди», СПб, 2001) приводит отрывок из доклада уполномоченного ВЧК Зилиста, относящегося к ноябрю 1920 г.:

«Новая погромная волна прокатилась по району. Нельзя установить точное количество убитых. Отступающие части Первой конной армии и 6-я дивизия на своем пути уничтожали еврейское население, грабили и убивали. Рогачев – более 30 человек убитых, Барановичи – 14 жертв, Романов – пока не установлено, Чуднов – 14 жертв. Это новые страницы еврейских погромов, только на часть Украины. Все указанные места совершенно разграблены. Разгромлен также район Бердичева… Горшки и Черняков совершенно разграблены».

Ш.Дубнов в «Книге жизни», касаясь погромов, чинимых Красной Армией, лаконично резюмирует: «Мы гибнем ОТ большевиков и погибаем ЗА них» (выделено мной. – Я.Б.).

ТРЕТИЙ этап связан с вторжением 6 ноября 1920 г. на территорию Белоруссии из Польши Народной добровольческой армии генерала Станислава Булак-Балаховича. Идейным вдохновителем и участником похода был Борис Савинков, председатель созданного в Москве весной 1918 г. «Союза защиты родины и свободы». Во время советско-польской войны 1920 г. он возглавил еще и находящийся в Варшаве «Русский политический комитет». Армия состояла из четырех дивизий. Ее путь от Турова к Мозырю и Овручу усеян сотнями трупов еврейских женщин, стариков, детей. 40 погромов, подлинная эпидемия грабежей, массовые убийства и акты насилия. Занятие городов и местечек сопровождалось двух-трехдневными погромами и, что особенно характерно, массовыми изнасилованиями всех женщин без разбора – от детского до старческого возраста (многие из них оказывались после этого зараженными венерическими заболеваниями). Как свидетельствуют историки, только на этих, имеющих многовековую традицию условиях, когда захваченный город отдается на несколько дней на разграбление, участники отрядов соглашались идти в рейд по белорусской глубинке.

Рейд балаховцев не был долгим: уже 16 ноября началось контрнаступление Красной Армии, и спустя десять дней интервенты были окончательно вытеснены с территории Белоруссии. Но и за эти две с небольшим недели евреи Полесья понесли весьма ощутимые потери. Нет сомнения, что поражающие своей бесчеловечностью бесчинства балаховцев во многом были отголоском серьезных ошибок большевиков в решении национального вопроса во время Варшавской операции 1920 г. Вот как об этом пишет Иван Майстренко в книге «Национальная политика КПСС» (Мюнхен, 1978):

«Было явной ошибкой разыгранное на русском шовинизме наступление в 1920 г. Красной Армии на Варшаву с подчинением Польши Советской России, подобно подчинению Грузии, Украины, Белоруссии. Что было бы сегодня с Польшей, если бы она еще в 1920 г. стала союзной советской республикой?! Катынями была бы покрыта вся Польша, как ими покрыта вся Украина…»

В еврейских погромах «отличилась» вся армия Булак-Балаховича, но особенно зверствовали отряды разбитых частей, не успевшие уйти на польскую территорию, скрывавшиеся в лесах и составившие чуть позднее основную массу «зеленых». Не уступали им и те отряды, которые вплоть до 1922 г. совершали из Польши набеги на белорусскую территорию. Вот несколько выборочно взятых свидетельств.

«Налет кавалерийского отряда балаховцев в 60 человек на местечко [Хойники Речицкого уезда] был совсем неожиданный… Двое евреев вышли на улицу, были остановлены всадником с приказом немедленно открывать лавки, но не успели они что-нибудь сказать, как были изрублены шашками. Это был сигнал к началу погрома и убийств. Между тем кругом местечка уже ждали крестьяне окрестных деревень с подводами. Было убито до 75 человек, без разбора стариков, детей и женщин. На третий день вдруг ушли, а крестьяне продолжали грабить и убивать. В тот день было убито до 25 человек… Сдирали меховые шапки с голов, снимали обувь, пальто, расположились в домах, угрожая хозяевам квартиры не хуже балаховцев… Было что-то кошмарное и помимо погрома. Одна семья из пяти человек укрывалась в доме знакомого крестьянина, но была выдана другим крестьянином, и все пять человек были убиты…» (Уполномоченный ОЗЕ Е.Рафалькес, 29 ноября 1920 г.)

«…[Только] в Мозыре, по частным сведениям, более 1000 изнасилований. Несмотря на агитацию среди масс, что регистрация производится в их интересах, чтобы спасти их от венерических заболеваний, предрассудки, невежество и ложный стыд берут перевес, и пострадавшие на регистрацию не являются. Насилию подвергались девочки от 12 лет, женщины 80 лет, беременные женщины на 8-м месяце и женщина спустя 9 дней после родов, причем насилия совершались над этими лицами от 15 до 20 раз… [Во врачебную комиссию] обратилось не более 300 лиц, большую часть которых составляют заболевшие венерическими заболеваниями или забеременевшие.

Ограблено все еврейское население Мозыря и уезда, исключая 5-6 семейств, которые балаховцы случайно приняли за христианские; причем грабили не только деньги или золото, серебро, драгоценности, но и белье, постельные принадлежности, одежду, посуду. У ремесленников и лиц медицинского персонала – инструменты. Грабили всякую домашнюю рухлядь, которую если не забирали, то уничтожали. Во многих домах разрушены печи, взломаны полы и потолки.

В грабежах, равно как и в убийствах, принимали участие не только солдаты, но и «доблестные офицеры» в царских погонах до полковников включительно. Более «добросердечные» же применяли вместо убийства подвешивание (зарегистрировано 5 случаев). Общей участи не избегали учреждения Красного Креста и евреи-врачи, их обслуживающие. Советская больница (бывшая земская) окончательно разрушена. Уничтожена аптека, часть медикаментов разграблена, другая часть высыпана и вылита на пол. Уничтожена прекрасно оборудованная лаборатория. Медицинский персонал подвергался насилиям бандитов, которые, помимо денег и золота, требовали под угрозой расстрела кокаин, морфий, эфир и спирт…» (Из доклада комиссии по регистрации жертв набега банд С.Булак-Балаховича в Мозырском уезде Минской губернии в ноябре-декабре 1920 г.)

С разгромом организованных отрядов С.Булак-Балаховича и вытеснением их назад, на польскую территорию, погромная эпопея, однако, не завершилась. Воспользовавшись слабостью властей, не способных оказать какого-либо сопротивления вооруженным отрядам, в Белоруссии возникли сотни больших и маленьких банд. Первоначально они формировались из тех, кто во время Гражданской войны и интервенции в России, уклоняясь от военной мобилизации или дезертируя из регулярных воинских частей, укрывался в лесах, благодаря чему банды и получили название «зеленых».

Уже декрет СНК от 29 июля 1918 г. указал на то, что «уклонившиеся от призыва лица подлежат суду революционного трибунала». Во второй половине 1918 г., когда начался массовый призыв в Красную Армию, представители крестьянства (по большей части среднего), не разбирающиеся в политике и не понимающие, какие ценности им предстоит защищать, уклонялись от призыва. Тогда на местах стали создаваться губернские комиссии, которым 29 марта 1919 г. было предоставлено право рассматривать дела о дезертирстве с вынесением соответствующих приговоров, вплоть до расстрела, с конфискацией имущества и лишением земельных наделов.

Вскоре, однако, к бандам «зеленых» начали присоединяться дезертиры с другого фронта – трудового.

В середине 1919 г. стало ясно, что Советской России экономической катастрофы не избежать: народное хозяйство неудержимо катилось в пропасть. На IX съезде партии был озвучен факт, что «значительная часть рабочих… самовольно покидает предприятия, переезжает с места на место» и что «одна из насущных задач советской власти – планомерная, систематическая, настойчивая, суровая борьба с трудовым дезертирством».

План «вывода России из состояния разрухи производственных сил и экономического хаоса» предложил Л.Троцкий. Создав в тяжелейших условиях Красную Армию, он и в области народного хозяйства рассчитывал использовать военные методы, превратив все население страны в «трудовую армию». «Милитаризация» экономики, по его мнению, предполагала введение «режима, при котором каждый рабочий чувствует себя солдатом труда, не имеющим права свободно распоряжаться собой», в ином случае «он будет дезертиром, которого наказывают».

Военно-бюрократическую позицию Л.Троцкого поддержал IX съезд партии, резолюции которого вводили определенные санкции: «публикование штрафных дезертирских списков, создание из дезертиров штрафных рабочих команд и, наконец, заключение их в концентрационный лагерь». Под это решение была подведена и теоретическая база: рабочее государство имеет такое же право мобилизовать своих граждан на работу, как и на фронт, ибо, в отличие от капиталистического общества, труд у нас не товар, а услуга, оказываемая обществу. Так труд уже в первые же годы советской власти принял характер принудительного, что немедленно привело к массовому протесту, в том числе и в форме трудового дезертирства.

В декрете СНК от 14 марта 1919 г. «О рабочих дисциплинарных судах» для нарушителей трудовой дисциплины и лиц, не выполнявших норм выработки, предусматривалось наказание до 6 месяцев заключения в лагере принудительных работ. Возникла идея «школы труда» для арестованных, и, согласно постановлению названному ранее постановлению ВЦИК от 11 апреля 1919 г. «О лагерях принудительных работ», губернские чрезвычайные комиссии должны были в трехмесячный срок организовать лагеря во всех губернских городах.

Жестокость, с которой порой велась борьба с дезертирством, порождала у «зеленых» ответную реакцию и оборачивалась зверствами во время налетов. К примеру, 27 декабря 1919 г., в день Хануки и одновременно христианского праздника Воздвижения, на национализированный завод «Новки» – в 20 верстах от Витебска – напала такая банда. В ходе погрома погибли 19 евреев и один христианин (позднее к суду привлекли 47 человек, 15 из которых расстреляли).

В 1920 г. в банды «зеленых» влились разномастные уголовники и участники разгромленных отрядов С.Булак-Балаховича. Разгул бандитизма в 1921 г. также носил отчетливый погромный характер и характеризовался активной поддержкой погромщиков местным крестьянством. Так начался ЧЕТВЕРТЫЙ этап «погромного движения» в советской Белоруссии. Именно этот период и отмечен подлинным геноцидом белорусских евреев. Вот несколько характерных сообщений с мест:

«Бандитское движение в Гомельском районе, начавшееся после отступления Балаховича под руководством Галака, до сих пор не прекратилось. Смежные уезды (Гомельский, Речицкий, Городнянский) охвачены этой бандой, которая производит поголовное вырезание еврейского населения в небольших местечках, селах и деревнях, не трогая совершенно население других национальностей, даже ответственных советских работников». (Уполномоченный Евобщесткома И.Злотник, 30 апреля 1921 г.)

«Бандитизм в Белоруссии принимает всё большие и большие размеры. Раньше он имел место в некоторых волостях отдельных уездов, теперь вся Белоруссия охвачена бандитизмом. В наиболее сильных формах он проявляется в Бобруйском, Слуцком и Игуменском уездах. Вырезаются целые семьи, живущие по деревням… За последние две недели произошел целый ряд погромов и сожжены целые местечки. Эти погромы сопровождаются убийствами, зверствами и т.д. Дикий и зверский погром в м. Любань 26 мая с.г., убитых и раненых 120 человек». (Из докладной записки наркома социального обеспечения БССР С.Каценбогена в НКСО РСФСР. 29 мая 1921 г.)

«Балаховича прогнали в Польшу, но банды его не перестали делать нападения на евреев окружающих деревень. Свою цель – очистить от евреев район между Любанью и Мозырем – они достигли. Теперь вы не встретите в тех деревнях ни одного еврея». (Уполномоченный Евобщеткома Э.Копшиц, 27 июня 1921 г.)

«Насколько страшна действительность можно судить по тому, что времена Балаховича кажутся уже не такими ужасными: его армия вела себя джентльменски сравнительно с оперирующими теперь бандами. Балаховцы терзали, мучили, расстреливали, вешали, грабили, но ведь были случаи, когда жизнь даровалась несчастным мученикам. Были случаи, когда квартиры, в которых жили балаховцы, сдавались по уходе их целыми. Теперь же таких случаев нет: пощады нет никому, и чем беспомощнее жертва, тем больше она подвергается истязаниям…

Слово «погром» звучит слишком мягко для определения того, что произошло [в Копаткевичах]. Груды изуродованных трупов на площадке местечка. Трупы валялись по всем углам, во ржи уже находили после. Рука бандитов настигла их всюду. Трупы были так изуродованы, что в них невозможно было опознать то или другое лицо. Характерно то, что не было ни одной огнестрельной раны. Убийство совершалось саблями, топором, а также тупым орудием. Над трупами издевались. Убитых насчитывается 170 человек, раненых – 35…

Дорога в Озаричи усеяна трупами евреев и еврейских детей. На реке пароходы останавливаются бандитами и оттуда извлекаются евреи и убиваются. Так, через несколько дней после копаткевичских событий такой случай произошел близ Гомеля, где 73 еврея после неимоверных над ними издевательств были утоплены…

По имеющимся сведениям, в еврейской колонии Ковчицы, в 40 верстах от Бобруйска, было убито 70 человек, а ранено 80… В Пуховичах убито 52. В колонии Селиба убито 70, ранено 50». (Из доклада сотрудника 20-го сводного санитарно-эпидемиологического отряда в Наркомздрав РСФСР. 21 июня 1921 г.)

В июне 1921 г. один из лидеров Евсекции Александр Чемерисский докладывал В.Ленину: «Бандитско-погромные события в Минской и Гомельской губерниях развиваются с катастрофической быстротой и в украинских масштабах. Особо крупные погромы: в Копаткевичах 10 июня – 175 человек убитых… Козловичи – 46 жертв, Любань – 84 жертвы… пароход у Родула – 72 жертвы… Бандитизм, с которым не борются волиспокомы, военкоматы, особые отделы…»

Это был тот период всеобщего хаоса и беззакония, когда чувства людей обостряются до предела, а действия обретают крайний характер. Так произошло и с носителями антисемитизма, который в обычных условиях был «обычным» (религиозным), но в экстремальной ситуации обрел убийственную одержимость. Как писал американский историк П.Кенез, «этот новый и жгучий антисемитизм родился из потребности объяснить, не столько другим, сколько самим себе, почему случилась революция».

Уже в самом начале пути большевиков к абсолютной власти еврейская составляющая его не осталась незамеченной. «Нам [евреям] не забудут участия евреев-революционеров в терроре большевиков, – записал Ш.Дубнов в «Книгу жизни» 7 января 1918 г. – Сподвижники Ленина: Троцкие, Зиновьевы, Урицкие и др. заслонят его самого. Смольный называют втихомолку «Центрожид». Позднее об этом будут говорить громко, и юдофобия во всех слоях русского общества укоренится… Не простят. Почва для антисемитизма готова».

Конечно, Ш.Дубнов передает в своем дневнике те ощущения, которые мог получить свидетель революционных событий конца 1917 – начала 1918 гг. от общения с обывательской массой, ибо на самом деле при всей высокой роли евреев в этих событиях было их не так уж и много. Историк О.Будницкий, проанализировав биографии основных трехсот, как он выразился, «актеров политического театра России 1917 г.», чьи биографии включены в специальный биографический словарь («Политические деятель России. 1917», М., 1993), выяснил, что евреев среди них было 43 (при этом большевиков – только 11), к тому же 37 из них относились к Октябрьскому перевороту отрицательно. Просто Ш.Дубнов зафиксировал те слухи, которые внедряла «черная сотня» в общественное сознание.

Лео Германн так описал эту ситуацию в книге «Правда о великой лжи»:

«Черносотенцы утверждали в своей пропаганде, что большевистская революция – это, по существу, революция еврейская, что комиссары – должность еврейская, и в народной массе эта пропаганда находила горячий антисемитский отклик, а в результате – кровавые варварские погромы… Но на всех документах о погромах, которые докладывали Председателю Совнаркома, стоит начертанное рукой Владимира Ильича бесстрастно лаконичное: «В архив».

Почва для антисемитизма, о которой писал Ш.Дубнов, была унавожена ненавистью задолго до Октября и представляла серьезную проблему для большевиков и спустя 10 лет после захвата ими власти. Не случайно в 1928 г. в одном из секретных документов белорусского руководства появилось такое признание: «Не подлежит никакого сомнения, что усиление антисемитских проявлений является итогом общего подъема активности антисоветских элементов».

Касаясь погромов, которыми сопровождалось движение белой армии на протяжении всей Гражданской войны, П.Кенез писал: «русский офицерский корпус императорской России издавна был пропитан антисемитизмом… Чем более офицеры приходили в отчаяние от сбивающего их с толку окружающего мира, тем более патологическим становился их антисемитизм. Они убивали всё больше и больше евреев, и для них было необходимым оправдать себя выдумыванием зловещего еврейского заговора… Это единственное, что придавало для них смысл миру, казавшемуся бессмысленным. По меньшей мере, в этом аспекте белые офицеры были предшественниками нацистов».

В эпоху, когда погромы и бандитизм – совершенно обыденное дело, первыми жертвами становятся самые незащищенные слои населения, а таковыми всегда были иноверцы и инородцы. Погромы при этом носили чудовищный характер: кроме физического насилия над людьми, фактически уничтожалось место их обитания – квартиры, городские кварталы, целые местечки – они разграблялись, разорялись, а затем целиком либо частично сжигались.

Именно такой, тотальный, характер погромов и предвидели еврейские лидеры еще до того, как они приняли массовый характер.

В Белоруссии первые погромы в послеоктябрьский период произошли в Могилевской губернии: группы солдат, в основном дезертиров, уходящих с фронта, громили и грабили местечки. Имущество, вплоть до нижнего белья, уносилось или уничтожалось. А 29 апреля 1918 г. в Витебске произошел инцидент, который показал, во что может вылиться напряжение, висевшее в воздухе. Так случилось, что Продовольственная управа не выдала муку к христианским праздникам, и немедленно по городу прокатился слух, что произошло это из-за евреев, которые «забрали всю муку себе на их Пасху» для выпечки мацы. Погромщики были объединены в несколько хорошо вооруженных банд, которые устроили настоящее избиение всех проходивших по улицам евреев. «Русские, отойдите в сторону, – кричали они, избивая евреев в здании городского вокзала, – а если хотите, можете присоединиться к нам». В этот день евреи отмечали праздник Лаг ба Омер, в городе проходило множество еврейских свадеб, и бандиты посетили каждую из них, ограбив там присутствующих. Марк Шагал избежал избиения, заявив о себе при встрече с погромщиками, что он – поляк.

Эти первые конфликты, грабежи и погромы (пока бескровные) породили и первые, но уже тогда полные трагических предчувствий, прогнозы.

«Над русским еврейством снова поднялся дамоклов меч погромного движения – движения такого масштаба, по сравнению с которыми все прежние погромы могут оказаться детскими шалостями, – писала в передовой статье «Еврейская неделя». – Оно несомненно порождено общим развалом хозяйственной и политической жизни страны и в особенности обострилось продовольственным кризисом».

«Бескровная русская революция выродилась в кровавый хаос, свобода превратилась в тиранию, равенство – в господство деклассированных элементов, а братство между людьми оказалось давно забытым словом, – вторил ей Ю.Бруцкус, один из лидеров российских сионистов. – Наступила война всех против всех, свирепая и кровожадная. И в этой войне, как и при всех прежних катастрофах и революциях, больше всего страдают слабейшие, и больше всех народов – самый беспомощный народ – еврейский».

Самое любопытное, что эти предсказания были написаны и опубликованы еще в апреле 1918 г., то есть тогда, когда внешне еще ничего не предвещало трагедии. И в этом отношении стоит вспомнить слова члена ЦК Бунда публициста Владимира Медема: «Еврейская кровь – смазочное масло на колесах русской революции». А еще – запись, которую сделал в дневнике еврейский историк Шимон Дубнов: «Почва для антисемитизма готова… Об этом говорят в очередях у лавок, на улицах, в трамваях. Народ, озлобленный большевистским режимом, валит все на евреев».

Еврейские погромы не приняли бы массовый характер, если бы погромщики умелой пропагандой, играя на самых низменных чувствах обывателей, не разжигали страсти. Вот как это описал 29 декабря 1920 г. в своем донесении о погромах в Гомельской губернии уполномоченный Евобщесткома М.Серебряный: «Жиды во всем виноваты» – вот основной лозунг бандитов. Возьмем для примера продовольственный вопрос. Крестьяне недовольны разверсткой, приходят бандиты и говорят крестьянам: «Да разве вы не знаете и не видите, кто вас притесняет – жиды. Это они разъезжают и вас обирают. Надо уничтожать жидов».

По подсчетам минского историка Э.Иоффе, «в 1918-1921 гг. на территории Белоруссии было учинено 225 погромов, в том числе петлюровцами – 5, польскими войсками – 18, отрядами Булак-Балаховича – 47, другими бандами – 155… В результате погибло 1110 человек, изнасиловано 1200. Осталось более 1000 сирот».

Революция принесла евреям политическое равноправие. Так, во всяком случае, все выглядело с самого начала. К примеру, когда возникла Литовско-Белорусская ССР, одним из четырех центральных печатных органов ЦК КП(б)Л и Б стала газета «Штерн» (на идише). Другими газетами были «Звезда» (на русском языке), «Камунитас» (на литовском) и «Млот» (на польском). Представители еврейских партий вошли в состав правительства Белорусской рады, а когда та оказалась в эмиграции, она включила в свою новую программу пункт о национально-культурной автономии национальных меньшинств.

В отличие от Рады, вопросы о культурной или (тем более) территориальной автономии большевики никогда даже не ставили, считая это проявлением реакционного национализма. От территориальной концентрации еврейского населения открещивались даже такие организации, как КОМЗЕТ, которые, собственно, и ставили себе задачей «посадить» евреев на землю, хотя все они прекрасно понимали, что именно утрата евреями мест компактного проживания – прямой путь к естественной ассимиляции, ибо, в первую очередь, приводит к исчезновению национального языка в качестве разговорного. Именно об этом писал Карл Каутский в книге «Национальные проблемы», изданной на русском языке в 1918 г. в Петрограде: «Нация исчезает не из-за вымирания и не из-за прекращения ее культурной общности, а просто потому, что она перестает говорить на своем языке, так как считает другой язык более для себя целесообразным».

Как ни парадоксально, но едва ли не самым последовательным борцом с ассимиляцией проявил себя в те годы председатель ЦИК СССР М.И.Калинин, который на 1-м съезде ОЗЕТа (1924 г.) заявил: «Если бы я был старым раввином, болеющим душой за еврейскую нацию, я бы предал проклятию всех евреев, едущих в Москву на советские должности, ибо они потеряны для своей нации. В Москве евреи смешивают свою кровь с русской кровью, и они для еврейской нации со второго, максимум с третьего поколения потеряны, они превращаются в обычных русификаторов».

И тем не менее самым больным при решении «еврейского вопроса» всегда считался вопрос борьбы с проявлениями антисемитизма. Не исключением стало и молодое советское государство, руководители которого уже на самых ранних этапах его развития вынуждены были считаться с глубиной царящих в обществе антисемитских настроений. Не случайно в первый состав Совета Народных Комиссаров из 15 его членов входил только один еврей – Л.Троцкий, занявший скромный в те дни пост министра иностранных дел. И это при том, что среди лидеров революционного движения в России евреев насчитывалось достаточно много, и их роль в победе Октября не осталась незамеченной.

«Большое значение для революции имело то обстоятельство, что в русских городах было много еврейских интеллигентов, – говорил в 1920 г. В.Ленин. – Они ликвидировали тот всеобщий саботаж, на который мы натолкнулись... Еврейские элементы были мобилизованы против саботажа и тем спасли революцию в тяжелую минуту. Нам удалось овладеть государственным аппаратом исключительно благодаря этому запасу разумной и грамотной рабочей силы».

Однако при этом уже в ноябре 1919 г., после разгрома белой армии, он же писал украинскому руководству в проекте тезисов ЦК РКП(б) «О политике на Украине»: «Евреев и горожан на Украине взять в ежовые рукавицы, переводя на фронт, не пуская в органы власти (разве в ничтожном %, в особо исключительных случаях под класс[овый] контроль)». Не желая выглядеть слишком вульгарным лицемером, делает к этому пункту примечание: «Выразиться прилично: еврейскую мелкую буржуазию».

(Приводя этот факт в книге «Сумерки», А.Н.Яковлев замечает: «Любая власть лицемерна, но большевистская относится к категории уникальных. В изобилии произносились слова о равенстве наций, о дикости шовинизма, национализма и антисемитизма. На деле же культивировалась политика, не имевшая ничего общего с декларациями, политика ксенофобии».)

Едва ли не единственным, кто в те дни верно оценивал ситуацию, был Л.Троцкий. В начале 1922 г. он согласился возглавить правительственную комиссию по изъятию церковных ценностей при одном лишь условии: ни в каком случае – ни в письменной, ни в устной форме – не упоминать при этом его фамилии. И позднее, в сентябре 1922 г., он «решительно отказался» от предложенного ему В.Лениным, предчувствовавшим свой уход из жизни, поста первого заместителя председателя Совнаркома «из тех же соображений, чтобы не подать нашим врагам повода утверждать, что страной правит еврей». «Даже априорно невозможно допустить, – писал он впоследствии в книге «Преступления Сталина», – чтобы ненависть к бюрократии не принимала антисемитской окраски, по крайней мере там, где чиновники-евреи составляют значительный процент населения».

Следует отметить, что Л.Троцкий в своих рассуждениях идет на поводу широко распространенного в народе мнения, что власть в стране захвачена евреями, которые являются ядром большевистской партии, что не соответствовало действительности, ибо в 1922 г. в партии состояло только 5,21% евреев, а в 1927 г. – 4,34%.

В первые послеоктябрьские годы в России и за границей распространялся и другой миф – о засилии евреев в карательных органах большевиков, но он также не выдерживает даже поверхностного знакомства с фактическим состоянием дела.

Для тех, у кого ксенофобские настроения доминировали, мысль, что и в «красном терроре» виноваты евреи, была весьма благодатной. К примеру, Сергей Есенин в поэме «Страна негодяев» выводит комиссара с многозначительной фамилией Чекистов, к которому автор обращается с такими словами: «Я знаю, что ты – еврей, фамилия твоя Лейбман, и черт с тобой, что ты жил за границей. Все равно в Могилеве твой дом». И упоминание Могилева не случайно: в общественном сознании все евреи во власти – выходцы из черты оседлости. А вот – реальность.

В сентябре 1918 г. в аппарате ВЧК соотношение сотрудников по национальному признаку было таким (данные московского исследователя Льва Кричевского, в процентах):

Наименование данных  Русские  Евреи  Латыши 
Сотрудники аппарата ВЧК  54,5 3,7 35,6
Комиссары ВЧК 31.4 4.3 54,3
Следователи ВЧК 30,9 19,1 33,3

Когда на смену «отделов по борьбе с контрреволюцией» пришли «секретные отделы», состав их сотрудников мало отличался от вышеприведенных данных. Анализ анкетных данных 1805 человек по 32 губерниям (лето 1920 г.): русские – 75,2%, евреи – 5,6%. Эти данные почти полностью совпадают с национальным составом РКП(б) (данные 1922 г.): русские – 72%, евреи – 5,2%.

Не намного изменились эти цифры и спустя 2-3 года. Так, в 1924-1925 гг. в Центральном аппарате ОГПУ русских было 69,5% (в том числе членов партии – 66,5%), евреев – 8,5% (членов партии – 7,6%). В 1927 г. из 102 окружных отделов ОГПУ евреи возглавляли только 15 (14,7%), хотя именно на эти должности подыскивали в основном городских жителей с высоким уровнем образования, владением иностранных языков и т.д. (И даже на пике репрессий, в 1937-1940 гг., национальный состав карательных органов был примерно тем же: в местных НКВД русские составляли 65% (евреи – 7,4%), в центральном аппарате русские – 84% (евреи – 5%).

Очень быстро оценил всю серьезность ситуации с «еврейским вопросом» и В.Ленин. В этом отношении крайне любопытным выглядит выступление Г.Зиновьева 1 декабря 1922 г. на заседании американской комиссии, работавшей в рамках IV конгресса Коминтерна: «Когда мы на Украине наконец прочно стали на ноги, Ленин сказал: «У нас на Украине слишком много евреев. К осуществлению власти должны быть привлечены истинные украинские рабочие и крестьяне».

О том, что это не было эпизодом в политической жизни страны, говорит тот факт, что вытеснение евреев с командных высот началось практически уже в конце 1922 г. Активное участие в этом принимали и Евсекции ЦК, о чем говорит выступление одного из руководителей Центрального бюро Абрама Мережина на совещании в ЦК по борьбе с антисемитизмом 26 августа 1926 г: «С ХII съезда [апрель 1923 г.] мы проводим усиленно снятие евреев с ответственных постов».

Уже тогда, на самом раннем этапе становления советского государства, проявилась двойная мораль большевиков: во всеуслышание декларируя тезис пролетарского интернационализма и борьбы с бытовым антисемитизмом, они при этом негласно проводили ставшую официальной в последующие годы политику так называемых «национальных кадров». На деле такая политика фактически провозглашала торжество великодержавного шовинизма, а в отношении евреев – государственного антисемитизма.

Иногда травля евреев принимала открытый и даже разнузданный характер: когда в 1927 г., подготавливая окончательный разгром оппозиции и формируя общественное мнение к необходимости исключения оппозиционеров из партии, их арестов и высылки, агитация использовала антисемитские намеки, И.Сталин вынужден был даже выступить с заявлением, в котором, в частности, сказал: «Мы боремся против Троцкого, Зиновьева и Каменева не потому, что они евреи, а потому, что они оппозиционеры».

Слова И.Сталина были расценены именно так, как на это он сам и рассчитывал: акцент на национальность лидеров оппозиции разбудил в массах самые низменные инстинкты. К этому времени не только на партийных, но даже на рабочих собраниях официальные агитаторы, не стесняясь, говорили, что во главе оппозиции стоят три «недовольных еврейских интеллигента». Евреев открыто убирали с ответственных партийных и советских постов. Делалось это даже там, где позиции старых большевиков были сильны – в Москве и Ленинграде. Стоит напомнить в этой связи, что московскую партийную организацию тогда возглавлял член ЦК Николай Угланов, а ленинградскую – член ЦК Сергей Киров. Мнение, что Сталин стремится освободить страну от «еврейского засилья», стало одной из причин антисемитских настроений среди коммунистов и комсомольцев, рабочих, в учреждениях и учебных заведениях. Возникающие при этом конфликты иногда заканчивались побоищами. Так на всю страну «прославился» Могилев, в котором в 1928 г. во время призывной кампании 60 молодых людей, в основном коммунисты и комсомольцы, учинили погром еврейских лавок.

Еврейское происхождение стало серьезным фактором в борьбе за власть еще при жизни В.Ленина. После отказа Л.Троцкого занять официальный пост заместителя В.Ленина, тот обратился с этим же предложением к Каменеву, который предложение принял, что в то время выглядело вполне естественно. Но это, по понятным причинам, не устраивало И.Сталина, который заявил, что «еврейское происхождение» Каменева делает его назначение на пост главы государства невозможным. «Мы должны учесть крестьянский характер России», – пояснил он.

О том, что сам вождь имеет еврейские корни, тогда вообще никто не знал. Заполняя в 1922 г. анкету, на вопрос, кто был его дед, В.Ленин ответил: «Не знаю», хотя несомненно не мог не знать, что его дед по материнской линии Александр Бланк был крещеным евреем.

После изгнания Л.Троцкого из страны в 1929 г. И.Сталин открыто демонстрировал свои антисемитские настроения перед соратниками по Политбюро. Не случайно анекдот того времени гласил, что «Моисей вывел евреев из Египта, а Сталин – из Политбюро».

После прихода Гитлера к власти и развязанного им антиеврейского террора Сталин «в своем кругу» не раз подчеркивал правильность выбранного фюрером пути. Сохранились воспоминания родственницы маршала М.Тухачевского Лидии Норд, которая так записала один из его рассказов о И.Сталине: «Вчера, когда мы говорили частным порядком, Сталин оправдал репрессии Гитлера против евреев, сказав, что Гитлер убирает со своего пути то, что мешает ему идти к своей цели, и с точки зрения своей идеи Гитлер прав. Успехи Гитлера слишком импонируют Иосифу Виссарионовичу, и если внимательно приглядеться, то он многое копирует у фюрера».

Не скрывал Сталин своих пристрастий и перед потенциальными противниками, заявив в беседе с Риббентропом, что «ждет лишь того момента, когда в СССР будет достаточно своей интеллигенции, чтобы полностью покончить с засильем в руководстве евреев, которые на сегодняшний день пока еще ему нужны».

В 1920-е гг. в борьбе с оппозицией власти не брезговали ничем. Подчеркивая ее «еврейский характер», они даже планировали национальный состав подсудимых на устраиваемых по разному поводу процессах. Л.Троцкий вспоминал позднее: «Как и при судебных процессах взяточников и других негодяев, так и при исключениях оппозиционеров из партии, бюрократия охотно выдвигала случайные и второстепенные еврейские имена на передний план. Об этом совершенно открыто говорилось в партии».

Распространению антисемитских настроений в обществе способствовали и процессы по делу так называемых «троцкистско-зиновьевского центра» и «параллельного троцкистского центра»: на одном из них около половины, на другом две трети подсудимых были евреями, в том числе пять евреев – эмигрантов из Германии, обвиненных не только в троцкизме, но и в связях с гестапо (?!).

То, что евреи оказались в центре внимания, что происходила практически открытая демонстрация их активного участия в общественной и хозяйственной жизни страны, не только не смягчило внутриполитической ситуации, но даже усугубляло ее, а это на определенных этапах устраивало Сталина, который умело использовал нагнетание настроений в обществе. На деле же это оборачивалось тем, что антисемитизм становился тем ядром, вокруг которого концентрировалась ненависть народа к репрессивной политике советской власти.

Брестский мир, лишивший Белоруссию значительной части территории, которая отошла к Польше, привел к тому, что большая часть ее еврейского населения до сентября 1939 г. проживала в так называемой Западной Белоруссии и избежала унизительной насильственной ассимиляции, которой подвергались евреи Белоруссии Восточной (то есть советской).

Такую форму решения национального вопроса лидеры большевиков провозгласили еще в начале ХХ в. «Совершенно несостоятельная в научном отношении идея об особом еврейском народе реакционна по своему политическому значению», – писал В.Ленин в статье «Положение Бунда в партии» («Искра», 22 октября 1903 г.). При этом сам В.Ленин в понятие «особого народа» вкладывает только расовые особенности, о чем он сам пишет в примечаниях к этой работе.

Дискуссия, проходившая в то время в среде европейских социалистов, показала, что, несмотря на некоторые различия, прогнозы на будущее еврейского народа достаточно однотипны. Австрийский социолог и публицист Отто Бауэр в работе «Национальный вопрос и австрийская социал-демократия» (1907), провозглашая принцип национально-культурной автономии народов, полагал, однако, что евреям она не нужна, ибо существенно ограничит их экономические и правовые возможности. Тем не менее он был убежден, что с развитием демократии в капиталистическом обществе уже происходит возрождение наций.

В.Ленин же занимал противоположную точку зрения, считая, что при капитализме происходит ассимиляция наций. Что же касается социализма, то при нем произойдет вообще их полное слияние. Конечно же, он откровенно лицемерил, ибо ему ли не знать, что ассимиляция есть не слияние наций, а поглощение одной (немногочисленной и слабой) другой (более крупной и сильной). И он понимал цену своему лицемерию, поэтому каждый раз оговаривался, что речь идет о судьбах пролетариата. Например, когда в 1913 г. происходила русская колонизация Украины и запрещался украинский язык, закрывались украинские школы, он писал: «Факт «ассимиляции» великорусского и украинского пролетариата несомненен. И этот факт безусловно прогрессивен».

В борьбе двух тенденций в еврейской общественной мысли – национально-автономистской и ассимиляторской – В.Ленин безоговорочно принимает сторону последней, опираясь при этом на слова французского политического деятеля конца XIX в. Альфреда Наке: «Понятие народа предполагает известные условия, которых в данном случае нет налицо. Народ должен иметь территорию, на которой бы он развивался, а затем в наше, по крайней мере, время... должен иметь общий язык. У евреев нет уже ни территории, ни общего языка». В союзники В.Ленин берет и Карла Каутского, утверждавшего, что «евреи перестали существовать как нация, немыслимая без определенной территории».

Идея еврейской ассимиляции была «научно» обоснована задолго до В.Ленина, который охотно цитирует в своей статье наиболее яркие высказывания ее сторонников, в частности, слова известного французского семитолога Жозефа Ренана: «Еврейская раса оказала миру величайшие услуги. Будучи ассимилирована с различными нациями, гармонически слитая с различными национальными единицами, она и в будущем окажет услуги, имеющиеся за ней в прошлом».

Оказывается, мысль о необходимости ассимиляции евреев может быть продиктована и заботой о безопасности этого угнетаемого веками народа. И тут В.Ленин полностью согласен с К.Каутским, который видел ликвидацию антисемитизма в том, что «инородные слои населения перестанут быть чужими, сольются с общей массой населения». Следующие слова К.Каутского В.Ленин в своей статье даже выделяет курсивом: «Это единственно возможное разрешение еврейского вопроса, и мы должны поддержать все то, что способствует устранению еврейской обособленности».

Для евреев в историческом плане этот теоретический спор закончился достаточно трагично. Там, где К.Каутский призывал только «поддержать» естественную ассимиляцию, В.Ленин, верный экспансионистской политике большевизма, смог провести в жизнь на практике политику насильственной ассимиляции. Он очень точно нашел самое слабое звено в сохранении народом своей национальной самобытности – его разговорный язык. «Во всей Европе падение средневековья и развитие политической свободы шло рука об руку с политической эмансипацией евреев, переходом их от жаргона (языка идиш. – Я.Б.) к языку того народа, среди которого они живут, и вообще несомненным прогрессом их ассимиляции с окружающим населением».

Расовый характер такого подхода к еврейскому вопросу и позднее не раз подчеркивался известными социологами ХХ века. «Еврейство не могло стать географической расой, ибо его поселения были разбросаны по различнейшим и отдаленнейшим странам... – писал в 1914 г. К.Каутский. – С самого начала мешанная раса – еврейство на протяжении своих странствований все больше и больше входит в соприкосновение с новыми народными племенами и все более поэтому теряет чистоту своей крови».

Что же касается значения языка в этом ассимиляционном процессе, то К.Каутский подчеркивал его ведущую роль: «Евреи, живущие за границей (то есть евреи диаспоры. – Я.Б.), должны [вынуждены] говорить ее языком, и если они живут там многие поколения, то молодые, в конце концов, говорят только языком их местожительства и забывают родной язык».

Как известно, у евреев в России были две культурно-языковые традиции: одна, основанная на иврите (языке Торы и молитв), другая – на идише (языке разговорном). В 1920-е гг. советская власть в процессе борьбы с еврейским клерикализмом успешно ликвидировала одновременно и иврит. Мотивация такой меры не сразу далась большевикам. Сначала комиссия Наркомпроса постановила «считать иврит иностранным языком» (протокол N91 от 11 июля 1919 г.), однако позднее формулировка была изменена, и иврит был признан «языком еврейской буржуазии». Так возник еще один опасный прецедент: лингвистике был придан классовый характер, а это означало, что даже язык может нести в себе элементы контрреволюции, а потому подлежал немедленной ликвидации.

«Красный террор» носил тотальный характер. «Мы не ведем войны против отдельных лиц, – писал в «Правде» 25 декабря 1918 г. член коллегии ВЧК М.Лацис. – Мы истребляем «буржуазию» как класс». А раз так, иврит как «язык контрреволюционного класса» подлежал уничтожению вместе с этим классом. И не следовало искать объяснений, какой именно вред социалистическому строительству он наносит. «Не ищите на следствии материала и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти, – учил в той же статье М.Лацис большевиков и чекистов. – Первый вопрос, который вы должны ему предложить, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом смысл и сущность «красного террора».

Закрытие всех учебных заведений, где изучался иврит, стало началом геноцида, которому подверглась в годы советской власти еврейская культура. Позднее большевики так же успешно ликвидировали и еврейскую светскую культуру, основанную на идише. Сначала (в 30-е гг.) были закрыты все учебные заведения, где шло на нем обучение, а затем (в 40-е гг.) – все культурные центры (издательства, газеты, журналы, театры и т.д.). Дополнил этот разгром Холокост, в результате которого были уничтожены еврейские местечки – природный источник сохранения и развития национальной культуры.

Окончательное решение «еврейского вопроса» в СССР, завершившего духовный геноцид целого народа, лежит на совести послеленинского большевистского руководства страны. Лицемерие, которое было проявлено при этом партийными лидерами, не имело границ. Вот что писал И.Сталин в своей работе «Национальный вопрос и ленинизм»:

«Пытаться произвести слияние наций путем декретирования сверху, путем принуждения – означало бы... похоронить дело организации сотрудничества и братства наций. Такая политика была бы равносильна политике ассимиляции», которая «безусловно исключается из арсенала марксизма-ленинизма как политика антинародная, контрреволюционная, как политика пагубная». При этом И.Сталин ссылался на работу В.Ленина «Детская болезнь «левизны» в коммунизме», в которой тот квалифицировал «попытку отнести процесс отмирания национальных различий к периоду победы социализма в одной стране, в нашей стране, как «вздорную мечту».

И именно в то время, когда появлялись первые симптомы сворачивания политики белорусизации (а параллельно и украинизации, и полонизации, и идишизации), человек, затеявший, по сути дела, похороны национальных культур, писал: «Необходимо покрыть страну богатой сетью школ на родном языке, снабдив их кадрами преподавателей, владеющих родным языком. Для этого нужно национализировать, т.е. сделать национальными по составу, все аппараты управления, от партийных и профсоюзных до государственных и хозяйственных. Для этого нужно развернуть прессу, театры, кино и другие культурные учреждения на родном языке».

Эти слова И.Сталин написал в марте 1929 г., но опубликованы они были впервые лишь после его смерти, в 1955 г. Это говорит о том, что писались они для «внутреннего пользования». Таким же лицемерием веет и от того, каким образом решалась проблема «борьбы с антисемитизмом». Подавляя любые его проявления на «низовом» уровне, развернув против него яростную кампанию в средствах массовой информации как с происками «классового врага», Политбюро ЦК ВКП(б) одновременно вело планомерное вытеснение еврейских кадров из высших эшелонов власти. Но при этом внешне все выглядело вполне благопристойно.

В январе 1931 г., отвечая на запрос Еврейского телеграфного агентства из Америки, И.Сталин заявил: «Антисемитизм как крайняя форма расового шовинизма является наиболее опасным пережитком каннибализма. Антисемитизм выгоден эксплуататорам как громоотвод, выводящий капитализм из-под удара трудящихся. Антисемитизм опасен для трудящихся как ложная тропинка, сбивающая их с правильного пути и приводящая их в джунгли. Поэтому коммунисты как последовательные интернационалисты не могут не быть непримиримыми и заклятыми врагами антисемитизма. В СССР строжайше преследуется антисемитизм как явление, глубоко враждебное советскому строю».

Эти слова также не предназначались для широкого обнародования. В СССР они были опубликованы лишь в конце 1936 г. (оглашены В.Молотовым) в связи с разгулом расизма в гитлеровской Германии.

Практика большевизма с первых дней существования советской власти заключалась в ликвидации всех иных, кроме большевистских, форм руководства и установлении тотального контроля над жизнью всего населения страны. На практике это означало централизацию, доведенную до абсолютизма. Белорусский историк Владимир Божанов в книге «Восхождение к абсолютной власти: Большевики и советское государство в 20-е годы» (Мн., 2004) так описал социальную и психологическую природу этого феномена:

«К 1924 г. «большевистское направление партии» приобрело определенные черты. Особенно сильный акцент был сделан на подчинении меньшинства большинству. Причем подчинение абсолютное, без каких-либо оговорок, сомнений, колебаний… Малейшее несогласие воспринималось как враждебное, недопустимое в партийных рядах… При жизни Ленина большевики-интеллигенты боролись за большинство убеждением. Сталин на посту генсека упростил проблему, сместив ее с интеллектуального уровня на элементарно организационный: расстановка кадров, тщательный отбор делегатов на конференции и съезды… Закон правоты большинства устраивал основную массу членов партии, полуграмотных и вовсе неграмотных. Воспитанные на традиционных для Руси коллективистских принципах, они простодушно восприняли правоту большинства в рамках политической партии как нормальное, привычное, безусловное правило».

Естественно, большевики подавляли (где – чисто административно, где – силой) не только иные идеологические и политические течения, но и любые формы независимой общественной активности. Вот почему основа жизнедеятельности еврейского народа – общинное, чисто автономное самоуправление – представляло для большевиков опасный прецедент. От него надо было избавиться. И сделать это следовало так, как сделало в 1844 г. царское правительство, упразднив кагалы. И.Сталин, работавший в 1917-1922 гг. наркомом по делам национальностей, постарался эту идею воплотить в жизнь уже на самых ранних этапах становления советской власти. Идейным обоснованием для него служила его собственная работа 1913 года «Марксизм и национальный вопрос», написанная с помощью Н.Бухарина, в которой эта мысль отчетливо прослеживается:

«Культурно-национальная автономия непригодна. Во-первых, она искусственна и нежизненна, ибо предполагает искусственное стягивание в одну нацию людей, которых жизнь, действительная жизнь, разъединяет и перебрасывает в разные концы государства. Во-вторых, она толкает к национализму, ибо ведет к точке зрения «размежевания» людей по национальным куриям, к точке зрения «организации» наций, к точке зрения «сохранения» и культивирования «национальных особенностей» – дело, совершенно не идущее к социал-демократии».

Несомненно, в этом вопросе он идет вслед за В.Лениным, который, оставаясь верным классовым принципам, даже в 1920 г. на II конгрессе Коминтерна таким образом попытался обосновать свое негативное отношение к национальной автономии: «Не подлежит ни малейшему сомнению, [что] всякое национальное движение может быть лишь буржуазно-демократическим, ибо главная масса населения в отсталых странах состоит из крестьянства, являющегося представителем буржуазно-капиталистических отношений».

(Не потому ли большевики, догматически опираясь на классовую теорию, причисляли крестьянство к буржуазно-капиталистической прослойке населения и бездушно жертвовали миллионами крестьянских жизней – без разбора пола и возраста? И все это ради укрепления пролетарской прослойки, которая и была, по их мнению, единственно возможным строителем «светлого индустриального будущего».)

Февральская революция 1917 г., уравнявшая евреев в правах и отменившая все дискриминационные меры к ним, создала условия, при которых евреи могли бы найти такую форму национально-культурной автономии, которая наиболее полно укладывалась бы и в их национальные традиции, и в сложившиеся веками принципы общинной жизни. Это было время, когда революционные преобразования в сфере национальных отношений ознаменовали решительный поворот в настроениях еврейского населения России, и у людей возникло ощущение, что приближается некая универсально-мессианская эра, при которой гарантии автономии, национальное представительство в органах власти и прочие элементы атрибутики национального равноправия уже не имеют серьезного значения.

Как уже было сказано выше, до октября 1917 г. во многих крупных городах евреи успели провести выборы в демократические общины и избрать делегатов на Всероссийский еврейский съезд. Этот съезд состоялся в Москве в конце июня – начале июля 1918 г. Однако власти и не думали выпускать инициативу из своих рук. Параллельно шло создание правительственных структур для проведения среди еврейского населения политики большевиков. 20 января 1918 г. начал работать Центральный комиссариат по еврейским национальным делам. Он входил в состав Народного комиссариата по делам национальностей во главе с И.Сталиным. В течение года в регионах было создано 13 местных еврейских комиссариатов, в том числе в Витебске, Двинске и Могилеве.

Проведение Всероссийского еврейского съезда было расценено властями как собственное поражение. Начались репрессии. Из Центрального комиссариата по еврейским делам уволили всех сотрудников, представляющих небольшевистские организации. Началась работа по созданию еврейских секций правящей партии, первые из которых появились уже в июле 1918 г. – в Орле и Витебске, а 20 октября 1918 г. в Москве открылась 1-я конференция Евсекции и еврейских комиссариатов. Половина делегатов состояла из беспартийных – это были учителя и работники культуры, но другая половина (большевики) создала свою фракцию и избрала Центральное бюро евсекции во главе с Ш.Диманштейном.

На конференции возобладали ассимиляторские настроения. В докладах подчеркивалось, что евсекции не представляют собой нечто обособленное от всего коммунистического движения и не преследуют особых национальных задач, что идиш не является самоцелью: «сам по себе язык совершенно неважен» и необходим лишь как средство общения с еврейскими массами на их родном языке.

Однако целый ряд делегатов не был согласен с такой ассимиляторской политикой. Не согласились с ней и еврейские организации на местах, и 15 января 1919 г. была создана Еврейская коммунистическая партия Белоруссии. На первом своем съезде спустя месяц ее переименовали в Комфарбанд – Коммунистический союз. В него вошли Бунд и другие еврейские социалистические организации. В мае того же года аналогичная организация появилась и на Украине.

В мае 1919 г. состоялась 2-я конференция Евсекции, которая вынесла постановление, что такие секции являются только отделами общего партийного аппарата. Комфарбанды были ликвидированы. Когда же участники конференции высказали мысль о том, что «еврейское коммунистическое движение нуждается в независимых организационных формах», их расценивали как «отрыжки бундизма».

«Автономистов» это, однако, не остановило, и в январе 1920 г. в условиях польской оккупации и кровавых еврейских погромов в Минске состоялась еврейская конференция, избравшая из 121 делегата правление общины – 71 человек.

В июле 1920 г. состоялась 3-я конференция Евсекции. На ней вновь прозвучали голоса о том, что Евсекция должна быть превращена в автономную еврейскую организацию внутри партии. В ответ специальным пунктом в решение конференции вошел тезис о том, что Евсекция «является лишь техническим массовым аппаратом в партии». Это же подтвердили и решения 4-й конференции, прошедшей в следующем году. Однако основную массу членов евсекций, в том числе и их руководство, составляли вступившие в ВКП(б) в 1920-1922 гг. бывшие члены Бунда и других прекративших существование еврейских партий коммунистического направления, многим из которых идеи еврейского автономизма оставались близки, что в той или иной степени отражалось на их деятельности – непоследовательной и противоречивой.

С одной стороны, шла активная советизация с вовлечением всего образовательного и культурного процессов (хотя и с использованием идиша), что, несомненно, влияло на интеграцию еврейского населения в общенациональную жизнь, его интернационализацию и, опосредованно, на развитие ассимиляционных процессов в еврейской среде.

А с другой стороны, шла беспощадная борьба с иудаизмом, сионизмом, ивритом, еврейскими политическими партиями, то есть с любыми формами национальной консолидации, основы которой были подорваны еще в июле 1920 г., когда с восстановлением в Белоруссии советской власти еврейская община как организационная и политическая структура прекратила свое существование. Большевики тогда даже присвоили себе выпускавшуюся бундовцами ежедневную газету «Дер Минскер векер» («Минский будильник»): с марта 1921 г. она стала органом Евсекции и начала называться просто «Дер векер», а 6 ноября 1925 г. ее переименовали в «Октябер».

По мере того как концепция большевиков о преобразовании народов СССР в «единую нацию» находила свое утверждение в практике правительства, функции еврейских национальных структур власти как правительственных органов всё больше сужались, пока и вовсе не сошли на нет. В январе 1919 г. местные еврейские комиссариаты были превращены в отделы при губернских комитетах партии, а спустя год, в начале 1920 г., и Центральный комиссариат стал отделом Народного комиссариата по делам национальностей. В апреле 1924 г. он вовсе прекратил свое существование. Вся «еврейская» власть оказалась в руках евсекций.

Политика форсированной ассимиляции евреев не сразу стала доминирующей в деятельности советского правительства. Идея эта пробивала себе дорогу сквозь ожесточенное сопротивление тех, кто еще мечтал о сохранении еврейской национальной самобытности. В евсекциях активно обсуждался вопрос кардинальной социально-экономической реконструкции советского еврейства, и на 6-й конференции евсекций (декабрь 1926 г.) развернулась острая полемика между сторонниками «коренизации» и «ассимилянтами». Концепция продолжения национальной работы среди еврейского населения была объявлена «националистическим уклоном», а чтобы и вовсе прекратить всякие дебаты на эту тему, сразу после этого совещания Евсекцию ЦК ВКП(б) преобразовали в Еврейское бюро, резко сузив ее полномочия, а в январе 1930 г. ликвидировали вместе со всеми другими национальными секциями компартии. Это был конец: больше думать о национальном самосознании евреев, даже в условиях отсутствия у них каких бы то ни было политических и гражданских прав, было уже некому.

10

В свое время И.Сталин дал дефиницию нации как исторически сложившуюся устойчивую общность языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры. Достаточно отсутствия хотя бы одного из этих признаков, чтобы нация перестала быть нацией. К евреям сталинская формулировка никак не подходила.

Отняв у евреев право быть нацией, теоретики большевизма разработали и путь, по которому должен пойти исторический процесс, чтобы их «гениальные пророчества» сбылись. Цель у них, естественно, была самая благородная – избавить евреев от преследования антисемитов. А преследовать евреев антисемитам, оказывается, было за что. Об этом большевики, догматически верившие в каждое слово своих теоретиков, прочли у своего божества – Карла Маркса. И вот что писал этот крещеный еврей о своем народе за 60 лет до появления большевизма как общественного и политического феномена:

«Еврейство есть факт, оскорбляющий религиозный глаз христианина... Какова мирская основа еврейства? Практическая потребность, своекорыстие. Каков мирской культ еврея? Торгашество. Кто его мирской бог? Деньги... Эмансипация от торгашества и денег – следовательно, от практического, реального еврейства – была бы самоэмансипацией нашего времени... Эмансипация евреев в ее конечном значении есть эмансипация человечества от еврейства... Общественная эмансипация еврея есть эмансипация общества от еврейства».

Практическое воплощение в жизнь идеи эмансипации (то есть освобождения) своей страны от евреев взял на себя один из величайших палачей ХХ в. – Иосиф Сталин. Для начала следовало только сделать евреев неевреями.

В дореволюционной России существовал государственный антисемитизм, но это, по крайней мере, не отрицалось официальными властями. В своих воспоминаниях (опубликованы в 1960 г.) граф С.Витте, бывший председатель Совета Министров, писал: «Никогда еврейский вопрос не стоял так жестоко в России, и нигде евреи не подвергались таким притеснениям [как в 1907 году]».

Но в СССР власти долгие десятилетия не признавали существования в стране «еврейского вопроса», утверждая, что он придуман теми, кто пытается очернить советскую действительность. Время показало, что этот вопрос не только существует – он создан и искусственно поддерживается как раз теми, кто больше всего говорит о его отсутствии. Дискриминация еврейского национального меньшинства развращала советскую номенклатуру, создавала базу для нарушения социального равновесия в обществе и подталкивала к новым формам злоупотреблений.

«Еврейский вопрос» всегда был лакмусовой бумажкой нравственного благополучия общества. Чем более проблемным было общество, тем острее стоял в нем «еврейский вопрос». «Одна форма свободы обуславливает другую, как один орган тела обуславливает другой... – отмечал К.Маркс. – Всякий раз, когда отвергается какая-либо одна форма свободы, отвергается свобода вообще... Несвобода становится правилом, а свобода – исключением из правила, делом случая и произвола».

Безнаказанность и волюнтаризм привели к тому, что у руководства страны появилась особая свобода – свобода злоупотребления властью. Как писал американский историк Джон Клиер, силой внедряя в жизнь свою концепцию «еврейского вопроса», советская власть «в уплату за признание евреев национальным меньшинством ввела для них ограничения: их культура признавалась только ашкеназийской, их языком – идиш..., их родиной – СССР, а их исторические связи исключительно восточноевропейскими».

Нигилистическое отношение к праву и законности привели к массовым репрессиям, уничтожившим элиту еврейской (и не только еврейской) культуры. Официальное отношение большевиков к соблюдению законности четко сформулировал в 1929 г. Л.Каганович. Делая доклад к 12-й годовщине советской власти, он заявил: «Мы отвергаем понятие правового государства даже для буржуазного государства... Понятие «правовое государство» изобретено буржуазными учеными для того, чтобы скрыть классовую природу буржуазного государства... Конечно, все это не исключает закона. У нас есть законы... Но наши законы определяются целесообразностью в каждый данный момент».

Утверждение гражданских прав евреев всегда давалось властям нелегко. Даже те из членов Учредительного собрания Франции, которые при обсуждении этого вопроса в период Великой французской революции, в декабре 1789 г., требовали искупления вины французов перед евреями за многовековые преследования, считали, что некоторые ограничения прав допустимы. В обобщенном виде эти мысли сформулировал граф Станислав де Клермон-Теннер: «Евреям как отдельным личностям – всё. Евреям как нации – ничего».

Впитавший в себя все уроки революционного прошлого В.Ленин сделал этот тезис ведущим и в собственной концепции национального вопроса, сформулировав ее в работе «О культурно-национальной автономии» так: «Борьба против всякого национального гнета – безусловно, да; борьба за всякое национальное развитие, за «национальную культуру» вообще – безусловно, нет».

Два первых десятилетия советской власти были отмечены пунктуальным воплощениям в жизнь именно этой концепции: защищая права отдельной личности, государство последовательно шло к уничтожению еврейской нации через насильственную ассимиляцию – денационализацию еврейства. Однако в последующем большевики пошли дальше своих революционных предшественников: они лишили евреев и личных гражданских прав, введя для них целую систему дискриминационных мер.

Только в конце жизни В.Ленин начал менять свое отношение к национальному вопросу. Но вину за все извращения он возлагал не на просчеты в концепции, а на злоупотребления советского бюрократизированного аппарата, который, как он писал, «мы называем своим, но который на самом деле насквозь чужд нам и представляет из себя буржуазную и царскую машину, переделать которую в пять лет, при отсутствии помощи от других стран и при преобладании «занятий» военных и борьбы с голодом, не было никакой возможности».

Установление в СССР системы государственного антисемитизма как одной из форм социальной политики стало одним из симптомов деградации всего коммунистического движения в ХХ в. Гибельность такой политики, ее компрометация любого режима понимали даже депутаты черносотенной царской Государственной думы. Вот как сформулировал эту мысль в своей «думской» речи 9 февраля 1911 г. известный русский адвокат В.Маклаков: «Если каждый человек может быть антисемитом, то государство не имеет права им быть, ибо у государства есть свой долг, есть свои обязанности перед подданными... Нужно уничтожить тот государственный антисемитизм, который сделал то, что быть антисемитом у нас так же удобно, как бить по лежащему, топтать того, кто уже связан».