1930-е: Всемирный антиеврейский заговор

«Убийство не новое явление на земле, и каинов грех сопровождает род человеческий испокон веков. Но только в ХХ веке мы стали свидетелями убийства особого рода: не в результате преходящей вспышки страсти или душевного помрачения; не по злостному умыслу отдельной личности, а как порождение величайшего преступного заговора, в котором приняли участие десятки тысяч [людей]; не против единственной жертвы, а против целого народа».

Эти слова, прозвучавшие в обвинительной речи Генерального прокурора Израиля на процессе Эйхмана [1], очень точно охарактеризовали суть Холокоста как уникальное явление мировой истории. Именно это – истребление нацистами и их пособниками в ходе Второй мировой войны более 60 % еврейского населения Европы – и лежит в основе общепринятой дефиниции слова Холокост. «Истребить» – значит «полностью уничтожить» [2]. Никаких иных значений это слово не предполагает: нацисты действительно намеревались полностью истребить еврейский народ у себя в стране и на всей оккупированной Германией и ее союзниками территории.

То, что зафиксировано в общественном сознании, не обязательно соответствует исторической правде. Противоречие заложено уже в определенных дефиницией сроках: Вторая мировая война, как известно, была развязана 1 сентября 1939 г., а массовое планомерное уничтожение еврейского населения началось лишь после вторжения Германии в СССР.
Всякие противоречия исключает иная, более объемная дефиниция, которая приводится в справочных и энциклопедических изданиях: Холокост (Катастрофа европейского еврейства) – гибель значительной части еврейского населения Европы в результате организованного преследования и планомерного уничтожения евреев нацистами и их пособниками в Германии и на захваченных ею территориях в 1933-1945 гг. [3]. Как мы видим, в данной формулировке раздвинулись временные рамки и добавилось такое понятие, как «организованное преследование», что означает в данном контексте дискриминацию еврейского населения в Германии и в захваченных ею странах до начала Второй мировой войны.

Холокост – одна из форм геноцида (из-за беспрецедентных масштабов – самая чудовищная в истории человечества). В общественном сознании понимание геноцида утвердилось в той формулировке, которая зафиксирована Уставами Нюрнбергского и Токийского военных трибуналов и Женевской Конвенции 1948 г.: «Геноцид – один из видов международных преступлений; состоит в физическом истреблении целых групп населения по расовым, национальным, этническим или религиозным признакам» [4].
Менее известно также данное Женевской конвенцией 1948 года еще одно определение геноцида: «В национально-культурной сфере к геноциду относится уничтожение языка, религии или культуры какой-либо национальной, расовой или религиозной группы, в том числе, запрещение… пользоваться национальным языком в повседневной жизни или в школах; запрещение печатания и распространения изданий на языке такой группы; уничтожение библиотек, музеев, школ, исторических памятников, зданий, предназначенных для нужд религиозных культов и т. д.» [5]. Данное определение позволяет нам говорить о практике Холокоста еще до начала физического истребления евреев.

Вышеприведенные дефиниции снимают возникающие противоречия и характеризуют Холокост как не только уничтожение, но и дискриминация евреев в Германии и на оккупированных ею территориях в 1933-1945 гг. Тех самых евреев, которых Фридрих Ницше, провозглашенный нацистами своим первым философом и пророком, назвал «самой сильной, самой цепкой, самой чистой расой из всего теперешнего населения Европы» [6], а о самих немцах при этом весьма нелицеприятно заметивший, что «Германия портит культуру, лишь только она с ней соприкасается [7].

Думается, что Холокост и соотносится в массовом сознании лишь применительно к физическому уничтожению людей, потому что серьезных исторических исследований о дискриминации еврейского населения Германии и оккупированных ею государств до начала Второй мировой войны на русском языке до крайности мало. Наиболее фундаментальным из них является книга В. Захарова и В. Кулишова «Начало начал. Германия.1933-1939 годы», вышедшей в Москве в 2000 г. (второе, переработанное, дополненное и расширенное издание вышло в 2003 г. под названием «В преддверии Катастрофы»). Правда, еще в 1939 г. в сборнике «Еврейский мир» (издатели назвали его «ежегодником»), изданном в Париже Объединением русско-еврейской интеллигенции, были опубликованы две работы по этой тематике, но из-за отказа руководства СССР от критики национал-социализма после заключения пакта Риббентропа-Молотова эти статьи до советского читателя так и не дошли.

Речь идет о работах К. Лейтеса «Основные этапы антисемитской политики Гитлера. 1933-1938» и Иоэля «Германский расизм и мировой антисемитизм». Еще две работы можно обнаружить в сборнике «Еврейский мир», изданном в 1944 г. Союзом русских евреев в Нью-Йорке: Е. Кулишера «Изгнание и депортация евреев» и А. Гольдштейна «Общественные элементы в гитлеровском антисемитизме», но ко времени их появления в свет судьба европейского еврейства уже была фактически решена. (Оба сборника «Еврейский мир» были переизданы в Минске в 2001-2002 гг.).

В Европе еврейский народ «вечно, а не только в ХХ веке, занимал нишу «преступника без преступления» [8]. Но поскольку в общественном сознании без вины виноватых не бывает, нацисты выдвинули политическое обоснование дискриминации евреев: они, якобы, причастны (все, весь народ!) к попытке захватить власть во всем мире и тем самым помешать немцам в достижении их национальных целей, а потому они (все, весь народ!) подлежат уничтожению. Проанализировав ситуацию, американский историк Джордж Моссе в своей книге «История европейского расизма» смог утверждать, что «Уничтожение евреев, несомненно, было его [Гитлера] конечной целью» [9]. Ему вторит современный биограф Гитлера Йен Кершоу: «Для Гитлера, какими бы ни были его тактические соображения, неизменной целью оставалось уничтожение евреев. Это была его главная политическая идея, начиная с 1919 г.» [10].

Конечно, можно просто сослаться на серьезное психическое заболевание германского фюрера и сопутствующие этому изменения личности, и это не будет большой ошибкой. Заключения специалистов в разные годы говорят примерно об одном и том же. Уже в 1945 г. о Гитлере писали как о «тяжелом психопате, одержимом сверхценной идеей Великой Германии» (Моргенталер), и как о человеке, страдавшем «тяжелой истерией, при которой характерологические особенности находятся в связи со скрытой агрессивностью» (Мюллер-Хегеманн, 1955) [11].
В одном из более поздних заключений о личности Гитлера можно найти и социальную оценку данного случая патологии: «Крайнюю социальную опасность данного случая психопатии обусловило присоединение черт психопата-фанатика с его волевой железной настойчивостью, односторонностью и безжалостностью… имеющего в качестве самостоятельных компонентов идеи антисемитизма и мирового господства при утрате какой-либо критической самооценки и формировании убежденности в своем величии (в том числе – в выдающемся полководческом таланте, избранничестве и непогрешимости)» (Гиндикин, Гурьева, 1999) [12].

На самом же деле все было одновременно и проще и сложнее: Холокост не только решал одну из основных задач национал-социализма – достижение «чистоты расы», декларированного гитлеровской идеологией как единственного способа спасения германского народа от грозящей ему смертельной опасности, но и стал для нацистов одним из основных средств решения экономических проблем, возникающих при глобальной милитаризации страны. Как отмечал в недавно вышедшей в свет книге «Народное государство Гитлера. Грабеж, расовая война и национальный социализм» немецкий историк Гётц Али, «Холокост останется непонятым, если не будет квалифицирован как самое последовательное массовое убийство с целью грабежа в современной истории… Выгоды от ариизации извлекали именно немцы (включая австрийцев), понимая под этим 95 % населения.
Тот, кто заявляет, что это касалось лишь отъявленных наци, уходит от реальной исторической проблемы» [13]. Вывод Г.Али в этом вопросе весьма категоричен: «Тот, кто не желает говорить о выгодах миллионов простых немцев, пусть молчит о национал-социализме и Холокосте» [14]. А о том, что антисемитизм стал в Германии «движущей силой большого народного движения», с удовлетворением Гитлер писал еще в книге «Моя борьба» [15].

Среди вопросов, касающихся истории Холокоста, одного из самых кровавых преступлений в истории человечества, есть и такие, которые для историков и по сей день остаются дискуссионными, и первый из них: можно ли было предотвратить уничтожение нацистами шести миллионов евреев Европы?

Ответ лежит в области предположений, ибо, как любят сейчас говорить, история не знает сослагательного наклонения. Однако анализ событий 1933-45 гг. позволяет сказать, что предотвратить Холокост можно было, но только в одном случае: если бы удалось каким-то образом заставить нацистов отказаться от самой идеи тотального уничтожения людей по этническому или национальному признаку. И речь идет не только о евреях и цыганах. Известно, что весьма печальная судьба ждала и славян. Как заявлял Гитлер, «если мы хотим создать нашу великую германскую империю, то мы должны, прежде всего, вытеснить и истребить славянские народы – русских, поляков, чехов, словаков, болгар, украинцев, белорусов» [16]. А ведь геноциду подверглись еще сексуальные меньшинства и лица, страдающие психическими заболеваниями!

В принципе, сама идея геноцида так или иначе просматривалась в идеологии нацизма и принимаемых ими расовых законах еще до начала Второй мировой войны. Предпосылки ее даже можно было проследить в ряде трудов их предшественников. Но в силах ли было кому-либо заставить нацистов отказаться от идеи, занимавшей одно из трех основных мест в целях и задачах их движения – антикоммунизм, антисемитизм и жизненное пространство? К тому же наци до последнего дня Рейха скрывали истинность и глобальность своих замыслов по отношению к еврейскому населению Европы. Вот почему возникающие в прессе 1930-х гг. редкие голоса на эту тему или отдельные приходящие сообщения об уже проводящемся геноциде отвергались политологами – настолько сама идея была одиозной и противоречила здравому смыслу.

В этом отношении характерна реакция члена Верховного суда США, еврея Феликса Франкфуртера на рассказ очевидца многих событий, польского дипломата Яна Карского, посетившего нелегально Варшаву летом 1942 г. Высокопоставленный американский чиновник в ответ на рассказ Я. Карского просто сказал: «Я этому не верю» [17]. Даже в 1943 году, когда массовые казни евреев на оккупированных Гитлером территориях стали неоспоримым фактом, в западных странах, в том числе и в США, этому отказывались верить. Как говорится, «этого не может быть, потому что не может быть никогда». Оказалось, что может.

Аналитики 1930-х гг., включая лидеров еврейского национального движения – и религиозных, и светских, упустили тот момент, когда традиционный (общественный, религиозный, политический и т. д.) антисемитизм уступил место антисемитизму расовому, в задачи которого входит уже не обычная (хоть и в самых разнообразных формах) дискриминация, а физическое уничтожение евреев. Воспитанное на мысли о неизбежности многовековых преследованиях евреев общественное сознание фиксировало факты дискриминации и преследований евреев Германии, осуждало нацистские Нюрнбергские расовые законы, но при этом не видело в этих событиях чего-то особенного, такого, чего не было в прошлом и нет в настоящем. И в самом деле, чем эта ситуация качественно отличалась, скажем, от ситуации в США, где еще совсем недавно, на исторически весьма близком отрезке времени, существовали законы о расовой сегрегации, а «негритянская проблема» и в середине ХХ века стояла так же остро, как «еврейская» в Германии?

Второй вопрос более прозаичен: можно ли было спасти от уничтожения хотя бы какую-то часть обреченного на гибель народа? Но немедленно возникает встречный вопрос: а если можно, то какую именно часть? Даже если предположить, что о чудовищном замысле нацистов было заранее известно, как можно было изолировать от нацистов – вывезти, расселить, накормить, обеспечить работой и т. д. – 3 миллиона 200 тысяч евреев захваченной ими Польши? Число принятых западными странами беженцев велико и измеряется сотнями тысяч. До октября 1941 г., когда в Германии был наложен запрет на эмиграцию, эту страну покинуло 267 тыс. чел.. Из Австрии в течение 18 месяцев, от аннексии до начала Второй мировой войны, бежало 110 тыс. евреев [18]. Но когда речь идет о десятках миллионов погибших на фронтах, умерших от голода и болезней, о шести миллионах жертв Холокоста, как-то блекнут и эти, несомненно, серьезные цифры.

К несчастью, именно такой прагматичный подход и характерен для политики США в вопросах спасения еврейского населения Европы в годы Второй мировой войны, хотя именно США с их огромными материальными и человеческими ресурсами могли бы сделать в этом отношении самый большой вклад. Но этот вклад США не сделали: в период с 1933 по 1944 г. они приняли только 190 тыс. еврейских беженцев [19].
В наши дни Штаты пытаются взять на себя ответственность за судьбу всего человечества, но и во Второй мировой войне они были одним из основных ее участников, и их солдаты, как и советские, тоже, не жалея жизней, «пол Европы прошагали», а лидеры приняли самое активное участие в послевоенном переустройстве мира. Отчего же, спрашивается, мы сегодня говорим о фактическом самоустранении американцев от помощи жертвам Холокоста. Помощи гибнущему народу, представители которого играли такую большую роль в культурной, экономической и финансовой жизни их собственной страны?

Замысел Холокоста начал вызревать у Гитлера еще в самом начале нацистского движения: евреи должны были стать заложниками немецкой агрессии. Уже при подготовке Мюнхенского путча прозвучала мысль о том, что «полмиллиона строго охраняемых в лагерях евреев должны быть безусловно уничтожены, если враг пересечет немецкую границу». Позднее отвернувшийся от Гитлера и эмигрировавший из Германии писатель и политический деятель Герман Раушнинг мысль о евреях как о заложниках нацистского режима сформулировал так: «Евреи были для Гитлера залогом, дававшим гарантию, что заграница позволит ему идти своим путем» [20]. В своем маниакальном стремлении очистить Европу от евреев Гитлер пытался убедить следовать этим путем и своих союзников. В июле 1941 г. он говорил хорватскому маршалу Кватернику: «Если хотя бы одно государство по каким-либо причинам потерпит у себя хотя бы одну еврейскую семью, то семья эта превратится в очаг бацилл для нового распада»[21].

Нет сомнения, что Гитлера вдохновляли идеи пангерманцев о необходимости выселения из страны всех евреев, хотя в силу своего необузданного экстремизма он уже с самого начала надеялся решить этот вопрос более радикально. Вот почему, когда 4 января 1933 года в доме банкира Курта фон Шрёдера в Кёльне представители крупного капитала пришли к решению передать 30 января власть в руки правительства Гитлера-Папена, был одобрен одновременно (среди прочих) и один из программных пунктов Гитлера: устранить со всех руководящих постов в стране не только коммунистов и социал-демократов, но и евреев [22].

Приход Гитлера к власти ознаменовался мощными антиеврейскими беспорядками. Эксцессы случились уже в первую ночь после выборов – с 30 на 31 января, а 11 марта 1933 Геринг произнес в Эссене злобную антисемитскую речь, которая спровоцировала «мартовский [антиеврейский] террор». Комментируя погромы, которые устраивали штурмовики, он сказал: «Я категорически против того, чтобы полиция защищала еврейские универмаги… Полиция существует не для того, чтобы охранять мошенников, жулье, ростовщиков и предателей» [23]. А спустя буквально две недели, 1 апреля, на всей территории Рейха был объявлен бойкот еврейских лавок и магазинов.

Первые дискриминирующие еврейское население постановления («запреты на профессию»), появились в Германии уже в начале апреля 1933 года. Одно только их перечисление, приведенное в книге немецкого исследователя Рейнхарда Опитца «Фашизм и неофашизм», показывает масштабы этой «ариизации»:

«Сначала вышли законы об устранении евреев из государственного аппарата и органов юстиции (закон о профессиональном чиновничестве от 7 апреля 1933 г.; об адвокатах от 17 апреля 1933 г.; служащих и рабочих учреждений от 4 апреля 1933 г.; закон о супругах чиновников от 30 июня 1933 г.). Затем были изданы имевшие решающее значение для фашистской унификации законы и распоряжения: о студентах – 25 апреля 1933 г., о профессорах – 6 мая 1933 г., о создании имперских палат по вопросам культуры – 22 сентября 1933 г., о редакторах – 4 октября 1933 г., осуществлено сожжение книг 10 мая 1933 г.» [24].

Исполнение этих законов и распоряжений регламентировалось специальными параграфами, получившими название «арийских». Параграф третий закона от 7 апреля 1933 г. устанавливал, что чиновники неарийского происхождения увольняются. Этот пункт, однако, не распространялся на чиновников, служивших еще до 1 августа 1914 года, на участников мировой войны на стороне Германии и ее союзников, и, наконец, на чиновников, имевших либо родителей, либо сыновей, которые были убиты во время этой войны. На основании этого параграфа и сделанных к нему разъяснений были уволены все неарийские чиновники. По сообщению, сделанному в октябре 1937 года на мюнхенском съезде германских чиновников, с 1933 года было уволено 1984 еврейских чиновника.

Исключение, которое заключал в себе параграф 3 закона, было расширено правительственным декретом от марта 1934 г., распространившим упомянутую привилегию и на евреев, участвовавших в подавлении коммунистического восстания в 1920 году, в борьбе с повстанцами Балтийских провинций и в борьбе с рейнским сепаратистским движением. На эти немногочисленные категории еврейства арийский параграф также не распространялся.

Гитлер спешил. Тотальное ограничение прав евреев было для него не просто первоочередной задачей по выполнению одной из главных программных целей нацистского движения. Он должен был начать привлекать на свою сторону миллионы обывателей, которые с подозрительностью смотрели на новую власть, основанную (по всем внешним признакам) на силе кулаков ее штурмовиков. Для этого он должен был, в первую очередь, бросить кость мелким лавочникам, которые могли бы выиграть от ущемления прав их еврейских конкурентов, и чиновникам, которые могли бы немедленно занять высвобождающиеся рабочие места. Для страны, находящейся в жесточайшем экономическом кризисе, это была бы серьезная возможность уменьшить общественную напряженность.

Законы, затрагивающие интересы юридического и медицинского сословий, не случайно были приняты в числе первых: именно адвокаты и врачи были той традиционной нишей, которую веками занимали в диаспоре евреи. Значительное их число было и в Германии: весной 1933 г. в Пруссии из 11 814 адвокатов – 3 513 были неарийцами (30 %), из 90 000 врачей по всей Германии – 13 000 были евреями (15 %). Трудовые суды уже в 1933 г. вынесли ряд решений, подтверждавших законность увольнения за неарийское происхождение [25]. Ликвидируя силовым путем конкуренцию в тех сферах, в которых евреи были особенно сильны, Гитлер привлекал на свою сторону симпатии значительного числа представителей среднего сословия.

Для того чтобы избежать при решении данного вопроса чиновничьего произвола, 11 апреля 1933 г. было издано разъяснение к «еврейскому параграфу». Оно было основано на четвертом пункте программы НСДАП, принятой еще в феврале 1920 г.: «Предоставление гражданства [должно происходить] по расовому признаку; евреи не могут быть гражданами Германии» [26]. Разъяснение гласило: «Неарийцем считается тот, кто происходит от неарийских, в особенности еврейских, родителей или от дедушки и бабушки еврейского происхождения. Для признания неарийцем достаточно, чтобы один из родителей или только дедушка либо бабушка были неарийского происхождения. Это обязательно, если один из родителей либо дедушка, либо бабушка принадлежат к еврейской религии» [27].

Выполнять новые законы власть стала исполнять со всей присущей немцам педантичностью. А ограничения прав евреев все росли и росли. Появился запрет на совместную врачебную практику арийцев и неарийцев (июнь 1933 г.), запрет заниматься сельским хозяйством и животноводством (Закон о наследственных крестьянских дворах, сентябрь 1933 г.), запрет служить в армии (Закон о воинской повинности, май-июнь 1933 г., и Закон об имперской воинской повинности, июнь 1933 г.) [28].

Результаты такой «кадровой» политики быстро дали себя знать. К 20 июля 1934 г. в немецких судах уже работало только 2009 адвокатов-евреев, а к 1 января 1938 г. – 1753, то есть за 5 лет их число снизилось наполовину. Декрет от 15 октября 1938 г. исключал всех евреев из адвокатского сословия. Еще быстрее власти расправились с нотариусами-евреями. Если в начале 1933 г. в Германии из 6226 нотариусов – 2157 были неарийцами (34,6 %), то уже к концу года их осталось только 822 (16,7 %). В сентябре 1935 г. евреям было запрещено вообще выполнять какие бы то ни было нотариальные функции [29].

Дискриминационные меры, направленные против представителей медицинских профессий, были приняты властями еще в феврале 1933 г., когда начался первый бойкот врачей-евреев. 22 апреля 1933 г. указ «О допущении врачей к деятельности в больничных кассах» запретил работу в них всех врачей-неарийцев. Это был самый сильный удар по 6000 врачей, 84 % заработка которых составляли доходы от больничных касс. Исключение составляли врачи – бывшие фронтовики и ветераны войны (так называемые комбатанты), но к ноябрю того же года и этой категории было запрещено работать в больничных кассах в городах с населением более 100 тысяч человек, а с 1 января 1938 г. врачи-евреи были из больничных касс уволены по всей Германии.

Дискриминационные законы больно ударили и по частнопрактикующим врачам-евреям, которых по всей Германии было около 7 500. Им было запрещено замещать арийского врача в случае необходимости, участвовать в консилиумах вместе с врачами-арийцами, арендовать для работы помещения (в том числе операционные) в арийских больницах, выдавать детям освобождения от занятий в школах и т. д. В больницах врачи-евреи имели право лечить только больных-евреев. Все это привело к резкому сокращению числа врачей-евреев: в 1936 г. их уже оставалось не более 3 500, а к весне 1938 г. – около 2 000. В августе 1938 г. евреи были вообще лишены права заниматься врачебной практикой [30],. 26 марта 1936 г. особым циркуляром евреи были лишены права быть владельцами либо арендаторами аптек. В середине 1937 г. в еврейских руках уже не было ни одной аптеки на всей территории Германии [31].

Закон о чиновничестве серьезно ударил по евреям, занимавшимся научными исследованиями и преподававшим в университетах: 1684 из них (примерно 15 % от общего числа были уволены уже в середине 1933 г.) В некоторых университетах этот процент был значительно выше: в Берлинском, например, было уволено 32 % профессорско-преподавательского состава [32]. По всей Германии был установлен процент приема в университеты студентов неарийского происхождения – 1,5 % [33]. Чуть позднее дискриминация по национальному признаку коснулась и преподавателей школ, а в 1936 г. специальным циркуляром имперского министра просвещения им было запрещено давать частные уроки и заведовать частными школами, в которых учились арийские дети. В начале 1937 г. евреям было предписано создавать для своих детей особые школы или, по крайней мере, особые классы в общих школах. Евреям было запрещено сдавать экзамены на аттестат зрелости экстерном.

И все же в целом большая часть еврейского населения Германии от антисемитских законов серьезно не пострадала, ибо государственные служащие, юристы и врачи составляли не более 10 % от общего его числа, хотя и это было немало, если учесть, что в 1933 г. в Германии проживало около 550 тысяч евреев. Еще 30 % еврейского населения были заняты ремесленничеством и работой в промышленности, а наибольшая его часть (50 %) – торговлей [34]. Несмотря на то, что государство принимало серьезные меры, чтобы вытеснить еврейский бизнес из хозяйственной жизни, евреям достаточно долго удавалось удерживаться на плаву. Они занимали весьма важные позиции, ликвидация которых могла серьезно осложнить жизнь населения: хлебную и яичную торговлю, мукомольное дело, пивоваренное дело, виноторговлю, торговлю скотом, импорт пищевых продуктов и т. д.

Еврейским торговым предприятиям даже в условиях бойкота со стороны арийских торговцев, отказа в получении банковских ссуд, непрекращающейся травли в прессе, невозможности размещения рекламы и т. д. удавалось как-то продолжать свою деятельность. Во многом это объяснялось тем, что «Гитлер… не принимал в течение шести лет никаких законодательных мер для ограничений торговли евреев. Германия, поставленная в тяжелые экономические условия, не могла позволить себе роскоши расстроить свой торговый аппарат, находившийся, в значительной степени, в руках зарекомендовавших себя на внешнем рынке фирм» [35].

И, тем не менее, уже начиная с 1933 г., на еврейских бизнесменов оказывалось постоянное давление, чтобы вынудить их продать свое дело в «арийские» руки. Покупатель, как правило, выплачивал еврейским владельцам лишь небольшую долю от истинной стоимости предприятия независимо от того, что было предметом купли-продажи – сапожная мастерская, всемирно известная фирма или банк. Ситуация усугубилась после того, как экономическим диктатором государства был в 1936 г. назначен Герман Геринг, утвердивший «четырехлетний план» – программу перевода экономики Германии на военные рельсы. В стране начался интенсивный процесс «аризации» – насильственной передачи еврейских предприятий в арийские руки. К 1938 г. предприятия, принадлежавшие евреям, переходили другим владельцам, в лучшем случае, за четвертую часть их рыночной стоимости.

Обращение в суд, как правило, не приносило пользы, ибо уже в 1933 году судебные органы получили опубликованное в открытой юридической прессе указание, как вести дела в тех случаях, когда один из участников процесса – еврей: «В то время как у каждого германца наличие порядочности должно быть презумпцией, у еврея же как врага нашей расы заранее предполагается непорядочность. Наличие порядочности должно быть для каждого отдельного случая особо доказано» [36].

С первых же дней прихода нацистов к власти началось вытеснение евреев со всех сфер духовной жизни Германии. В созданные министром пропаганды Геббельсом творческие союзы евреев, естественно, не принимали из-за отсутствия «необходимой благонадежности». К примеру, закон от 4 октября 1933 г. предписывал, что «редактором может быть только лицо арийского происхождения, не состоящее в браке с лицом неарийского происхождения». В 1935 г. еврейским владельцам кинотеатров было предложено к 10 декабря этого года продать свои предприятия под угрозой лишения лицензий. В 1937 г. вышло постановление, что сбытом и распространением периодических печатных изданий может допускаться только лицо, которое приведет доказательство своего арийского происхождения с 1800 года. В том же году еврейские газеты и журналы было запрещено продавать на улицах и в киосках, а их издатели не имели права приводить цитаты из немецких газет, журналов и книг и даже ссылаться на их содержание.
Газеты, издательства и оборудованные по последнему слову техники типографии за бесценок перешли в руки нацистских сановников.

Мощным фактором укрепления экономики Германии стала политика насильственной эмиграции евреев, сопровождающая их почти тотальным ограблением. И если вначале Гитлер заявлял о своем поощрении выезда евреев из страны (он даже договорился до того, что готов дать тысячемарковый билет каждому еврею, который уберется из Германии [37]), то позднее его отношение к этому вопросу резко изменилось, и, чем дальше, тем сложнее становилась сама процедура выезда. Уже 27 августа 1933 г. активные меры к налаживанию вывоза евреев из Германии предприняли Германский сионистский союз совместно с Англо-Палестинским банком, которые заключили с правительством Германии «Соглашение о перемещении», согласно которому евреи имели возможность эмигрировать в Палестину при условии выплаты Рейху половины своей собственности.
Немцы заявляли, что «еврейские» деньги якобы пойдут на финансирование германского экспорта в Палестину, поэтому обе стороны были заинтересованы, в первую очередь, в эмиграции евреев, обладающих более или менее серьезным капиталом. За пять последующих лет в Палестину выехало около 60 000 евреев.

По мере обнищания немецких евреев и усиления арабского сопротивления росту еврейского населения Палестины, акция заглохла сама по себе [38]. Динамику еврейской эмиграции из Германии в Палестину хорошо демонстрируют следующие данные: 1933 г. – 19 % всех эмигрантов, 1934 г. – 38 %, 1935 г. – 36 %, 1936 г. – 34 %, 1937 г. – 16 %. То есть в период 1934-1936 гг. в Палестину отправлялся практически каждый третий немецкий еврей [39].

В целом до конца 1937 г. из Германии успело выехать 135 000 евреев, то есть четверть еврейского населения страны. Но по мере роста расходов государства на милитаризацию экономики росли и аппетиты нацистов по отношению к деньгам еврейских эмигрантов. Начиная с осени 1937 г. был принят ряд репрессивных мер, серьезно затруднивших еврейскую эмиграцию. Вначале у большинства евреев отняли заграничные паспорта (декретом от 8 октября 1938 г. они вообще были аннулированы), а в феврале 1938 г. был введен так называемый «налог на бегство», составлявший 25 % от капитала, которые евреи не имели права расходовать независимо от того, собираются они эмигрировать или нет. При ликвидации бизнеса, еврей должен был оставлять себе этот «неприкасаемый запас», а остальные 75 % вырученных денег шли на специальный счет, по которому в случае эмиграции их владелец получал долларовый эквивалент, не превышающий 10 % действительной суммы.

Малоимущие слои еврейского населения практически вообще теряли возможность для выезда, поэтому позднее нацистские власти организовали дело таким образом, что состоятельные евреи оплачивали не только свой выезд, но и выезд своих менее обеспеченных сородичей. А всего за период 1933-1937 гг. нацистские власти получили от еврейских эмигрантов 186 миллионов рейхсмарок [40]. За пять лет после прихода к власти ужесточение условий грабежа еврейского населения привели к тому, что эмигранты с 25% потери капитала в 1933 г. стали терять 90 % в 1938 г. [41]. Тем не менее, за годы нацистского правления из Германии смогло уехать 270 тысяч евреев, в том числе 90 тысяч – в США [42].

Таким образом, первая серьезная эмиграционная волна (по большей части, еврейская) двинулась из Германии на Запад почти немедленно после прихода Гитлера к власти. США были одним из конечных пунктов этой эмиграции, вот только вопрос, насколько готова была эта страна к приему европейских беженцев?

Великая депрессия (Great Depression) 1929 года серьезно ударила по экономике и национальному благосостоянию США. Экономический спад, продолжавшийся в мире почти целое десятилетие, но начавшийся фактически в октябре 1929 г. катастрофическим падением цен на нью-йоркской фондовой бирже, привел к банкротству 11 тыс. (из 25 тыс.) американских банков и падением до 54 % уровня выпускаемой в США продукции. От 12 до 15 млн. человек оказалось на улице (от 25 до 30 % рабочей силы) [43].

Собственно, депрессия в экономике США началась еще шестью месяцами раньше, но серьезно ее никто не воспринимал. Даже губернатор штата Нью-Йорк Франклин Делано Рузвельт по прозвищу «Эф-Ди-Ар» (FDR), заверял всех, что промышленность его штата находится в «состоянии устойчивости и расцвета» [44]. Однако позднее именно резкая критика политики руководящей Республиканской партии помогла ему, 50-летнему человеку, прикованному к тому же с 1921 г. к инвалидной коляске из-за перенесенного в зрелом возрасте полиомиелита, победить на президентских выборах в ноябре 1932 г. Его реформы, получившие известность в истории под названием «нового курса», позволили к концу 1933 г. вывести огромную страну из депрессии.

Великий кризис имел катастрофические последствия для Германии, в которой безработица к 1932 году составила 25 % (6 млн. безработных), что привело к значительному укреплению экстремистских сил и падению популярности либеральной демократии. Можно смело утверждать, что именно последствия экономического спада привели к власти нацистов во главе с Адольфом Гитлером.

В свое время США сделали много для возрождения Германии, экономика которой серьезно пострадала в результате Первой мировой войны. В 1924 г. на лондонской конференции держав победительниц вице-президент США банкир Чарлз Гейтс Дауэрс, возглавлявший международный комитет экспертов, предложил проект (так наз. «План Дауэрса»), который упорядочил и сделал цивилизованным вопрос об уплате германских репараций. Этот план предусматривал выплату Германией репараций ежегодно в сумме от 1 до 1,75 млрд. (в 1928 г.) марок, а в последующем 2,5 млрд. марок ежегодно без установления временных рамок. Основным же итогом «плана Дауэрса» было то, что он позволил на какой-то период приостановить экономический кризис европейских стран, за что его автор был в 1925 г. удостоен Нобелевской премии мира.

Однако экономическая ситуация в мире заставила внести в «план Дауэрса» коррективы, и в 1929 г. по предложению другого американского банкира, О. Юнга положение Германии, для которой репарации были непосильной ношей, было облегчено. По «Плану Юнга» Германия должна была выплатить репарации в размере 121 млрд. марок, но в уже определенные временные рамки: до 1988 года, то есть за 50 лет. Выплаты должны были производиться через учрежденный в Базеле специальный Банк международных расчетов [45]. Попытки националистов и национал-социалистов сорвать референдум по «плану Юнга» и добиться отмены репараций закончились неудачей, но стали одновременно стартовой площадкой для разворачивания мощной нацистской пропаганды.

Великая депрессия серьезно подорвала авторитет США в мире и значительно ослабила желание самих американцев заниматься зарубежными делами: следовало налаживать экономику собственной страны и, в первую очередь, ликвидировать фантастически большую безработицу. Вот почему одной из мер правительства было регулирование приема беженцев из европейских стран, число которых, начиная с 1933 г., постоянно возрастало. Поскольку никаких данных о геноциде европейских евреев вплоть до 1943 г. мир не имел, в существующей в большинстве стран (в том числе и в США) системе квот в отношении беженцев из нацистской Германии не проводилось разграничения между еврейскими беженцами и всеми остальными иммигрантами.

Как отмечает один из авторов энциклопедии «Холокост», «установленная иммиграционными законами США ежегодная квота на въезд иммигрантов из стран Восточного полушария исходила из доли уроженцев каждой страны в составе населения США по состоянию на 1890 год. При полном заполнении квот общее число переселенцев в США составляло бы ежегодно 153 800 человек, однако с 1933 по 1945 не было ни одного года, когда численность иммигрантов приблизилась бы к данной цифре. При этом самым непреодолимым барьером для еврейских иммигрантов из Германии в начале и середине 1930-х гг. был отнюдь не лимит германской квоты, составлявшей 25 957 чел., а политика Государственного департамента… В 1930 это внешнеполитическое ведомство США разослало американским консулам инструкцию с указанием… строго придерживаться жесткой трактовки закона относительно тех запрашивавших американскую визу лиц, которые могут стать бременем для американского общества… С ростом безработицы в США, ограничения в правилах следовало использовать для предотвращения въезда в страну любого, кто нуждался в трудоустройстве для получения средств к существованию» [46].

После того, как в СМИ появились данные о расовых законах в Германии и дискриминации еврейского населения, а также о политических преследованиях противников режима в этой стране, Госдеп частично ослабил тиски своих ограничений, и приток беженцев в США несколько возрос. И все же главным препятствием для организации полноценного потока беженцев стало нежелание американских властей изменить иммиграционное законодательство или изыскать иные способы приема беженцев. Правда, после того, как Рузвельт в 1936 г. вновь стал президентом страны, полномочия федерального правительства были использованы для некоторого ослабления визового законодательства. В результате количество иммиграционных виз возросло с 6 252 в 1936 г. до 11 352 в 1937-м, а всего в 1933-37 гг. было выдано около 33 тыс. въездных виз, хотя квота за этот период позволяла принять 129 785 иммигрантов. В последующие три года (1938-41) в США прибыло еще 124 тыс. беженцев из Германии и оккупированных ею стран [47]. Естественно, все это было «каплей в море».

Антисемитская политика в Германии не была однозначной и в различные периоды отличалась по своей интенсивности и жесткости антиеврейского террора. Если после прихода к власти возобладали агрессивность издателя иллюстрированной газеты «Дер Штюрмер» Юлиуса Штрайхера и рейхминистра народного просвещения и пропаганды Йозефа Геббельса, то с 1934 г. террор несколько спал, и решением еврейского вопроса занялись умеренные антисемиты во главе с руководителем управления расовой политики НСДАП Вальтером Гроссом. Однако уже спустя полтора года все изменилось к худшему после речи Геббельса 29 июня 1935 г., заявившего, что Германии евреи не нужны и что высказывания некоторых немецких интеллектуалов типа «еврей – тоже человек» глупы и нелепы [48]. Точку в этой дискуссии поставили принятые Рейхстагом 15 сентября 1935 г. два закона о гражданстве и расе (Нюрнбергские законы, законы гетто), определявшие статус евреев в Третьем рейхе.

Первый закон касался вопросов гражданства и вводил различие между «гражданами рейха» и «принадлежащими к государству» (теперь только «истинные немцы» могли пользоваться всеми правами гражданина Третьего рейха). Второй закон – об «охране немецкой крови и немецкой чести» запрещал браки между евреями и немцами, а также внебрачные интимные отношения между ними. Почти сразу же после опубликования этих законов в Германии развернулась подлинная антиеврейская истерия, подогреваемая выступлениями главарей Рейха типа: «Еврей может говорить только по-еврейски. Когда он пишет по-немецки, он лжет» (Гитлер) [49]. В ноябре того же года евреи Германии были лишены избирательных прав [50].

С этого времени евреи превращаются в безусловного общественного врага № 1, и с ними почти во всех сферах жизни начинают обращаться как с людьми, морально и физически деградированными. Резко возрастает безработица среди евреев, обнищание еврейских масс прогрессирует с каждым днем. На еврейские общины падает непосильная задача поддержать своих безработных собратьев, но закон от 1 апреля 1938 г. лишает их и этой возможности: общины теряют права юридических лиц и как частные союзы они облагаются огромными налогами, съедающими все их средства.

Выходит Постановление имперского министра внутренних дел «об исполнении германского положения об общинах», согласно которому евреи не могут быть гражданами общин и теряют право пользоваться общественно-благотворительной помощью. Евреи постепенно исключаются из всех союзов (спортивных, музыкальных, литературных, союзов слепых и т. д.). Евреям запрещено приобретать недвижимость (земельные участки и дома), а городские земельные участки даже брать в аренду. Вскоре евреям запрещается пользоваться городскими купальнями, пригородными дачными местами, лечебными заведениями, климатическими станциями, целым рядом курортных мест, гостиницами с женской арийской прислугой не моложе 30 лет, читальными залами и публичными библиотеками и т. д. Многие мелкие города запретили евреям въезд на свои территории, а кое-где (Магдебург) – даже пользоваться городскими трамваями. С 1 октября 1938 г. автомобили, принадлежащие евреям, должны иметь особые таблички.
Перечень дискриминационных мер по отношению к еврейскому населению можно продолжить.

Верхом издевательства был закон, изданный в августе 1938 г., по которому евреи Германии не имели права носить других имен, кроме тех, которые германский народ признает еврейскими, а с 1 января 1939 г. евреи к своему обычному еврейскому имени должны были прибавлять другое: мужчины – Израиль, женщины – Сара. Нарушение закона каралось тюрьмой или крупным штрафом [51]. С октября 1938 г. в заграничных паспортах евреев стал проставляться опознавательный знак – буква «J» («еврей») [52].

Совершенно унизительные формы приняла дискриминация представителей творческих профессий. Государственным учреждениям было запрещено покупать картины еврейских художников, работы которых были к тому же удалены из музеев и не принимались на выставки. Было запрещено демонстрировать фильмы, если в их создании (явно или тайно) принимал участие хоть один еврей. Из оркестров были уволены все еврейские музыканты. Произведения еврейских композиторов (даже покойных) не допускались к исполнению. Музыкальные и театральные школы, принадлежавшие евреям, были закрыты, а их педагогам была запрещена какая-либо деятельность среди немцев, даже частного характера. В декабре 1937 г. кинематографическим фирмам было предписано уволить всех евреев в их заграничных отделениях. К концу марта 1938 г. в стране были уничтожены все «еврейские» грампластинки [53].

Ночь с 9 на 10 ноября 1938 г. была отмечена всегерманским еврейским погромом. Повод для него нацисты искали давно, и убийство в Париже 17-летним польским евреем Гершелем Грюншпаном 7 ноября советника германского посольства Эрнста фон Рата было очень кстати. Погром был санкционирован личным приказом Гитлера и инсценирован как стихийное выражение народного гнева. Было разрушено и сожжено 267 синагог 815 магазинов и предприятий, принадлежавших евреям. В концлагерях оказалось более 20 000 евреев, 36 человек было убито. Общий ущерб составил 25 млн. рейхсмарок, из которых около 5 млн. пришлось на разбитые витрины, что дало этому погрому название «Хрустальной ночи» или «Ночи разбитых витрин» [54].

Вслед за этим с 12 ноября по 8 декабря появился целый ряд законов, практически ставивших евреев вне закона. Предписывалось исключить всех еврейских студентов из университетов. Был наложен запрет на посещение еврейскими детьми государственных школ. Были значительно ограничены свобода передвижений и размеры жилой площади. Началась открытая конфискация имущества евреев. Был наложен запрет на появление евреев на определенных улицах и площадях, на пользование отелями, ресторанами, садовыми скамейками, спальными местами в поездах. Все евреи были лишены водительских прав и т. д. и т. п. Общественное мнение в Германии к «окончательному решению еврейского вопроса» было готово.

К середине 1930-х гг. мир, наконец, осознал всю опасность, которую несет в себе экспансия германского фашизма. 5 октября 1937 г. Рузвельт выступая в Чикаго с речью, которая вскоре получила название «карантинной», сказал: «Мир, свобода и безопасность для 90 % населения земного шара находится под угрозой со стороны остальных 10 %, которые угрожают разрушением всех международных законов и установлений… Похоже, к несчастью, эпидемия всемирных беззаконий распространяется вширь, а когда эпидемия заразной болезни начинает распространяться в разные стороны, общество объединенными усилиями устраивает карантин для больных с тем, чтобы защитить здоровье остальных и предотвратить распространение заразы» [55].

После аннексии Австрии Германией в марте 1938 г. по предложению Рузвельта произошла либерализация въездных процедур, при которой германская и австрийская квоты были объединены. Кроме того, был в значительной степени облегчен въезд в страну представителей научной и творческой элиты, преследуемой гитлеровцами. Была определенным образом изменена формулировка закона: вместо дефиниций «еврейские беженцы» и «религиозные и расовые беженцы» появилась формула «политические беженцы». В администрации Рузвельта появился Президентский консультативный комитет по политическим беженцам, который координировал действия правительства в сфере иммиграции.

После массового еврейского погрома в Германии 9-10 ноября 1938 г., вошедшего в историю под названием «Хрустальной ночи», Рузвельт объявил о продлении гостевых виз на полгода и больше тем 12-15 тыс. немецких евреев, которые в это время находились в США. Все эти меры в значительной степени коснулись иммигрантов из Германии (по большей части, евреев), число которых с 2 000 в 1933 г. выросло до 30 000 в 1939-м. И, тем не менее, этого было крайне недостаточно, ибо к началу 1939 г. число заявлений о предоставлении въездных виз в США от граждан Германии, 90 % которых были евреями, перевалило 300 тыс. [56].

После того как в ночь с 11 на 12 марта 1938 г. произошло насильственное присоединение (фактически, захват) Германией Австрии («аншлюс»), а 13 марта Гитлер торжественно въехал в Вену и был обнародован закон «О воссоединение Австрии с Германской империей», начался новый этап бегства людей из теперь уже объединенной Германии. Большинство из них были, естественно, евреями. Проблема беженцев была, наконец, признана международной, и США как ведущая страна западного мира начала испытывать серьезное давление не только изнутри, но и извне: мир требовал принятия мер и ждал американской инициативы.
Известная американская журналистка, ярый приверженец борьбы женщин за равноправие Дороти Томпсон [57] в журнале «Foreign Affairs» призвала к созданию международной организации по проблемам беженцев. Статья произвела на Рузвельта серьезное впечатление, и он сделал первый важный шаг для решения этой проблемы: 30 стран Европы и Латинской Америки получили предложение принять участие в международной конференции, чтобы консолидировать усилия в приеме австро-германских иммигрантов.

В правительстве США единой точки зрения на эту конференцию не было. Сам Рузвельт считал, что, если ответственность за размещение беженцев возьмут на себя и другие страны и организации, Штатам будет легче. К тому же он предполагал, что основную финансовую нагрузку возьмут на себя еврейские организации, и ему не придется преодолевать сопротивление Конгресса, мнение которого, как он считал, может быть негативным. Госдеп со своей стороны постарался сделать так, чтобы в мире не сложилось впечатления, что эти инициативы – сугубо американские. Заместитель госсекретаря Дж. Мессерсмит высказал опасение, что Германия непременно использует беженцев для получения экономической выгоды и создаст тем самым западным странам множество проблем. Министр финансов еврей Генри Моргентау-мл. проявлял какие-то инициативы частным порядком, но его министерство своей позиции так публично и не высказало [58].

На конференцию были приглашены и страны «гитлеровской коалиции», но Италия от приглашения отказалась, а Румыния в своем стремлении усилить еврейскую эмиграцию из собственной страны попросила причислить ее к государствам, «поставляющим» беженцев. Заявлявшая о своем нейтралитете Швейцария отказалась принять конференцию у себя, и делегаты собрались 6 июля 1938 г. во французском городе Эвиан-ле-Бен. Основную нагрузку по организации конференции взял на себя главный уполномоченный по делам немецких беженцев в США Джеймс Дж. Макдоналд, ставший заместителем председателя.

Из 32 стран, принявших участие в Эвианской конференции, лишь 3 были представлены специальными делегациями (США, Великобритания и Франция), остальные ограничились обычными дипломатами. Несмотря на попытки лидеров Всемирного еврейского конгресса и Американской сионистской организации добиться разрешения принять участие в конференции, допущены они на нее так и не были. Председатель конференции, отставной президент американской сталелитейной компании «United Steel» Майрон Тейлор даже отказался принять для беседы президента Всемирной сионистской организации Хаима Вейцмана [59].

Конференция длилась 8 дней. Надежды на решение проблемы беженцев не сбылись. Не сбылась и главная надежда всех собравшихся, что США, страна с самой низкой плотностью населения, основную тяжесть решения возьмет на себя. Перед всем миром вдруг со всей очевидностью проявилась мысль, что финансирование вывоза и расселения миллионов евреев из стран, которые со дня на день могут стать жертвой гитлеровской агрессии, просто невозможна, и что все эти миллионы обречены на дискриминацию (о тотальном уничтожении тогда никто не думал). Именно в те дни и была произнесена ставшая знаменитой фраза Хаима Вейцмана, что мир разделился на два лагеря: на страны, которые не желают иметь у себя евреев, и страны, которые не желают пустить их к себе [60].

Тем не менее, какой-то позитивный результат был достигнут: был учрежден Межправительственный комитет по делам беженцев со штаб-квартирой в Лондоне, получивший полномочия на проведение переговоров с Германией о судьбах тех, кто выразит желание эмигрировать. Председатель комитета американский юрист Джордж Рабли почти немедленно начал готовиться к переговорам с немецкими властями, но не смог даже добиться приглашения приехать в Берлин.

В ноябре Дж. Рабли удалось встретиться в Лондоне с президентом Рейхсбанка Ялмаром Шахтом, человеком, заложившим основы германской военной промышленности, позволившей Германии вести мировую войну. У Шахта были могущественные связи в мировом бизнесе, он представлял в Германии интересы американского инвестиционного банкирского дома Джона П. Моргана-мл. [61], и Рабли рассчитывал на то, что с Шахтом удастся договориться. Но случилось обратное: Шахт просто предъявил американцам ультиматум. Немцы потребовали за спасение евреев 3 млрд. немецких марок, что для того времени составляло 1,2 млрд. долларов [62]. Еврейские организации, которые должны был бы обеспечить финансирование проекта, на такие условия пойти не могли. Даже если бы такие деньги и были найдены, подобное явное финансирование нацистского государства могло привести к вспышке антисемитизма не только в США, но и во всем мире.

Тем временем из Берлина стали приходить тревожные сообщения: американский генеральный консул Р. Гейст в декабре 1938 г. предупредил президента, что, по его сведениям, евреи Германии обречены на смерть. Он настоятельно просил принять срочные меры.

В начале февраля 1939 г. Дж. Рабли смог, наконец, обменяться меморандумами с представителем Министерства экономики Германии Хельмутом Вольтатом и даже встретиться с Герингом, в руках которого как уполномоченного по 4-летнему плану было сосредоточено все руководство милитаризованной немецкой промышленности. С 1937 г. в руках у Геринга был огромный государственный концерн «Герман Геринг Веерке», созданный на базе многочисленных конфискованных у евреев предприятий [63]. Немцы неожиданно смягчили свои требования, что, скорее всего, было связано с попыткой дезавуировать негативную реакцию мировой общественности на погромы «Хрустальной ночи». Они готовы были в течение трех лет выпустить из страны 150 тыс. трудоспособных евреев в возрасте от 15 до 45 лет и обязывались не дискриминировать и не облагать штрафами и контрибуциями оставшихся в стране евреев. После этого они обещали выпустить из Германии членов семей уже выехавших евреев.

В телеграмме на имя госсекретаря США Корделла Хэлла Рабли написал, что «немцы заверили его в том, что они приступят к выполнению намеченной программы, как только будут убеждены в том, что страны, включая Соединенные Штаты, куда намеревались эмигрировать немецкие евреи, действительно готовы принять на себя ответственность за их размещение». На что К. Хэлл, вообще негативно относящийся к идее еврейской эмиграции в США, раздраженно ответил: «В том, что касается наших эмиграционных законов, нечего даже и думать о том. Что мы согласимся с правом другого правительства указывать нам, кого мы должны и кого не должны пускать в страну» [64].

Тем не менее, переговоры Джорджа Рабли привели в действие еврейские общественные организации, и британские евреи договорились с международными корпорациями о получении кредита на осуществление программы по еврейской эмиграции из Германии в размере 300 млн. долларов. Но тут неожиданно немецкая сторона отказалась от своих предыдущих договоренностей и фактически сорвала этот проект [65].

В апреле 1939 г. сенатор от штата Нью-Йорк Ф. Вагнер инициировал в Конгрессе слушания по поводу законопроекта о допущении в США 20 тыс. еврейских детей сверх обычной квоты. Обсуждение этого вопроса вызвало оживленные дебаты во всей стране и превратилось во всеобщее обсуждение эмиграционной политики правительства в целом. Общественные опросы показали, что 83 % американцев видят в идее предоставления убежища еврейским детям попытку сломать всю существующую в США систему эмиграционных квот. Небезынтересны и некоторые высказывания на этот счет отдельных участников слушаний в Конгрессе.

«Америка может стать канализационным люком, свалкой для преследуемых нацменьшинств Европы. Беженцы наследуют друг от друга лишь чувство ненависти. Они никогда не будут лояльными гражданами Америки».

«Мы должны игнорировать чувства сентиментальных слезливых добрячков и навсегда запереть на замок ворота в нашу страну для новых эмигрантов, а ключ выбросить».

«Нельзя возвращаться к временам, когда мы оказались наводнены иностранцами, пытавшимися навязать Америке методы и цели, противоречащие в корне идеалам, которым мы следуем».

«Усиление еврейской эмиграции может лишь усилить негативное отношение к евреям, а мы не хотим этого, потому что они, в целом, приятные люди».

1 июля 1939 г. слушания в конгрессе закончились. Законопроект был принят, но с поправкой: 20 тыс. еврейских детей допускались в США в пределах обычной квоты, в результате чего на взрослых беженцев оставалось лишь 7 370 виз. Что касается иммиграционного комитета Палаты представителей, то он вообще этот законопроект отверг. Рузвельт на итоговом документе начертал: «Положить в пассивную картотеку» [66].

В мае 1939 г. консул в Германии Р. Гейст прислал еще одно предупреждение, что, если не форсировать вывоз евреев из Германии, они все будут уничтожены. Рузвельт пригласил к себе на беседу небольшую группу видных американских евреев и представителей организаций беженцев. «Это вопрос не столько денег, сколько жизни и смерти»,- заявил он им [67]. Но что именно можно предпринять, было неясно. И как раз в эти дни произошла трагическая история с пассажирами парохода «Сент-Луис», который привез из Гамбурга в США 933 пассажира. Корабль причалил в порту Гаваны, но кубинские власти не позволили пассажирам сойти на берег, и им предстояло дожидаться своей очереди на въезд в США по официальной квоте. Корабль начал маневрировать вдоль побережья Флориды в сопровождении катера береговой охраны США, не допускавшего причаливания к берегу.

Госдеп отказался оказывать давление на президента Кубы Ларедо Бру, одновременно отказываясь форсировать оформление иммиграционных документов. Рузвельт не вмешивался в спор, и корабль, пополнив в Гаване запасы топлива, отправился назад в Гамбург. И лишь финансовая помощь Джойнта позволила разместить пассажиров судна отдельными группами в Великобритании, Франции, Бельгии и Нидерландах [68].

После этого случая администрация Рузвельта прекратила попытки обойти иммиграционное законодательство, а растущее раздражение американского общества по поводу возможного нашествия иммигрантов заставило Рузвельта отказаться от идеи увеличить иммиграционные квоты. Предпринимать какие-либо серьезные шаги вообще было поздно: в сентябре 1939 г. началась Вторая мировая война.

Фактором, в значительной степени осложняющим решение вопроса о приеме еврейских беженцев из стран, подвергшихся немецкой агрессии, был антисемитизм в американском обществе. Октябрьский переворот 1917 г. в России и последующие революции в Венгрии и Германии породили в Америке целую истерию страха перед проникновением в США радикальных идей, которые несли с собой эмигранты из Европы – этого рассадника смуты. Реагируя на настроения общества, Конгресс в период с 1921 по 1924 г. ввел самые жесткие за всю историю страны иммиграционные законы. В средствах массовой информации началась оголтелая антисемитская пропаганда, представляющая евреев народом с врожденной склонностью к левому радикализму.

В США стали плодиться организации, исповедующие расистские взгляды и призывающие к беспощадной борьбе с неграми и евреями. Самой крупной из них становится Ку-клукс-клан [69], насчитывавшая к началу 1920-х гг. около 5 млн. чел. Идеологом американского расизма начала ХХ века был автор вышедшей в 1916 г. в США книги «Гибель великой расы» естествоиспытатель Мэдисон Грант, который выступал против притока в Америку «нежелательных расовых групп». По его мнению, это неизбежно приведет к «расовой деградации». Наибольшую опасность в этом отношении, по его мнению, представляли евреи [70]. Что касается «желательных расовых групп», то это были, естественно, англосаксы.

В сентябре 1918 г. в Нью-Йорке начало выходить издание под названием «The Anti-Bolshevist», где из номера в номер прослеживалась темы иудео-германского засилья и зловещей роли евреев во втягивание Америки в мировую войну. 30 ноября того же года Государственный департамент опубликовал получивший международную известность доклад под названием «Большевизм и иудаизм». Сохранилось имя автора этого доклада: русского эмигранта, бывшего служащего министерства юстиции, принимавшего участие еще в подготовке дела Бейлиса, Бориса Бразоля, который позднее хвастался, что написал «две книги, которые принесут евреям больше зла, чем десяток погромов». Два положения из этого доклада с того дня стали входить во все без исключения «документальные» издания о роли евреев в судьбах России ХХ века:

1. Решение о свержении царского правительства было принято 14 февраля 1916 г. в еврейском квартале Нью-Йорка группой революционеров во главе с банкиром Джейкобом Шиффом [71].

2. Список из 33 фамилий руководителей России, где все, кроме Ленина, были евреями [72]. 1920-е гг. в США были отмечены многочисленными статьями об угрозе национальной безопасности, которая идет от «еврейских большевиков». В качестве примера можно привести статью из «The Chicago Tribune» от 19 июня 1920 г., название которой говорит само за себя: «Троцкий ведет еврейских радикалов к мировому господству; большевизм является лишь орудием для осуществления его планов» [73].

В США в это время евреи ощущали на себе очень жесткую дискриминацию по национальному признаку. Многие предприниматели не принимали евреев на работу. Целый ряд университетов резко сократил число студентов еврейского происхождения. Многие отели не принимали еврейских постояльцев, а бары и рестораны отказывались евреев обслуживать. Появились даже курорты, на которых евреи не имели возможности отдыхать. В ряде городов неоднократно предпринимались попытки воспрепятствовать поселению евреев в сравнительно зажиточных городских кварталах и респектабельных пригородах [74]. Происходило это при том, что в ряде штатов действовали законы, запрещающие такие дискриминационные меры.

1920-е гг. были отмечены в США небывалой антисемитской пропагандой со стороны тех, кто, ссылаясь на победу большевиков, мог теперь заявлять в правдивость мифа о стремлении евреев к мировому господству. Появилась возможность на полную мощность эксплуатировать тексты «Протоколов сионских мудрецов», заявляя при этом, что программа этих «мудрецов» в Европе и в России уже выполнена и что теперь вслед за установлением «чисто еврейского» правления большевиков мудрецы начинают разваливать экономику США. Кризис 1929 года стал «прямым подтверждением» их пропаганды.

Мощная антисемитская кампания в США, в центре которой стоял автомобильный могнат Генри Форд, в значительной степени облегчила деятельность политиков, ратующих за ограничение иммиграции, и повлияла на иммиграционную политику государства. В итоге в 1924 году был принят Закон об иммиграции («Акт Джонсона»), установивший постоянную квоту (позднее сокращенную с 3-х до 2-х процентов) иммигрантов из Европы, что сводило на нет шансы последних попасть в Америку. Так был фактически ликвидирован один из каналов, по которому беженцы из Германии и оккупированных нацистами стран могли уйти от гибели.

Начало Второй мировой войны и стремительное продвижение немецких войск как на Восток, так и на Запад, привело к резкому изменению в политике США, но вместо того, чтобы открыть ворота страны для потока беженцев, Вашингтон их почти наглухо закрыл. Страх поразил Штаты. Под предлогом предотвращения иностранного шпионажа были введены новые ограничения на въезд, и уже в ноябре 1939 г. американские консулы получили распоряжение Госдепа резко сократить выдачу въездных виз. В июне 1941 г. поступила новая инструкция: в соответствии с законом Блума Ван-Нуйса: при малейшем сомнении в характере заявителя визу не открывать. В 1940 г. на одной из пресс-конференций Рузвельт даже озвучил витающую в воздухе мысль о том, что еврейские беженцы, находящиеся в США, могут стать жертвой шантажа, ибо в качестве заложников остаются их родственники в Германии и на оккупированной территории Европы [75].

Однако, как обычно, в дело вмешивались и чисто субъективные моменты, когда какие-то глобальные вопросы начинали зависеть от симпатий или антипатий одного конкретного чиновника. В данном случае таким чиновником стал заместитель госсекретаря, глава Особого отдела по военным проблемам Брекенридж Лонг, который более всего сделал для разжигания подозрительности и шпиономании в отношении беженцев из Европы и для резкого сокращения (вплоть до полного прекращения) еврейской иммиграции в США. Б. Лонг блокировал на своем уровне любые предложения о специальных спасательных акциях, хотя достоверно знал о проводившемся в Европе геноциде еврейского населения.

В 1943 г. группа ведущих специалистов Министерства финансов раскрыла, что чиновники Государственного департамента саботировали все меры для спасения евреев Франции и Румынии и скрывали поступавшую из Швейцарии информацию о геноциде евреев. А Б. Лонг сознательно завышал данные о числе еврейских иммигрантов, предоставляемые им в Конгресс. Б. Лонг был «человеком Рузвельта», и историки до сего дня не могут понять президентское покровительство человеку, своими действиями подрывавшему авторитет самого президента. Отстранен от своих обязанностей Б. Лонг был только в январе 1944 г. [76].

И все же основными причинами отказа в помощи гибнущим евреям Европы были психологические. Массовое сознание отказывалось воспринимать мысль, что отношение нацистов к евреям существенно отличается от их отношения к другим народам, на которых не распространялась установка о тотальном уничтожении. Сообщениям о массовых многотысячных расстрелах просто не доверяли. К примеру, когда заместитель госсекретаря Самнер Уэллс получил сведения об этом, он сказал, что этого не может быть, ибо немцы уничтожать евреев при такой невероятной нужде в рабочей силе не будут. К информации о геноциде относились, как к попыткам евреев добиться от союзников для себя каких-то особых преимуществ. Что касается политиков, то основной довод, по которому они отказывались предпринимать серьезные шаги для предотвращения геноцида и спасения обреченных людей, заключался в двух основных тезисах:

а) любые переговоры с нацистами невозможны и чреваты отсрочкой военных действий, а это идет на пользу врагу;

б) самый быстрый способ покончить со всеобщими страданиями – это как можно скорее выиграть войну.

Настроение подогревала нацистская радиопропаганда, которая, используя непопулярность еврейского населения в США, внушала американскому обывателю мысль, что война идет не «против нацистов», а «за евреев».

Период президентства Рузвельта почти точно совпал с годами существования в Германии нацистского режима, и все события в мире, связанные с этой эпохой и так или иначе касающиеся Соединенных Штатов Америки, в том числе «еврейский вопрос», прошли через руки этого человека. Во всяком случае, это был, несомненно, один из наиболее осведомленных людей на планете. Было бы наивным думать, что такое масштабное явление, как уничтожение нескольких миллионов людей по национальному признаку могло пройти мимо его внимания. И безучастным оно не могло его оставить: во время всех четырех избирательных кампаний, когда Рузвельт избирался 32-м по счету президентом США, еврейский электорат, традиционно отдающий предпочтение демократам, и ставка на представителей национальных меньшинств обеспечили ему массовую поддержку.

Никогда до правления Франклина Делано Рузвельта евреи не занимали столько ключевых постов в правительственной администрации, поддержка которых способствовала успеху «нового курса», предусматривавшего более активное вмешательство властей в экономическую жизнь страны. В тот период, когда президентом США был Рузвельт, среди основных его соратников были министр финансов Г. Моргентау-мл., (см. п. 58) финансист и государственный деятель Б. Барух [77], мэр Нью-Йорка Ф. Ла-Гардиа [78], губернаторы четырех штатов, три члена Верховного суда страны, многие сотрудники министерств, судов и муниципалитетов различных уровней.

«Любимым экономистом» Рузвельта был глава Бюро трудовой статистики Айседор Любин, а ближайшим советником по юридическим вопросам – Луис Брендис (первый еврей, назначенный при президенте Вудро Вильсоне членом федерального Верховного суда) и Феликс Франкфуртер (декан юридической школы при Гарвардском университете). «Сохранять социальный мир» Рузвельту помогали профсоюзные активисты-евреи Роуз Шнейдерман, Сидней Хиллмен и Дэвид Дубински [79]. Среди личных друзей Рузвельта можно в первую очередь назвать раввина С. Вайса [80].

Никто не может бросить в Рузвельта камень за то, что хоть какой-то из его шагов на посту президента привел к усилению дискриминационных мер против еврейского населения, в котором можно было бы заподозрить вину государства. Но обстановка, в которой ему пришлось жить и работать, была более чем непростой. Его противники, спекулятивно используя факт еврейского происхождения достаточно большого числа общественных и государственных деятелей страны, прибегали к грубой антисемитской демагогии. Даже проводимую им политику они называли не «новый курс» («New Deal»), а «еврейский курс» («Jew Deal»). Вот почему в условиях мощной антисемитской пропаганды 1920-1930-х гг., чтобы не дать повода к серьезным эксцессам, Рузвельт вынужден был быть более чем осторожен в своих действиях.

Конечно, он был прагматиком. Конечно, как и большинство западных политиков, он на первое место ставил безопасность и спокойствие собственного народа. Конечно, как и во всяком демократическом государстве главенствующим был приоритет интересов личности над интересами властей. Конечно, будучи сторонником многих радикальных и не всегда популярных реформ, он вынужден был избегать таких мер, которые могли бы вызвать протест и сорвать глобальные планы перестройки экономики и вывода страны из экономического кризиса. Вот почему даже сейчас, с высоты нашего исторического опыта, трудно дать адекватную оценку тем мерам, которые он предпринял (или не предпринял, хотя и мог) по спасению хотя бы небольшого числа обреченных на тотальное уничтожение евреев захваченной нацистами Европы.

И все же, объективности ради, следует обозначить несколько моментов в мировой истории 1930-1940-х гг., когда Рузвельт и возглавляемое им правительство оказалось не на высоте. В вину Рузвельту историки сегодня ставят в вину целый ряд ошибочно принятых решений.

Он ни разу не выступил с официальным протестом против преследования евреев Германии, хотя до этого было немало случаев дипломатического вмешательства США в защиту национальных и религиозных меньшинств в других странах. Ведь именно отсутствие реакции такой могущественной державы, как США, на дискриминацию евреев стало одним из факторов дальнейшей эскалации расовых преследований нацистами, которые, в конечном итоге, привели к гибели миллионов людей.

Он отказался поддержать законопроект о допуске в США 20 тысяч еврейских детей, которые никак не могли бы увеличить в стране безработицу.

Он вплоть до конца войны не желал открыто признать, что проблема беженцев, главным образом, касается евреев, которым грозит тотальное уничтожение.

Он не воспользовался дипломатическими каналами и собственным авторитетом, чтобы убедить Великобританию допустить еврейских беженцев в Эрец-Исраэль.

Он не настоял на отмене решения собственной администрации отказаться от бомбардировки крематориев Освенцима и подъездных путей к ним.

Он, вопреки установке Декларации Бальфура, готов был признать перед королем Саудовской Аравии законность антисионистской и антиеврейской политики арабских лидеров.

Несмотря на то, что все эти критические замечания в свое время широко комментировались в американских СМИ, 90 % еврейских избирателей отдали свои голоса за Рузвельта во время всех избирательных кампаний. Антисемитская пропаганда выводила образ Рузвельта как проводника политики еврейского лобби, но авторитет его был настолько силен, что, согласно опросу института Гэллапа, в 1937 г. 46 % американцев готовы были проголосовать за кандидата в президенты еврейского происхождения (в 1983 г. эта цифра достигла 88 %) [81].

В середине 1938 г. в Германии стала широко известна фраза, произнесенная помощником гессенского штатгальтера Линдера во Франкфурте 21 июня: «Евреи пользуются в Германии единственным правом на смерть» [82]. Спусковой крючок геноцида был нажат, и первый, пока пропагандистский выстрел был произведен. Вскоре это подтвердил и сам фюрер.

30 января 1939 г. в зале берлинской Кроль-оперы собрались члены рейхстага, чтобы торжественно отметить шестую годовщину прихода Гитлера к власти. В тот день Гитлер впервые официально высказался о судьбе европейского еврейства с точки зрения нацизма. Он сказал: «В своей жизни я часто бывал пророком, но надо мной смеялись. Сегодня я снова хочу выступить в роли пророка. Если международному финансовому еврейству удастся ввергнуть народы в мировую войну, то результатом будет не большевизация планеты и не победа еврейства, а уничтожение еврейской расы в Европе» [83].

До начала Второй мировой войны оставалось 8 месяцев.

Примечания и литература:

1. «6 000 000 обвиняют». Речь израильского генерального прокурора на процессе Эйхмана в Иерусалиме: БИБЛИОТЕКА-АЛИЯ, вып.8, 1961, с. 18.

2. Словарь русского языка. М., «Русский язык», т. I, 1981, с. 692.

3. Краткая еврейская энциклопедия (КЕЭ). Т. 4. Иерусалим, 1988, с. 139; Большой энциклопедический словарь. М.-СПб, 1997, с.1318;

4. Юридический энциклопедический словарь. М., «Советская энциклопедия», 1984, с. 60.

5. Там же

6. Цит. по: Патрушев А.И. Жизнь и драма Фридриха Ницше. Новая и новейшая история, 1993, № 5, сентябрь-октябрь, с. 150.

7. Цит. по: Мельников Д., Черная Л. Преступник номер 1. Нацистский режим и его фюрер. М., изд-во АПН, 1981, с. 71.

8. Хейфец М. Ханна Арендт судит ХХ век. М.-Иерусалим, 2003, с. 16.

9. Цит. по: Норманн М. Неймарк Пламя ненависти: этнические чистки в Европе ХХ века (пер. с англ.). М.-СПб, 2005, с.100.

10. Там же, с.101.

11. Шувалов А.В. Безумные грани таланта. Энциклопедия патографий. М., 2004, с. 301.

12. Там же, с. 303-304.

13. Цит. по: Мадиевский С. Подкормленный нацизм, или Почему немцы так единодушно поддерживали Гитлера. Новое время, 2006, № 36, с. 27.

14. Там же, с. 28.

15. Лейтес К. Основные этапы антисемитской политики Гитлера. Еврейский мир. Ежегодник на 1939 год. Мн., 2002, с. 119.

16. Цит. по: Трайнин И.П. Расовая политика гитлеризма и антисемитизм. Черная книга. Сост. В. Гроссман и И. Эренбург. Вильнюс, 1993, с. 482.

17. Мельцер Д. Холокост и страны антигитлеровской коалиции. Вестник. № 4 (185), 17 февраля 1998.

18. Кохави Е. Еврейский мир в середине ХХ века накануне Холокоста в Европе // Холокост-Сопротивление-Возрождение. М.-Иерусалим, 2000, с. 30.

19. Там же, с. 32.

20. Цит. по: Беркович Е. Банальность добра. М., 2003, с. 245.

21. Цит. по: Нольте Э. Европейская гражданская война (1917-1945). Национал-социализм и большевизм (пер. с нем.) М., 2003, с. 426-427.

22. Опитц Р. Фашизм и неофашизм (пер. с нем.). М,, 1988, с. 168.

23. Там же, с. 167-168.

24. ам же, с. 169-170.

25.Эти данные привел в книге «Путь НСДАП», вышедшей в СССР в 1936 г., бежавший из Германии немецкий журналист Конрад Гейден. Цит. по изданию 2004 г. (М., «Яуза», «Эксмо»), с. 531.

26. Эциклопедия Третьего Рейха. М., 1996, с. 326.

27. Лейтес К. Указ. соч., с. 120-121.

28. Опитц Р. Указ. соч., с. 120.

29. Лейтес К. Указ. соч., с. 124.

30. Там же, с. 126-127.

31. Там же.

32. Пленков О.Ю. Третий Рейх. Арийская культура. СПб, 2005, с. 42.

33. Гейден К. Путь НСДАП. Фюрер и его партия. М., 2004, с. 532.

34. Там же, с. 130.

35. Гольдштейн А. Общественные элементы в гитлеровском антисемитизме. Еврейский мир. Сборник 1944 года. Мн., 2001, с. 328-329.

36. Лейтес К. Указ. соч., с. 125.

37. Кулишер Е. Изгнание и депортация евреев. Еврейский мир. Сборник 1944 г. Мн., 2001, с. 261.

38. Неймарк Н. Указ. соч., с. 103-104.

39. Хёне Х. Черный орден СС. История охранных отрядов (пер. с нем.) М., 2004, с. 296.

40. Захаров В., Кулишов В. В преддверии катастрофы. Германия 1933-1939 годы. М., 2003, с. 310-311.

41. Лейтес К. Указ. соч., с. 52-55.

42. Хёне Х. Указ. соч.

43. Всемирный энциклопедический словарь. Мн., 2004, с. 209.

44. Залесский К.А. Кто был кто во Второй мировой войне: Союзники СССР. М., 2004, с. 452.

45. Штайн В. Хронология мировой цивилизации. Т. 2, М., 2003, с. 94, 98, 116-117.

46. Брейтмен Р. Соединенные Штаты Америки. Холокост. Энциклопедия. (Пер. с англ.) М., 2005, с. 569.

47. Краткая еврейская энциклопедия (КЕЭ), т. 8, Иерусалим, 1996, с. 342.

48. Там же, с. 295.

49. Энциклопедия Третьего рейха. М., 1996, с. 347-348.

50. Опитц Р. Указ. соч., с. 170.

51. Лейтес К. Указ. соч., с. 3-50.

52. Опитц Р. Указ. соч., с. 173.

53. Лейтес К. Указ. соч., с. 128-130, 137.

54. Энциклопедия третьего рейха. М., 1996, с. 502.

55. Залесский К.А. Указ. соч., с. 453.

56. Брейтмен Р. Указ. соч., с. 570.

57. Дороти Томпсон (1894-1961), автор книг по новейшей истории «Новая Россия» (1928), «Я видела Гитлера» (1932), «Беженцы: Анархия или организация» (1938), «Пусть говорят факты» (1939).

58. Генри Моргентау-мл. (1891-1967), американский политический и государственный деятель, в 1934-1945 – министр финансов. Автор реформы финансовой системы США, использованной в «новом курсе» Рузвельта. Сыграл ведущую роль в приспособлении экономики США к условиям войны, не вызвав гиперинфляции. Инициировал замораживание в 1941 г. японских активов в американских банках, что привело к началу войны на Тихом океане. Добился принятия решения об оказании помощи союзникам по системе ленд-лиза. В 1944 – один из трех членов Совета помощи беженцам, созданного президентом по его рекомендации. В отличие от своего отца, финансиста Генри Моргентау-ст. (1856-1946), разделявшего антисионистские и ассимиляторские взгляды, многое сделал для организации сбора финансовой помощи Израилю в первые годы после его провозглашения.

59. КЕЭ, т. 10, Иерусалим, 2001, с. 416

60. Цит. по: Шарашевски Р. Израиль среди народов. Катастрофа и героизм еврейского народа. Иерусалим, 1991, с. 52.

61. Залесский К.А. Кто был кто в Третьем рейхе. М., 2002, с. 714.

62. Рабинер Я. Антисемитизм в Америке. Нью-Йорк, 1996, с. 13.

63. Залесский К.А. Кто был кто в Третьем рейхе, с. 189-190.

64. Рабинер Я. Указ.соч., с. 13-14.

65. Там же, с. 15.

66. Там же, с. 17-19.

67. Брейтмен Р. Указ. соч., с. 572.

68. Там же, с. 570-571.

69. Ку-клукс-клан (Ku Klux Klan) – название двух различных тайных расистских террористических организаций в США: одна была создана сразу после Гражданской войны и просуществовала с 1865 по 1870 гг., друга возникла в 1915 г. и действует по настоящее время. Если первая боролась только за восстановление господства белого населения над цветным и действовала только на Юге, то вторая культивирует еще и ненависть к католикам, евреям, иностранцам, профсоюзам и действует также на Среднем Западе.

70. Рабинер Я. Указ. соч., с. 26.

71. Джейкоб Генри Шифф (1847-1920), американский банкир, филантроп и общественный деятель. Родился в г. Франкфурт-на-Майне. С 18 лет – в США. С 1885-го возглавлял фирму, которая стала одним из самых крупных банкирских домов в США. Ненавидел царский режим в России за его антисемитскую политику, оказывал помощь группам еврейской самообороны и жертвам погромов 1903-1905 гг. Один из основателей Американского еврейского комитета и Комитета по распределению фондов помощи евреям, пострадавшим от войны (Джойнт). Предоставил большой заем правительству Керенского. Отрицательно относился к сионизму, считая эту идею утопичной.

72. Поляков Л. История антисемитизма. Эпоха знаний. Кн. 2. Европа на пути к самоубийству. М.-Иерусалим, 1998, с. 355, 358.

73. Там же, с. 363.

74. Рабинер Я. Указ. соч., с. 27.

75. Брейтмен Р. Указ. соч., с. 572.

76. КЕЭ, т. 7, Иерусалим, 1994, с. 450.

77. Бернард Барух (1870-1965), финансист и государственный деятель. Личный советник всех президентов США, начиная с Вудро Вильсона. В 1943 – советник директора отдела военной мобилизации. С 1946 – представитель США в комиссии ООН по атомной энергии.

78. Фиорелло Ла Гардиа (1882-1947, отец – итальянец), политик и законодатель, мэр Нью-Йорка на протяжении трех сроков (1933-1945), известный борец с коррупцией среди политиков и с организованной преступностью.

79. Заславский Л. Американские президенты и евреи. Форвертс, № 265, 22-28 декабря 2000 г.

80. Стивен Сэмюэл Вайз (1874-1949) – реформистский раввин и сионистский деятель. На Версальской конференции (1918-1919) выступал в защиту Палестинского проекта и с осуждением геноцида армян турками в 1915 г. Создатель Федерации американских сионистов, один из ее лидеров. Организатор (совместно с Нахумом Гольдманом) Всемирного еврейского конгресса и бессменный его руководитель (1936-1949).Один из создателей Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения (1909) и Американского союза борьбы за гражданские права (1920).

81. КЕЭ, дополнение I, Иерусалим, 1992, с. 17.

82. Лейтес К. Указ. соч., с. 143.

83. Беркович Е. Банальность добра. М., 2003, с. 244-245.