«Отречемся от старого мира»
Когда архитектор Ж.Ф. Шальгрен начал в 1806 году по специальному декрету императора сооружать на площади Звезды в Париже Триумфальную арку, со дня падения Бастилии и провозглашения Декларации прав человека и гражданина прошло 17 лет. Много событий было в эти годы: и Великая французская революция, уступившая свои завоевания буржуазной контрреволюции; и пятнадцать лет существования Первой французской республики, рухнувшей с установлением авторитарного режима Наполеона Бонапарта; и годы жестоких и коварных дипломатических и военных побед нового «императора французов», провозглашенного сенатом и коронованного римским папой...
Именно эти победы и была призвана увековечить Триумфальная арка. Слава римских императоров не давала покоя Наполеону, поэтому согласно его замыслу новое архитектурное украшение Парижа должно было вдвое превосходить по размерам классический образец — арку Константина в Риме.
В 1833 году, незадолго до окончания всех работ, заказ на создание больших скульптурных групп, которые украшали бы пилоны новой арки, был сделан одному из самых выдающихся скульпторов первой половины XIX века — Франсуа Рюду. Не вина Рюда, что интриги соперников вынудили его разделить заказ и отдать три из четырех групп другим мастерам, но и то, что он создал, стало одним из шедевров мирового ваяния.
Горельеф Рюда назывался «Выступление в поход волонтеров. 1792». Он отображает момент французской истории, когда вдохновленные победой революции добровольцы шли на борьбу с иностранными легионами, выступившими против молодой республики. Волонтеров — воинов, старика, юношу — Рюд изобразил в классической манере, а современное оружие и одежду заменил на античные, что подчеркивало вневременной характер их подвига: защита Родины всегда была и будет священной обязанностью гражданина. Одухотворенные лица патриотов, их устремленные вперед, полные экспрессии фигуры, их напряженность и решительность столь эмоциональны, что не могут оставить равнодушными. А над ними взмыла вверх крылатая Свобода — прекрасная женщина в античных доспехах и фригийском колпаке. - (Фригийский колпак — головной убор свободного народа Фригии, страны в Малой Азии (10—8 века до н. э.), означал освобождение от рабства. Вошел в символику Великой французской революции.) Одежда ее развевается, рука с мечом направлена вперед, рот раскрыт в призыве.
Образ Свободы... Женщина во фригийском колпаке — это и есть свободная Франция. За несколько лет до Рюда этот образ уже был блестяще воплощен Эженом Делакруа в его бессмертной картине «Свобода, ведущая народ на баррикады» (1831). Творческое вдохновение обоих мастеров было навеяно идеями Свободы, Равенства и Братства, провозглашенными Великой французской революцией и ее торжественно-величавым гимном «Марсельеза». И не случайно по прошествии нескольких лет горельеф Рюда стал широко известен во всем мире под названием «Марсельеза».
Придя к власти, Наполеон запретил «Марсельезу» — ему не нужна была песня, олицетворяющая Свободу. В июле 1830 года революция воскресила свой гимн надежды и борьбы, и, хотя монархия вновь избавляется от «Марсельезы», ее идеи живы: Марсельеза-Свобода нашла приют под сводами Триумфальной арки.
Летели десятилетия, и слово «марсельеза» стало синонимом гимна Свободы. Не была забыта и сама песня: ее поют в горячие дни революции 1848 года, затем, запрещенная 2 декабря 1852 года при официальном упразднении Второй республики, она воскресает 4 сентября 1870 года с началом буржуазно-демократической революции, приведшей к Парижской коммуне. Ее поют в разных странах, на разных языках: в Брюсселе в 1830 году, в Берлине в 1848, в Лиссабоне в 1910 и вообще везде, где восставший угнетенный люд свергал монархию и устанавливал республиканский строй. В последней четверти XIX века она появляется в революционных кругах России. Так слово «марсельеза» становится еще и синонимом гимна Революции, а сама «Марсельеза» — единственной песней, безоговорочно принятой всеми революциями, во всех странах.
Вряд ли кому-либо удалось собрать все тексты, на которые распевалась «Марсельеза», и нет сомнения, что наибольшее их число дала Россия. В разные времена, в разных условиях появлялись «рабочие», «солдатские», «крестьянские», «студенческие» марсельезы. «Рабочие» марсельезы рождались чаще всего. Не все они пелись на мелодию той, что пришла к нам из Франции, а потому несколько видоизменялась и сама мелодия, как это случилось с «Новой песней» на стихи Петра Лаврова. Некоторые из них существовали только в качестве стихотворений, как, например, «Песнь пролетариев» переводчика «Интернационала» А. Я. Коца. Но все они служили революции и в той или иной форме приобретали черты революционного гимна.
Не утратила своего революционизирующего значения «Марсельеза» в России и после свержения царизма. Революция победила, но ее завоевания еще нужно было отстоять, и «Коммунистическая Марсельеза» Демьяна Бедного звала «сомкнуть трудовые ряды для последнего страшного боя» и брать в руки оружие всем, кто честен и смел. Изменились времена, стала иной цель, и если П. Лавров только еще говорил о том, как «ненавистен нам царский чертог», то Демьян Бедный уже выражал уверенность, что «на развалинах старого зданья возведем мы наш светлый чертог».
В чем же сила и бессмертие «Марсельезы»? Что помогает этой песне в течение более чем полутора веков совершать триумфальное шествие по миру? Ответ на этот вопрос — в речи Мориса Тореза, произнесенной 27 июня! 1936 года по случаю 100-летия со дня смерти Руже де Лиля: «Слова и музыка достигают высшей степени совершенства только тогда, когда они выражают и прославляют! огромное и вечное стремление людей к благосостоянию, свободе и миру».
Три марсельезы из множества существовавших привлекают ныне наше внимание: первая, рожденная Великой французской революцией; вторая, с которой русский пролетариат шел на штурм самодержавия, и третья, «Коммунистическая», с которой наш народ приступил к строительству первого в мире социалистического государства. И безусловно, нас будут интересовать судьбы их авторов, и в первую очередь «гения одной ночи» Руже де Лиля.