Руже де Лиль

 

Если и было во Франции в период Великой французской революции какое-то одно слово, которое бы волновало, требовало решительных действий больше, чем все остальные, то это, несомненно, было слово «Liberti» — «Свобода!».

14 июля 1789 года взятием Бастилии завершилось народное вооруженное восстание в Париже, и уже 29 августа* Учредительное собрание приняло программный документ! огромной революционной силы — Декларацию прав человека и гражданина. «Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах»,— гласила первая же из семнадцати статей Декларации. Провозглашение Свободы — свободы личности, слова, совести — было вызовом, брошенным революцией миру насилия и бесправия.

Спустя два года, 13 сентября 1791 года, король подписал конституцию, и избранное на ее основе Законодательное собрание торжественно начало свою работу. В стране устанавливалась конституционная монархия.

Экономическое положение Франции постоянно ухудшалось: сворачивались целые отрасли промышленности, работавшие ранее на двор и аристократию, а из-за того, что никак не решался главный вопрос — аграрный, страну потрясали крестьянские волнения. Германский город Кобленц стал центром контрреволюционной эмиграции, и бежавшие аристократы подбивали феодальную Австрию и Пруссию к вооруженному выступлению против Франции. На то, что революция будет задушена силой оружия извне, рассчитывал и Людовик XVI. Так оно и произошло. 7 февраля 1792 года Австрия и Пруссия заключили военный союз против революционной Франции.

В самой Фракции в предчувствии, что поворот событий будет именно таким, уже за полгода до этого со стороны отдельных группировок раздавались призывы не ждать интервенции, а первыми выступить против извечных^вра-гов и помочь их народам свергнуть тиранию. Особенно усердствовали в этом жирондисты, представлявшие интересы торгово-промышленной буржуазии, заинтересованной в расширении границ государства. И хотя их позиция объективно была на руку королевскому двору, патриотически настроенный народ ее поддерживал.

Известие, что 20 апреля Франция объявила войну австрийскому императору, было воспринято в стране с восторгом, и даже революционные демократы-якобинцы, утверждавшие, что свободу нельзя «принести народам на острие штыка», были вынуждены поддержать общий порыв.

По всей стране стихийно возникали митинги, снаряжались добровольческие дружины и отряды Национальной гвардии. Везде царил подъем, произносились зажигательные речи, печатались прокламации, расклеивались призывы и лозунги: «К оружию, граждане!», «Вперед, сыны отчизны!», «Дрожите, коронованные тираны!». По ночам жглись костры, распевались патриотические песни, кругом развевались трехцветные флаги, на мундирах сияли трехцветные перевязи, а на шляпах — такие же кокарды.

В приграничном Страсбурге о войне стало известно 25 апреля. Этому городу всегда выпадала более тяжкая, чем другим, доля: при любом франко-германском конфликте у его стен всегда происходили первые решительные сражения. Восемь веков принадлежал этот клочок эльзасской земли германскому королевству, а с 1681 года отошел к Франции. Здесь, на берегу Рейна, войну ощущали острее и глубже, чем в других местах, ведь не только со знаменитого средневекового готического собора, но даже с городских укреплений можно было видеть концентрирующиеся на границе прусские полки, а в ночной тишине слышать сигналы полковых труб.

Весть об объявлении войны вызвала в Страсбурге мощный взрыв энтузиазма: на улицы города высыпало все его население, кругом заблестели трехцветные шелковые ленты, на ратушную площадь торжественно проследовал городской гарнизон, звучала бравурная музыка, которую прерывали зажигательные речи. Манифестация приобретала поистине праздничный характер. Немедленно был сформирован батальон волонтеров, названный «Дети отечества». Во главе торжества — мэр города Фредерик Дитрих, член Французской академии, автор работ по минералогии, последователь Вольтера и Дидро.

Вскоре среди горожан распространяется воззвание, выпущенное «Обществом друзей конституции». В нем всего несколько строк, но они высекали огонь в душах патриотов: «К оружию, граждане! Отечество в опасности! Знамя войны развернуто! Сигнал дан! К оружию! Пусть трепещут коронованные деспоты! Маршируйте! Будем свободными людьми до последнего вздоха и направим все наши стремленья на благо всего человечества!»

Думал ли 32-летний капитан Руже де Лиль, прошагавший через ратушную площадь во главе взвода саперов, что этот весенний апрельский день 1792 года подарит ему бессмертие? Конечно же нет, ибо он сам понимал, что ничто в его жизни не предвещало великого будущего.

Подлинное имя Руже де Лиля было Клод Жозеф Руже. Он был первым из восьми детей в семье, не отличавшейся богатой родословной. Вот почему, когда 16-летнему юноше пришлось поступать в военную школу в Париже, отец был вынужден прибегнуть к небольшому обману. Дело в том, что для поступления в эту школу молодому человеку нужно было быть дворянином, то есть ему недоставало самой малости — частички «де» перед фамилией отца. Тщательные исследования генеалогического дерева привели к появлению на свет человека с фамилией де Лиль, и в результате Клод Жозеф Руже стал Руже де Лилем.

Шесть лет в военной школе пролетели, как один день, и новоиспеченный подпоручик попадает в Мезьер, в инженерную школу. Еще два года — и он офицер королевского инженерного корпуса. Семь лет де Лиль занимался фортификацией далеко от столицы. Крепости, форты, полевые лагеря, офицерский быт — незамысловатая история жизни одного из многих тысяч военных специалистов, ничем не лучше, ничем не хуже других. Правда, в начале 1790 года он бросает службу и уезжает в Париж, но спустя год его вновь призывают в армию, и 1 мая 1791 года он оказывается в Эльзасе.

Страсбург — второй после Парижа музыкальный центр Франции стал тем местом, где Руже де Лиль наконец нашел себя, хотя и не как специалист по фортификационным сооружениям. В этом городе было два оперных театра — французский и немецкий, были две с высокой репутацией церковные капеллы, регулярно давались абонементные концерты, а в доме мэра существовал музыкальный салон, хозяин которого был способным музыкантом. Открылись двери этого салона и перед Руже де Лилем.

В музыкальную среду Страсбурга де Лиль окунулся с первых же дней своего появления в этом городе. У него не было специального музыкального образования, он никогда не изучал гармонии, но как всякий хорошо образованный интеллигент того времени неплохо музицировал: играл на скрипке, сочинял романсы и шуточные куплеты. Он также писал стихи, впрочем, по большей части в то время неоцененные.

Год, проведенный в Париже, Руже де Лиль потратил на то, чтобы утвердиться на оперной сцене, однако из этого ничего не получилось: один театр вернул ему оперу-феерию, другой — комедию с пением. Правда, по одному либретто была поставлена опера (музыку написал профессиональный композитор), но прошли только два спектакля. Сам Руже де Лиль на первой странице рукописи написал: «Плохо».

Несколько дольше шла созданная самим Андрэ Гретри на либретто де Лиля комедия с пением «Два монастыря», но в конечном итоге и она не доставила радости ни авторам, ни зрителям. И все же пребывание в столице было отмечено важным событием. Охваченный революционным пафосом Руже де Лиль в годовщину взятия Бастилии написал стихи под названием «Гимн Свободе» («Святая Свобода, приди, будь душой моих стихов»). Спустя год, в дни всеобщего ликования по поводу того, что Людовик XVI присягнул конституции, на эти стихи сочинил музыку Игнац Плейель, капельмейстер собора в Страсбурге, ученик Й. Гайдна.

«Гимн Свободе» стал очень популярен, причем по обе стороны Рейна (в Пруссии его пели на немецком языке). В Страсбурге «Гимн Свободе» исполнялся публично в дни празднеств, и авторы его стали местными знаменитостями. Эти события имели самое непосредственное отношение к дальнейшей судьбе Руже де Лиля.

Итак, 25 апреля 1792 года — день, полный волнений и радостной суматохи. Вечером в доме мэра состоялся торжественный прием, на который явился весь генералитет пограничной Рейнской армии. И вот там, в перерыве между разговорами о предстоящей войне и вербовке добровольцев, Фредерик Дитрих на глазах у всех присутствующих обратился к капитану инженерных войск Руже де Лилю с просьбой написать для Рейнской армии патриотическую песню. Публика восторженно восприняла предложение мэра. В честь капитана был провозглашен тост, никто не сомневался, что автор «Гимна Свободе» создаст еще один прекрасный гимн. Руже де Лилю ничего не оставалось, как принять предложение...

 

Что было написано раньше: текст «Марсельезы» или ее музыка? Трудно сказать с уверенностью, скорее всего все же текст. Но невероятная эмоциональность и безы-скусность первых тактов мелодии, их призывный характер, короткая, четкая, как запев зовущего в бой полкового горна, первая фраза наводят на мысль, что творческий процесс начинался именно с этих первых тактов.

Первые две строки текста повторяют то, что на устах у всех:

Вперед, сыны отчизны милой!
Мгновенье славы настает!

А дальше в куплеты выстраиваются слова, взятые прямо из воззвания, и вот уже обращение к Свободе, признание в любви к Родине облекаются в поэтическую форму:

Вперед, плечом к плечу шагая!
Священна к родине любовь.
Вперед, свобода дорогая,
Одушевляй нас вновь и вновь.

Но гимн, по мнению автора, должен не только звать в бой, он должен предупреждать напрасное бездумное кровопролитие, в нем должна быть мысль о милости к простым солдатам врага, к тысячам загнанных под ружье бесправных рабов и иноземных наемников. Главный же гнев дол- • жен быть обращен на тиранов, ибо на Францию именно «тирания черной силой с кровавым знаменем идет»:

Французы! Будьте в ратном поле
Великодушны и добры,
Пред вами жертвы поневоле,
Наемники чужой игры.
Но весь ваш правый гнев — тиранам,
Кровавым тиграм наших дней,
Кто тело родины своей
Обрек неисчислимым ранам.

(Перевод П. Антокольского.)

Эти страстные слова сделали песню Руже де Лиля первой песней, содержащей прямой призыв к свержению монархии. И эти слова ему продиктовало время — великое время Великой революции.

В своей исторической миниатюре «Гений одной ночи» С. Цвейг смог передать тот невероятный взлет духа, которым была отмечена для поэта и музыканта Руже де Лиля ночь с 25 на 26 апреля 1792 года в маленькой комнатке дома 126 на Гранд Рю в Страсбурге, на севере Франции.

«...Руже вынимает из шкафа скрипку и проводит смычком по струнам. И — о чудо! — с первых же тактов ему удается найти мотив. Он снова хватается за перо и пишет, увлекаемый все дальше какой-то внезапно овладевшей им неведомой силой. И вдруг все приходит в гармонию: все порожденные этим днем чувства, все слышанные на улице и банкете слова, ненависть к тиранам, тревога за родину, вера в победу, любовь к свободе. Ему даже не приходится сочинять, придумывать, он лишь рифмует, облекает в ритм мелодии переходившие сегодня, в этот знаменательный день, из уст в уста слова, и он выразил, пропел, рассказал в своей песне все, что перечувствовал в тот день весь французский народ. Не надо ему сочинять и мелодию, сквозь закрытые ставни в комнату проникает ритм улицы, ритм этой тревожной ночи, гневный и вызывающий; его отбивают шаги марширующих солдат, грохот пушечных лафетов. Быть может, и слышит-то его не сам он, Руже, чутким своим ухом, а дух времени, на одну только ночь вселившийся в бренную оболочку человека, ловит этот ритм. Все покорнее подчиняется мелодия ликующему и словно молотом отбивающему такту, который выстукивает сердце всего французского народа. Словно под чью-то диктовку, поспешнее и поспешнее записывает Руже слова и ноты — он охвачен бурным порывом, какого доселе не ведала его мелкая мещанская душа. Вся экзальтация, все вдохновение, не присущие ему, нет, а лишь чудесно завладевшие его душой, сосредоточились в единой точке и могучим взрывом вознесли жалкого дилетанта на колоссальную высоту над его скромным дарованием, словно яркую, сверкающую ракету метнули до самых звезд. На одну только ночь суждено капитану Руже де Лилю стать братом бессмертных...» (Цвейг С. Собр соч В 7 т М Правда, 1963 Т. 3 С. 60.)

Однако не слишком ли суров С. Цвейг к человеку («жалкий дилетант», «мелкая мещанская душа»), давшему нам прекрасный гимн? И под силу ли дилетанту, не владеющему мастерством гармонии и поэзии, создать бессмертное произведение? Может ли человек с мелким, примитивным мышлением и душой обывателя дать миру шедевр, отвечающий чаяниям миллионов людей? Способна ли вообще заурядная личность на высокий порыв вдохновения? Одним словом, прав ли Цвейг?

Анализ музыкального и поэтического творчества Руже де Лиля говорит о том, что и в музыке, и в поэзии он действительно был не более чем дилетант. До «Марсельезы» его «Гимн Свободе» — единственное творение, которое имело успех. После «Марсельезы» за 42 года жизни он лишь дважды, уже в преклонном возрасте, сделал попытку что-то сочинить для оперной сцены. Де Лиль обратился тогда к произведениям В. Шекспира, но опера на его либретто по «Макбету» выдержала в 1827 году лишь пять представлений, а либретто по «Отелло», которое он выслал Г. Берлиозу, вообгЦе осталось без внимания.

С несколько большим успехом он работал над песнями.

Еще в Страсбурге Руже де Лиль мечтал создать новый вариант «Песни о Роланде», этой, говоря его же словами, «военной песни наших предков». Уже спустя три года после появления «Марсельезы» солдаты наполеоновской армии распевали «Роланд в Ронсевале» на слова и музыку Руже де Лиля. Отдельные отрывки из этой песни даже стали лозунгами в период революции 1848 года.

Лучше других ему удавались песни героического содержания: «Гимн миру», написанный в дни похода Наполеона на Москву, песня о Генрихе IV (по случаю установки его статуи на новом мосту в Париже), «Ветераны». Когда в печати появляются стихи П. Ж. Беранже «Моя республика», «Святой союз народов» («Народы, заключите святой союз, подайте друг другу руки»), «Дети Франции» и другие, он пишет к ним музыку.

Трудно сказать, дошли бы до наших дней стихи и песни Руже де Лиля, если бы он сам не позаботился об этом. «Опыты в стихах и прозе» и сборник романсов на свои стихи и стихи других авторов он издал в 1796 году благодаря покровительству И. Плейеля, который, лоселившись в Париже, основал музыкальное издательство. Руже де Лиль был тогда популярен, его имя чтили и включали в список поэтов и композиторов, сражавшихся за Свободу, за что в качестве награды ему даже позволили выбрать из национального хранилища две скрипки.

Но шли годы, а из-под пера Руже де Лиля так и не вышло больше ни одного сколько-нибудь значительного произведения. О нем быстро забыли. Он бедствовал, жил в дешевых меблированных комнатах, делал переводы (иногда анонимные) стихов и прозы. Перевел и издал избранные басни И. А. Крылова (1825), а сборник «Пятьдесят французских песен» со своими стихами и стихами других поэтов на свою музыку даже издал на собственные деньги (1826).

Да, этот человек не был отмечен большим талантом. Священный огонь вдохновения, загоревшийся в нем однажды, быстро погас, и разжечь его вторично он уже не смог. Один раз посредственный любитель преподал урок мастерам, но это был первый и последний урок в его жизни.

«Гений живет во все времена; но люди, которые являются его носителями, немы, пока необычные события не воспламеняют массу и не призывают их»,— писал Д. Дидро. Именно так и произошло с Руже де Лилем. Одним порывом он был вознесен на вершину творческого гения и славы, а дальше начался спуск. Даже не спуск, а падение. Как писал один из его биографов Жюльен Тьерсо в 1892 году, в дни празднования столетия «Марсельезы», жизнь Руже де Лиля после 1792 года «вызывает чувство сожаления, что он не умер назавтра после создания бессмертной песни».

 


«Необычные события» Великой французской революции «воспламенили массу», и в том числе Руже де Лиля. Родился великий гимн Великой революции, но автор этого гимна не был революционером. Он был мелким буржуа, тем самым, что так легко, по выражению В. И. Ленина,

«колеблется и шатается при каждом повороте событий, переходит от ярой революционности... к опасливому отстранению...»?

Вовлеченный в водоворот событий, находясь в состоянии «ярой революционности», Руже де Лиль испытал такой душевный подъем, что при своих скромных музыкальных и поэтических способностях смог создать прекрасный революционный гимн. Взлету вдохновения способствовало и определенное стечение обстоятельств, из которых главным, видимо, было то, что Руже де Лиль был в это время именно в Страсбурге.

«Нигде во Франции народ не присоединился к революции с большим энтузиазмом, чем в провинциях с говорящим по-немецки населением,— писал позднее Ф. Энгельс— Когда же Германская империя объявила войну революции, когда обнаружилось, что немцы не только продолжают покорно влачить собственные цепи, но дают еще себя использовать для того, чтобы снова навязать французам старое рабство, а эльзасским крестьянам — только что прогнанных господ феодалов, тогда было покончено с принадлежностью эльзасцев и лотарингцев к немецкой нации, тогда они научились ненавидеть и презирать немцев, тогда в Страсбурге была сочинена, положена на музыку и впервые пропета эльзасцами „Марсельеза"...»

Но для мелкого буржуа характерна не только способность «легко переходить к крайней революционности», но и «неустойчивость такой революционности, бесплодность ее, свойство быстро превращаться в покорность, апатию...». Этим как нельзя лучше объясняется все дальнейшее поведение Руже де Лиля, вполне подтверждающее слова С. Цвейга о его мещанской душе.

Далекий от подлинной революционности, Руже де Лиль не смог разобраться в сложившейся ситуации и подняться в своем представлении о характере будущего общественного строя Франции выше конституционной монархии.

Когда неподготовленная, плохо вооруженная Франция, так легко втянутая в войну жирондистами, начала терпеть на фронтах одно унизительное поражение за другим и Законодательное собрание объявило: «Отечество в опасности», народ весь свой гнев обратил против лицемерного, изменившего своей стране короля. Народ потребовал низложения Людовика XIV и 10 августа 1792 года штурмом взял Тюильрийский дворец, преодолев сопротивление наемных швейцарских солдат. Королевская чета была арестована и заключена в крепость Тампль. Монархия, просуществовавшая во Франции более тысячи лет, пала.

Годы жизни Руже де Лиля совпали со значительными событиями в истории Франции. Ему даже пришлось быть свидетелем еще одной революции — 1830 года. И вся же то потрясение, которое он испытал, узнав об отречении короля от престола, было несравнимо ни с чем.

И тут мы сталкиваемся с одним из самых невероятных парадоксов истории: оказывается, великий гимн революции, с которым французский народ сверг королевскую власть, был написан... убежденным монархистом. Руже де Лиль выражает открытое несогласие с созывом Национального конвента — высшего законодательного и исполнительного органа республики и с постановлениями Законодательного собрания. 25 августа он отказывается принять присягу. Уговоры не помогают. Руже де Лилю грозит арест, и он бежит в горы.

Тем временем положение на фронтах ухудшается, и после падения Вердена на пути интервентов к Парижу не остается больше ни одной крепости. Узнает об этом и скрывающийся Руже де Лиль, а еще о том, что вся страна признала акты Законодательного собрания. Смирившись, он просит разрешения вступить добровольцем в Северную армию,— ведь как-никак он — профессиональный военный. Руже де Лиля реабилитируют, и он приступает к исполнению своих обязанностей инженера «с рвением, храбростью и знанием дела».

В январе 1793 года Руже де Лиль возвращается в Париж. На его глазах преданный суду Конзента бывший король большинством голосов приговаривается к смертной казни. И тут «капитан инженерных войск без жалования» примыкает к контрреволюции.

Принятый Конвентом 17 сентября «Закон о подозрительных», по которому ненадежные в политическом отношении лица заключались в тюрьму и предавались суду Революционного трибунала, коснулся и Руже де Лиля. Осенью 1793 года он проводит месяц в тюрьме Сен-Жермен, а в январе 1794 года его арестовывают еще раз. В дни якобинской диктатуры, когда «серп равенства прошелся по головам богатых», смерть грозила и ему. От «национальной бритвы» — гильотины — его спас лишь контрреволюционный переворот 9 термидора.

Дальнейшая жизнь Руже де Лиля не представляет для нас особого интереса как жизнь человека, который мог бы быть гордостью революции и не стал ею. В марте 11795 года его в последний раз призывают на военную службу, откуда он возвращается с ранением. От предложения командовать батальоном он отказывается и уходит в отставку.

После 18 брюмера (9 ноября) 1799 г., когда во Франции установился авторитарный режим Наполеона Бонапарта, Руже де Лиль получает заказ написать военный гимн. Такой гимн он сочиняет — и слова и музыку, и в 1800 году его «Песня битв» исполняется на театральной сцене. Однако в этот период Руже де Лиль испытывает невероятную моральную опустошенность. Он пытается привлечь к себе внимание Бонапарта: «Возьмите меня офицером инженерных войск, офицером главного штаба, простым гренадером, вашим бардом. Главное, возьмите меня».

Но Бонапарт не желает приближать его к себе и посылает с подарками к испанскому королю. Потом Руже де Лиль пытается заняться коммерцией, но разоряется на поставках продовольствия для армии. Наполеон забывает о нем, четверть века Руже де Лиль проводит в^ез-вестности. Он бедствует, переписка нот позволяет ему едва лишь не умереть с голоду. Трогательная дружба с Беранже помогает ему пережить это трудное время: тот помогает ему материально, поддерживает морально.

Брат Руже де Лиля — генерал, состоятельный человек, владелец имения в Монтегю, но он не оказывает поэту никакой помощи. Даже тогда, когда Руже де Лиль в 1826 году за долги попадает в тюрьму, его снова выручает Беранже.

Революцию 1830 года Руже де Лиль встречает в Париже. Он уже плохо видит, одна его рука парализована. За свою долгую жизнь он второй раз оказался свидетелем того, как восставший народ штурмом берет Тюильрийский дворец. 29 июля 1830 года над этим дворцом вновь затрепетало трехцветное знамя Великой революции 1789 — 1794 годов.

Но и в этой революции буржуазия присвоила себе все завоевания. Герцог Луи-Филипп Орлеанский становится «наместником королевства», а спустя неделю — «новым королем французов» (точнее говоря, королем биржевиков). Вот он-то и вспоминает о Руже де Лиле: награждает его, назначает пенсию, привлекает к нему внимание придворных. Вот почему последние шесть лет в Шуази-ле-Руа Руже де Лиль был обеспечен, окружен почетом, а когда он умер 26-го (или 27-го) июня 1836 года в возрасте 76 лет, за катафалком шла толпа. На кладбище звучали речи и... «Марсельеза». Хоронили человека, одно лишь мгновение долгой жизни которого вобрало в себя все, чем жил его народ, и обессмертило его имя.

 


26 лет строился в самом центре Парижа — на горе Сент-Женевьев — гигантский собор. До него на этом месте стояло известное со времен средневековья аббатство, которое носило имя святой Женевьевы — покровительницы и защитницы Парижа. Окончание строительства собора пришлось на 1790 год — второй год Великой французской революции.

Когда в 1791 году умер один из деятелей революции, лидер крупной буржуазии Мирабо, Национальное собрание решило превратить этот храм в Пантеон — усыпальницу выдающихся людей Франции, и Мирабо стал первым его обитателем. Потом сюда перенесли прах Вольтера и Руссо, а позднее здесь погребли Гюго, Золя, Жореса.

Но так случилось, что Пантеон не остался единственным подобным местом в столице Франции. Вторым стал знаменитый собор Дома Инвалидов, вознесшийся над городом на 105-метровую высоту. Сам Дом Инвалидов был воздвигнут в XVII веке Людовиком XIV для солдат — ветеранов и инвалидов, принимавших участие в его многочисленных войнах. В собор этого Дома, а точнее в капеллу Святого Людовика, и был в 1840 году помещен прах Наполеона, перевезенный с острова Святой Елены.

Когда началась первая мировая война и сотни тысяч французов были брошены в бессмысленную бойню, вновь воинственно загремели такты революционной «Марсельезы». В те дни и родилась идея перенести прах Руже де Лиля из Шуази в Париж.

14 июля 1915 года, в день национального праздника падения Бастилии, в предместье Парижа отряды кирасиров ждали кортеж с прахом капитана Руже де Лиля, чтобы потом сопровождать лафет с гробом к центру города, к Дому Инвалидов. С речью выступил президент страны, семь лучших солистов Парижской оперы спели великий гимн...

И все же не Дом Инвалидов, где покоится прах Руже де Лиля, привлекает наше внимание, даже несмотря на соседство с гробницей императора и военным музеем, а скромный памятник на первой могиле Руже де Лиля, установленный по инициативе Виктора Гюго, на котором высечено:

«Руже де Лиль. Когда в 1792 году Французская революция должна была бороться с королями, он подарил ей песню «Марсельеза», с которой революция победила».

 
 
Яндекс.Метрика