Яков Басин. Исторические книги, статьи, очерки.

В Ленинграде в одном частном архиве хранится удивительный документ. Это — письмо автора русского текста «Интернационала» к редактору журнала «Жизнь», в котором этот текст был впервые, в 1902 голу, опубликован. Письмо было написано спустя почти 30 лет, 9 апреля 1930 года, и отправлено из Москвы с указанием домашнего адреса отправителя: Трубниковский переулок 16, кв. 1.

Поводом для написания письма послужил выход книги воспоминаний бывшего редактора журнала «Жизнь» Владимира Александровича Поссе «Мой жизненный путь», в котором он, в частности, описал историю этой публикации и в одном из примечаний к книге обронил фразу, касающуюся автора: «... жив ли он и знает ли он, какая высокая честь выпала на долю его творчества?»

С ответа на этот вопрос и начинается письмо.

«С чувством особого удовлетворения могу заявить Вам, что я жив, а, следовательно, об остальном говорить не приходится...

В 1902 году, когда я написал эти стихи, мне было уже 30 лет. Стихи в том же году были посланы по почте из Меитоны (юг Франции, где я отдыхал по окончании института в Париже) в Женеву, в редакцию Вашего журнала «Жизнь»... и были напечатаны... и подписаны моим псевдонимом Данин...

Я... отказался от гонорара, присланного мне из Женевы в Ментону по переводу (15 руб.) за напечатанное в 1902 г. в «Жизни» первое мое стихотворение «Расправа», посвященное памяти Гирша Леккерта. Деньги я отослал обратно, мотивировав в то время свой отказ тем, что за революционные стихи не считаю возможным получать деньги. Следующими стихотворениями были «Интернационал» и «Пролетарская Марсельеза», напечатанные также бесплатно в одной книжке, а затем и 4-ое стихотворение «Утрата». Все четыре стихотворения были подписаны моим псевдонимом А.Данин.

Пять лет спустя (в 1907 г.) «Интернационал» и «Пролетарская Марсельеза» вошли в сборник моих стихов, напечатанных в П-ге в издательстве «Наш голос», под названием «Песни пролетариев», подписанных моим псевдонимом А.Данин. Сборник (на этот раз оплаченный) был немедленно конфискован».

А. Д-н... А. Данин... За 80 с лишним лет, пролетевших со дня первой публикации русского перевода «Интернационала», эта фамилия затерялась среди тысяч поэтйческих имен, а человек, скрывший под ней свое настоящее имя, достоин того, чтобы о нем помнили.

Именно под этой фамилией публиковал свои произведения один из пионеров
русской пролетарской поэзии Аркадий  Яковлевич Коц.

Жизнь А.Н.Коца не была богата событиями. Сын мелкого служащего одного из винных складов Одессы, Коц уже с тринадцати лет поддерживал семью материально, давая частные уроки.
В 1890году он поступил в Горловское горное училищ. В тот год умер его отец, и 18-летний молодой человек вступил на самостоятельную стезю. Впрочем, жизненный путь уже был выбран.

После училища работал штейгером — горным мастером, ведавшим рудничными работами, в Подмосковном, a потом и Донбасском угольных бассейнах.

В 1897 году решил учиться дальше. Брат, агроном, помог деньгами, и Коц, бросив Вознесенский рудник — последнее место работы, уезжает во Францию и становится студентом Горного института в Париже.

Ему 25 лет, он полон сил, энергии и наконец-то оказывается там, где можно, не таясь, читать «Коммунистический манифест», «Капитал», «Эрфуртскую программу», газеты русских социал-демократов, Плеханова, Ильина, ходить на собрания и дискуссии своих соотечественников-эмигрантов.

«Жил двойной жизнью:жизнью школы и революционной жизнью тогдашней русской эмиградии, — вспоминал А.Коц в 1930 году в письме к Бонч-Бруевичу.- Бывал на собраниях и диспутах между искровцами и экономистами, на съездах французских социал-демократических партий, слушал пламенные речи Жореса, Гэда, Лафарга, был на международном социалистическом съезде в 1900 году во время Парижской выставки, слушал Клару Цеткин и Розу Люксембург».

«Из всего прочитанного наиболее глубокий след оставил во мне «Коммунистический манифест»,— писал он в статье «Наш гимн", опубликованной в 11 номере журнала «Звезда» за 1937 год, который по вложенному в "него пафосу, по силе бичующей сатиры, по сжатости, ясности и огненности языка представляется мне как величайшее художественное произведение, как подлинная поэма социализма...»        

Бунтарские мотивы характерны для всего дореволюционного творчества поэта. Он яростно восставал против проповедуемой в конце 90-х годов теории непротивления злу насилием. Он глубоко уважал Льва Николаевича Толстого, дважды встречался с ним — в Яснсй Поляне, которая была всего в семи верстах от станции Ясенки, где работал на буроугольном руднике, и в самих Ясенках, куда Толстой приезжал познакомиться с шахтами, но принять его теорию не мог. 
Сколько революционного энтузиазма в его стихах, обращенных к великому писателю:

Там, где страданьям нет числа,
Где попирается от века
Пятой ликующего зла
Права и чувства человека,
Где мысль униженно молчит,
Сложив беспомощные крылья,
И дух восстания убит
Отравой рабского бессилья,
Там, там! Не проповедь любви,
Там нужен мощный клич восстанья,
Чтобы зажечь в людской крови
Святой огонь негодованья,
Там нужно ненависть борца
Вдохнуть в застывшие сердца,
Давно привыкшие к смиренью,
И в час возмездья роковой
Забить в набат — и звать на бой
К освобожденью!..

Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич был первым, кто прочел присланные для публикации стихотворения Коца. Было это в Женеве, где в конце 1901 года оказалась редакция запрещенного в России журнала «Жизнь».
Начало правления Николая II было отмечено в какой-то степени послаблением цензурной политики. И хотя, вступая на престол в 1896 году, последний русский царь заявил, что будет охранять основы самодержавия так же строго, как и его родитель, однако под давлением демократических сил вынужден был пойти на определенные уступки. Именно в это время в Петербурге в руки представителей так называемого легального марксизма попал журнал «Новое слово», а после его закрытия — «Жизнь».

«Легальные марксисты», опираясь на отдельные положения учения К. Маркса, обличали самодержавие, критиковали народничество, но при этом пытались «взять из марксизма все, что приемлемо для либеральной буржуазии». Социал-демократы, испытывая острую нужду в открытой трибуне и пользуясь сложившейся обстановкой, пошли на временный союз с «легальными марксистами», а в результате в журнале «Жизнь» под псевдонимами Вл.Ильин, Тулиным было опубликовано несколько крупных работ В.И.Ленина.

Ленин давал высокую оценку «Жизни». «...Недурной журнал! — отзывался он в одном из писем весной 1899 года.— Беллетристика... хороша и даже лучше всех!». Такое мнение сложилось у Ленина, поскольку в «Жизни» публиковались М.Горький, В.Вересаев, Леонид Андреев, И.Бунин, С.Скиталец, А.Серафимович, Леся Украинка. Но весной 1901 года журнал «Жизнь» был закрыт. В его последнем номере была напечатана"Песнь о Буревестнике". Последовали аресты. М.Горький был арестован первым. В Петропавловской крепости оказался и В.A.Поссе — фактический редактор журнала с первого дня его существования, человек, который в силу своей «неблагонадежности» не мог поставить своей фамилии ни под одним выпуском.

В апреле 1902 года «Жизнь» начала выходить в Жневе. Первый номер журнала открывался редакционной статьей, которая называлась «Освобожденная "Жизнь"». «Подцензурная "Жизнь", "совершенно прекращенная" 8 июня 1901 года "совещанием четырех министров", превратилась в "Жизнь" свободную,— писалось в ней.— ...Запрещенное слово падает на весы истории тяжелее слова разрешенного и оно, в настоящее время, является для России самым целесообразным орудием революционной борьбы. Но скоро грянет буря, и мы радостно вступим в ряды борцов, проливающих кровь за освобождение родины и человечества».

Нет сомнения, что эти слова читал Аркадий Яковлевич Коц, ибо именно в Женеву после выхода первого номера зарубежной «Жизни» он послал свое стихотворение «Расплата». Было оно посвящено памяти Леккерта, казненного за покушение на генерал-губернатора фон Валя, приказавшего сечь демонстрантов. На заседании редакции  Поссе с чувством прочел стихотворение, а вскоре оно было и опубликовано. С автором, подписавшимся Даниным, завязалась переписка. Гонорар в 40 франков (примерно 15 рублей) за стихотворение «Расплата» он редакции вернул, сделав приписку, что «не рассчитывал на гонорар и послал это стихотворение, не думая о плате».

«Мы были счастливы знать,— вспоминал позднее В. Д. Бонч-Бруевич,— что вот где-то здесь, поблизости от нас, на юге Франции, появилось среди русской колонии новое поэтическое дарование...»

То, что в своем творчестве Коц обратился к пламенным (строкам революционных песен, не было ничего удивительного. В 90-е годы прошлого столетия на всех демонстрациях в России звучали «Дубинушка», «Вы жертвою пали», «Отречемся от старого мира», причем последняя была наиболее популярна. Но вскоре произошли события, которые изменили отношение народа к «Русской Марсельезе».

В начале 1894 года окончательно оформился русско-французский военно-политический союз. Он был создан в ответ на образование агрессивного военного Тройственного союза (Германии, Австро-Венгрии и Италии). Появление этих военных союзов означало образование в Европе двух враждебных империалистических блоков. В России открыто зазвучала «Марсельеза» как гимн Франции наряду с рабским «Боже, царя храни».

Рабочая масса, влекомая социал-демократами, отвернулась от «Марсельезы», которая на время потеряла свое значение как революционный гимн. К тому же текст Лаврова уже не был актуальным, не выражал сущности момента. Требовался либо новый текст, либо новый пролетарский гимн. Понимал это и Аркадий Коц, и он создает новую — пролетарскую — «Марсельезу».

Веками длится бой упорный...
Не раз мятежною рукой
Народ платил за гнет позорный
И разрушал за строем строй.

Но никогда призыв свободный
Такою мощью не дышал,
Такой угрозой не звучал,
Как этот клич международный.

Пролетарии всех стран
Соединяйтесь в дружный стан!
На бой, на бой,
На смертный бой
Вставай, народ-титан!


В «Марсельезу» было вложено принципиально новое содержание. Ни в одном из известных переводов ее еще не звучал такой открытый призыв к свержению существующего строя и установлению власти рабочих. Стихотворение Коца точно передавало суть теории К. Маркса. В тексте почти прямо цитировались великие слова из четвертой главы «Манифеста Коммунистической партии» о том, что пролетариям нечего терять, кроме своих цепей, приобретут же они весь мир.

Не устрашит нас бой суровый:    
Нарушив ваш кровавый пир,                      
Мы потеряем лишь... оковы,                          
Но завоюем — целый мир.

                     
Текст «Пролетарской Марсельезы» Коц пишет не на русскую, а на французскую мелодию великого гимна — сказалось пятилетнее пребывание во Франции. И это не могло не отразиться на ее судьбе: «Марсельеза» Коца не вошла в русский революционный быт, ибо на привычную мелодию новый текст не ложился. Но как стихотворение он имел хождение, ибо смело декларировал, что «близок ураган; то в смертный бой с самодержавьем вступает русский великан...», и призывал: «Вперед на бой! Пред нами день, великий день освобожденья!» Новый же текст «Интернационала» Коц написал перед самым отъездом из Франции, но этому предшествовала целая история.

Еще в 1899 году А. Коц посещал заседания Первого генерального конгресса французских социалистических организаций, стремившихся к консолидации всех левых сил страны, и был свидетелем эпизода, который произошел 8 декабря на заключительном заседании конгресса. Тогда оппозиция сделала все, чтобы сорвать объединение социалистических партий. И вот на фоне шума и яростных стычек возле трибуны появилось красное знамя с надписью «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», и кто-то запел «Интернационал». Весь зал подхватил песню. Пели стоя, охваченные, как писал потом А.Коц, «непередаваемым чувством единения; люди в зале и на хорах обнимались и целовались». Этот эпизод и стал отправной точкой к созданию перевода "Интернационала".

«Интернационал» был тогда гимном французских социалистов, и «мне совершенно ясно представилось,— продолжал Коц,— что должен наступить момент, когда по улицам русских городов мы будем проходить с такой же песней, и что необходимо поэтому скорее перевести на русский язык мужественные слова "Интернационала"». В те дни Коц, естественно, не думал, что именно он станет одним из авторов такой песни, но случилось именно так, и ему принадлежат слова, ставшие едва ли не самыми известными и популярными словами нашего столетия:

Вставай, проклятьем заклейменный, Весь мир голодных и рабов*.

В те далекие дни Коц перевел только три строфы оригинала — первую, вторую и шестую. Вот как он сам объяснял позднее, почему именно эти три строфы использовал для своего текста: «Первая строфа представлялась мне наиболее значительной по содержанию и с художественной стороны наиболее яркой. Вторая подчеркивала классовую сущность борьбы рабочих против буржуазии и, кроме того, была направлена против бога и царя; третья говорила о передаче земли трудовому крестьянству и о близкой гибели буржуазного мира».

Перевод А. Коца был достаточно вольным. В его основу легли главные положения «Манифеста» и в первую очередь — лозунг «Интернационала»: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

В определенном смысле перевод А. Коца является новаторским. Поэту удалось преодолеть особенности первоисточника и максимально приблизить к русской основе: текст безупречен в поэтическом отношении, удивительно точно и органично сливается с мелодией, легко запоминается, поется. Но главное это то, что А. Коц расставил в тексте иные акценты. Его лозунги точно отвечали задачам революции, и нет теперь человека, для которого не стали бы священными слова:

Это есть наш последний И решительный бой...

«Последний и решительный бой...» Слова простые, безыскусные, однако трудно подобрать другие слова, которые могли бы так точно охарактеризовать и значение момента, и трудность его, и драматизм. Не случайно  именно их многократно использовал В.И.Ленин, начиная со статьи «От обороны к нападению» в 1905 году и кончая политическим отчетом ЦК XI съезду РКП (б) в 1922 году, и каждый раз эта фраза звучала по-новому, и каждый раз она вновь отвечала особенностям сложившейся обстановки. «Без "человеческих эмоций" никогда не бывало, нет и быть не может человеческого искания истины,— писал В.И.Ленин, и если и было что-нибудь, что особенно сильно поднимало и тогда, и теперь человеческие эмоции в борьбе за социальную справедливость, так это были простые, но гениальные в своей простоте слова русского текста "Интернационала"».

Тексты «Пролетарской Марсельезы» и «Интернационала» поступили в редакцию «Жизни» одновременно, и В. Д. Бонч-Бруевич был первым, кто их прочел. Редакция «Жизни» в это время была вынуждена переехать в Лондон, и потому стихотворения вышли уже там. Они были помещены в 5 номере журнала, в августе 1902 года. А следующий номер оказался для «Жизни» последним...

Стихотворение «Интернационал» было первой публикацией поэта Эжена Потье на русском языке. Но так случилось, что имя переводчика стало известно более чем четверть века спустя. Правда, еще в 1922 году в журнале «Пролетарская революция» в одном из воспоминаний старой большевички рассказывалось о А.Коце и о том, как местные революционеры с его слов записали текст «Интернационала» и выпустили специальную прокламацию. И все же лишь в начале 30-х годов имя Аркадия Яковлевича Коца стало известно всей стране.

Никогда в течение всей своей долгой жизни этот удивительно скромный человек не пытался добиться известности или получить какие-либо преимущества пак автор текста Государственного гимна нашей страны. До того, как в журнале «Красная нива» в 1928 году появилась статья «Кто перевел «Интернационал» на русский язык?», а в 1930 году вышла книга В.А.Поссе «Мой  жизненный путь», он вообще никому о своем авторстве не говорил. Даже посещение А.Коцем Пьера Дегейтера во время пребывания его в Доме ветеранов революции осталось незамеченным.

Вернувшись в 1902 году в Россию, Коц какое-то время еще занимался литературным творчеством, опубликовал переводы памфлета П. Лафарга «Поклонение золоту» и пьесы О.Мирбо «Дурные пастыри»; потом (в 1906 году) сделал безуспешную попытку выпустить без предварительной цензуры сборник, включив в него 11 стихотворений, но брошюрка была немедленно конфискована и практически весь тираж погиб.

Такая же судьба ждала и следующие выпуски стихов А. Коца. В 1907 году полиция наложила арест на его сборник «Песни пролетариев», а когда магазин Детлафа и К0 выпустил ноты «Интернационала» с текстом А. Коца, против издателя было возбуждено судебное дело. В 1908 году текст гимна был издан в Финляндии, но до России не дошел. Охранка сделала все, чтобы пролетарский гимн не получил широкого распространения и, надо сказать, преуспела в этом. Наступившие после революции 1905 года времена глухой реакции не способствовали развитию революционной поэзии, и Коц оставил поэтическое творчество.

Всю последующую жизнь, вплоть до 1936 года, Аркадий Яковлевич Коц трудился в горнорудной промышленности, но возникший интерес к его личности заставил 64-летнего человека вернуться к поэзии. Он вновь начинает активную литературную деятельность: переводит стихи поэтов-коммунаров Эжена Потье, Кловиса Гюго, Эжена Вермерша. В 1937 году в печати появляется полный текст «Интернационала», а в следующем году книга избранных произведений Э. Потье в его переводах. Поэт А. Коц становится известным всей стране

Его стихи публикуются в журнале «Новый мир», в газетах Днепропетровска и Харькова. И в каждом из них он проявляет свои выдающиеся способности пропагандиста марксистских идей, а память его нет-нет да и вернет в места революционной молодости:

Париж, Париж!
Кто был однажды
В твоих объятиях живых,
Тот будет помнить
Камень каждый
И гул парижских мостовых.

Запомнит живость их преданий О бурной славе прежних лет, Запомнит жар твоих восстаний И праздники твоих побед.

Запомнит дни людского гнева, Когда, несясь, как грозный шквал, В раскатах мощного припева Гремел «Интернационал».

А когда во время Великой Отечественной войны Париж оказался оккупированным гитлеровцами, А. Коц написал еще одно стихотворение, посвященное этому городу. Он жил тогда в Свердловске и нередко приносил в газету «Уральский рабочий» свои стихи. Стихотворение о Париже, полное веры в освобождение его от фашизма, было опубликовано 14 июля 1942 года. Публикация предварялась эпиграфом: «14 июля 1789 года народ Парижа взял штурмом и сжег политическую тюрьму — Бастилию».

Кто вновь бастильские твердыни Стране на гибель возвели, Народный гнев, как вихрь пустыни, Сметет навек с лица земли.

Этот «невысокого роста пожилой человек с широким добрым лицом, седой шапкой волос и — в некотором противоречии с его почтенным видом — озорно, молодо блестевшими глазами» был одним из самых уважаемых авторов «Уральского рабочего».

До последних дней не прекращал Аркадий Яковлевич Коц напряженной работы за письменным столом. Он страдал от астмы, от болей, которые ему причиняла развивающаяся опухоль горла. Он получил извещение о гибели на фронте младшего сына, но работы не бросал: продолжал переводить песни Э. Потье, писал стихи, посвященные событиям на фронте.

Последняя публикация — стихотворение «Ржев», посвященное освобождению этого старинного города от фашистов,— была помещена в «Уральском рабочем» 5 марта 1943 года. А спустя два месяца — 13 мая — поэта не стало.

В день похорон над могилой Аркадия Яковлевича Кода оркестр сыграл «Интернационал», и это была дань не только памяти ветерану революционного движения, но и памяти человеку, которому все мы обязаны самим существованием этого гимна...

А жизнь продолжалась. Шла война, и до победы оставалось долгих два года. И еще были строки, написанные давно, в начале века, поэтом с фамилией Данин:

Пролетарии, вперед! Снаряжайтеся к походу: Бьет тот час, когда народ Умирает за свободу...

Пусть же вызов боевой Только тот подымет смело, Кто клянется головой Постоять за наше дело.

Но в ответ перед вождем Прогудело по народу: «Все клянемся, все пойдем! Грудью ляжем за свободу!..»