Человек, открывший мир в капле воды
В начале 1673 года на имя секретаря Лондонского Королевского общества пришло письмо из Голландии. Автор — известный анатом Ренье де Грааф, незадолго до этого оставивший кафедру в Париже и уехавший работать врачом в Дельфтский госпиталь, сообщал «о проживающей в Дельфте некоей изобретательной личности по имени Левенгук, изготовляющей микроскопы, далеко превосходящие известные до сих пор микроскопы Евстахия Дивины».
Имени Левенгука в Лондоне, естественно, никто не знал, но ничего удивительного в сообщении Граафа не было: Голландия, переживавшая эпоху расцвета наук, культуры, наравне с Италией славилась в те годы мастерами по изготовлению оптических приборов, именно здесь в начале XVII века появился первый в мире микроскоп, и здесь жил создатель волновой теории света Христиан Гюйгенс, ставший за 10 лет до описываемых событий первым иностранным членом королевского общества.
Но среди знаменитых шлифовальщиков стекол имя Левенгука не значилось, а предположить, что неизвестный любитель способен создавать приборы, превосходящие то, что делали крупнейшие механики Европы, вроде итальянца Дивини, было трудно.
И тем не менее все оказалось именно так. И мы должны быть благодарны доктору Граафу за то, что он, узнав о Ле-венгуке, успел написать свое письмо: в августе того же, 1673 года Грааф в возрасте 32 лет умер. Возможно, если бы не он, мир так и не узнал бы о Левенгуке, талант которого, лишенный поддержки, зачах, а его открытия были бы сделаны еще раз другими, но уже, конечно, много позднее.
Королевское общество связалось с Левенгуком, и началась переписка, длившаяся почти полвека. Триста писем написал в Лондон Антони ван Левенгук — единственный для нас источник информации о нем и результатах его уникального для той эпохи труда.
Ко всеобщему изумлению, умельцем из Дельфта оказался богатый торговец, владелец мануфактурного магазина, человек, всю жизнь занимавший муниципальные должности и обученный лишь бухгалтерскому делу. Был он уже немолод — 41 год — и изготавливал микроскопы ради собственного удовольствия. В тот год, когда Левенгук впервые ответил на письмо Королевского общества, он первым в истории биологии описал существование микроорганизмов.
Где Левенгук научился шлифовать, полировать и монтировать свои линзы, неизвестно. Но после того как однажды он увидел через увеличительное стекло в обычной капле воды волшебный, невидимый невооруженным глазом мир, это стало делом всей его жизни. «Я не обучен никакому мастерству,— пишет он в своих письмах.— ...Мои наблюдения и мысли вызваны исключительно любознательностью, ибо, помимо меня самого, в нашем городе нет ученых, которые занимались бы этим искусством».
Левенгуку удалось создать очень маленькие короткофокусные двояковыпуклые линзы, которые давали увеличение в 250—300 раз, что было для того времени совершенно невероятным. Такие линзы можно было использовать, не помещая в оптическую систему. Для научных исследований они оказались более пригодными, чем тогдашние микроскопы: у них было отчетливое изображение. По существу же Левенгук создавал обыкновенные лупы, но в эти лупы он рассматривал объекты размером менее полутора микрон.
Лупой с таким коротким фокусом можно было пользоваться, только приблизив ее вплотную к глазу. Это было неудобно, но избежать этого Левенгуку не удавалось. В результате он постоянно жаловался на «утомление глаз», на головные боли.
Левенгук не владел латынью — ученым языком своего времени. Письма-отчеты он писал так, как подсказывал ему здравый смысл, а не определенные правила. Первые же его наблюдения ошеломили ученый мир, а Лондонское Королевское общество немедленно начало публиковать его отчеты и спустя всего четыре года сделало его своим иностранным членом — по нынешним понятиям, академиком.
За 50 лет Левенгук послал в Лондон 300 писем. На первый взгляд, немного, а по сути дела 6 писем в год, то есть каждые два месяца — законченный опыт! И при этом заверял, что не имеет обыкновения сообщать про свои изобретения или исследования, пока не доведет их до конца.
Усовершенствованием своих «микроскопов» Левенгук занимался всю жизнь: он менял линзы, изобретал какие-то приспособления, варьировал условия опытов. После его смерти в рабочем кабинете, который он называл «музеем», насчитали 273 микроскопа и 172 линзы. 160 микроскопов были вмонтированы в серебрянные оправы, 3 — в золотые. А сколько аппаратов у него погибло! Да разве могло быть иначе, если в одном из опытов он пытался с риском для собственных глаз наблюдать под микроскопом момент взрыва пороха!
Свои исследования Левенгук проводил без какого-либо плана, помещая под микроскоп все, что попадалось на глаза, и проявляя при этом удивительную изобретательность и сноровку. Вот он вынимает из глаза птицы хрусталик. Вот он расслаивает на семь срезов роговую оболочку глаза быка. На пристани он наблюдает, как матросы скручивают канат,— и бросается изучать строение мышцы. Он ест грушу — и рассматривает ее семечки. Ему подают на обед рака — он исследует его клешню.
Современники в течение полувека совершали к нему паломничество, чтобы увидеть невероятное, прикоснуться к тайнам природы. В 1698 году в Дельфт из Гааги ради встречи с Левенгуком прибыл Петр I — корабельный плотник и «десятник волонтиров Петр Михайлов». Русский царь пригласил Левенгука к себе, на борт яхты, пришвартованной на реке Ши в миле от города, и 65-летний ученый принес туда ящик своих микроскопов. Яхта вышла в море, и два увлеченных человека с восторгом рассматривали то, что обычным глазом они увидеть не могли.
Публикуемые «Тайны Природы» Левенгука открыли чудеса микромира Джонатану Свифту. Великий английский сатирик посетил Дельфт, и этой поездке мы обязаны двум из четырех частей удивительных «Путешествий Гулливера».
Прошло три столетия, а мы и сейчас с удивлением спрашиваем себя: как мог делать Левенгук свои открытия при тех поистине примитивных средствах, которые были в его распоряжении? Нет, фундаментальных открытий он не сделал, но — подумайте!— он ведь первым увидел и подробно описал бактерии, инфузории, одноклеточные водоросли, о которых мир еще не знал.
Левенгук глубоко проанализировал отличия эритроцитов человека, лягушки и рыб в то время, когда другие исследователи вообще считали их жировыми включениями.
Левенгук стал одним из первых, кто начал проводить опыты на себе. Это из его пальца кровь шла на исследование, и кусочки своей кожи он помещал под микроскоп рассматривая ее строение на различных участках тела и подсчитывая количество сосудов, которые ее пронизывают. Изучая размножение таких малопочтенных насекомых, как вши, он помещал их на несколько дней в свой чулок, терпел укусы, но узнал в конце концов, каков у его «подоечных» приплод. Он изучал выделения своего организма в зависимости от качества съеденной пищи. Левенгук испытывал на себе действие лекарств. Заболевая, он отмечал все особенности течения своей болезни, а перед смертью скрупулезно фиксировал угасание жизни в своем теле.
За долгие годы общения с Королевским обществом Левенгук получил от него многие необходимые книги, и со временем его кругозор стал шире. Но он продолжает трудиться не ради того, чтобы удивить мир, а чтобы «насытить насколько возможно свою страсть проникнуть в начало вещей».
«В своих наблюдениях я провел времени больше, чем некоторые думают,— писал Левенгук.— Однако занимался ими с наслаждением и не заботился о болтовне тех, кто об этом так шумит: «Зачем затрачивать столько труда? Какая от него польза?» Но я пишу не для таких, а только для любителей энания».
Мы не знаем точно, но можем предположить, что в своей деятельности Левенгук преодолевал не только научный догматизм ученых современности, но и определенное сопротивление церкви. Ведь не случайно он написал однажды: «Все мои старания направлены к одной только цели — сделать очевидной истину и приложить полученный мной небольшой талант к тому, чтобы отвлечь людей от старых и суеверных предрассудков...»
Письма Левенгука в Королевское общество и к ученым, политическим и общественным деятелям своего времени — Лейбницу, Роберту Гуну, Христиану Гюйгенсу — были изданы па латинском языке еще при его жизни и заняли 4 тома. Последний вышел в 1722 году, когда Левенгуку было 90 лет, за год до его смерти.
Левенгук так и вошел в историю как один из крупнейших экспериментаторов своего века. Восславляя эксперимент, он за шесть лет до смерти написал поистине пророческие слова: «Следует воздержаться от рассуждений, когда говорит опыт».