Санкт-Петербургской Академии механик
Когда он умер, в доме не было ни копейки. Для похорон . пришлось продать стенные часы и еще занимать деньги. А ведь если верить преданиям и даже серьезной литературе прошлого века, он был преуспевающим человеком. И официальным властям было выгодно поддерживать эту версию: она повторяла миф о неограниченных возможностях человека из народа...
Мы постоянно обращаемся к прошлому нашей страны, и перед нами ярко предстает, насколько богата была наша земля на умельцев. Это ремесленники, изобретатели, мастеровые — выходцы из самых низов народа, по обыкновению самоучки, имена которых венчает светлый гений М. В. Ломоносова. В большинстве своем их судьба незавидна: прославляя русскую науку и технику, они жили и умирали в нужде и неизвестности. И судьба «Академии наук механика» Ивана Петровича Кулибина не является исключением.
С именем Кулибина было связано множество легенд: простолюдин, обласканный царицей и добившийся своими успехами положения при дворе; вполне достоверная история о том, как Суворов отвешивал ему низкие поклоны на придворном балу и громко восхищался величием его ума; колоритная фигура самого Кулибина, посещающего балы с иностранцами в огромном русском кафтане... Правда в этих легендах переплелась с вымыслом, но мало кому было известно, что за ними скрывалась трагическая судьба человека поистине редчайшего дарования, жизнь которого — бесконечный изнурительный труд, неоцененный другими, множество важпейших по тем временам изобретений, не понятых другими, мечты о славе российской техники, не воплощенные из-за косности, безразличия и равнодушия других.
...1772 год. Лондонское Королевское общество решило «дать знатное награждение» тому, кто сможет построить одноарочный мост через реку Темзу.
Надо сказать, что мост, который бы опирался только своими концами на берега широкой реки, был нужен не только одним англичанам: в Петербурге в те годы тоже были лишь наплавные мосты. Каждый раз, чтобы пропустить корабли, их приходилось разводить, а после весеннего ледохода и вовсе наводить заново. Строить многопролетный мост по тем временам тоже было очень сложно: Нева широка, глубока, строптива, часты наводнения.
Но и создать однопролетный мост по тогдашней технике было делом исключительным, почти невозможным. История уже знала два подобных сооружения, но оба они не выдержали испытаний. И все же нашелся человек в России, такой мост сделавший, и это был Кулибин. Два года он потратил на создание проекта, но задачу решил: мост длиной почти 300 метров и имеющий лишь одну арку, под которой могли бы проходить корабли, должен был перекрыть Неву. Близился полувековой юбилей Петербургской академии наук, и, по мнению Кулибина, мост мог явиться тем «чудом механики», которое достойно увенчало бы торжественное празднование этого события.
Почти полтора года четыре опытных плотника изготавливали модель моста в десятую часть его натуральной величины. Мост был деревянный, и для его сооружения было вырублено 13 тысяч деталей. Работа была долгой, но вот она подошла к концу. Для ознакомления с мостом была создана специальная комиссия, которую возглавил сам Леонард Эйлер. На мост завезли 3300 пудов груза, потом добавили еще 500 пудов, наконец, на мост по приглашению Кулибина взошли все члены комиссии — конструкция выдержала.
Выставленный во дворе Академии для обозрения, мост вызывал всеобщее восхищение. Казалось, путь для возведения первого постоянного моста в столице указан, но дальше модели дело не пошло. Не соединил кулибинский мост берегов Невы: похоронили царские чиновники этот » проект, как и проекты еще трех деревянных и трех металлических мостов Кулибина. Не соединил он и берегов Темзы: передать свой проект англичанам Кулибин категорически отказался: «Мой мост или будет построен на Неве или же не будет построен вовсе»,— заявил он.
Кулибин тогда очень нуждался в деньгах: на создание модели ушло 3500 рублей, и 500 из них были его личными. Но и при этом он отказался от заграничного покровительства. «Успехи в изобретениях, кои до произведения почитаемы были невозможными,— писал он,— поощряли меня... сколько возможно служить к прославлению государства, а особенно... в приращении интереса казне, а равно 0 обществу».
За решение задачи Лондонского Королевского общества Екатерина II выделила Кулибину 2000 рублей и высказала желание наградить его орденом, но царедворцы не могли себе представить, чтобы царский орден красовался на русском кафтане. Через графа Орлова пытались заставить Кулибина сбрить бороду и надеть заграничный камзол, но тот стоял на своем и в результате остался без награды. Но отметить изобретателя как-то надо было, и потому было велено специально для него выбить золотую медаль с надписью: «Академии наук механику Ивану Кулибину». Медаль на андреевской ленте «возложила» сама царица. И так получилось, что медаль эта явилась единственным свидетельством официального признания его заслуг перед государством за все 32 года службы в столице.
Нет, не за наградами он ехал в Петербург. И не славы он искал вдали от дома. Так бы и остался мелким ремесленником нижегородский «посадский», сын торговца мукой Иван Кулибин, если бы не огромное желание вырваться из тисков провинциальной жизни, не вера в свои способности и силы, если бы не убежденность в необходимости технического преобразования России.
Чего вообще мог достичь в те времена человек, получивший «выучку у дьячка»? Практически ничего. Но истинный талант всегда пробьет себе дорогу.
Символом технического прогресса XVIII века были часы, и Кулибин. самоучкой овладевает специальностью часового мастера. Очень скоро он добивается в этом ремесле недюжинного мастерства — нижегородская знать по-крайней мере перестала возить свои часы на починку в Москву и Петербург. Делал Кулибин часы и сам — деревянные и медные, пытался даже пустить часы Строгановского собора, высоко вознесшегося над Окой и Волгой.
Но судьба все же дала ему один-единственный шанс, и оп им воспользовался. Узнав о предстоящем в 1767 году визите в Нижний Новгород Екатерины II и будучи наслышан о ее покровительстве наукам, Кулибин решил приготовить ей в подарок несколько «диковин», которые смогли бы удивить просвещенную царицу. Три года напряженного труда потратил он на эти «диковины» — ив его руках оказались микроскоп из пяти стекол, электрическая машина, подзорная труба и телескоп. При этом Кулибин сам рассчитал расстояние фокусов зеркал телескопа и изготовил эти зеркала из сплава собственного рецепта.
Но главное, что должно было поразить царицу,— это часы «видом и величиной между гусиным и утиным яйцом». Три года он их делал, да не пошли часы к ее приезду, не вышел подарок. Екатерина была благосклонна, изобретения одобрила, предложила в столицу приехать, когда подарок будет готов.
И еще два года просидел Кулибин над часами в форме яйца. Но и создал он один из самых удивительных автоматов в истории техники. Состояли эти часы из 427 тончайшей работы, миниатюрных, различимых разве что в лупу, деталей. И было в них три суточных завода: один для часового, другой для боевого, а третий для курантного механизмов. И били часы каждые четверть часа. А ежечасно отворялись дверки и появлялся «златой чартог», в "котором крохотный театр разыгрывал представления с музыкой и колокольным звоном.
Екатерина не могла не оценить этого шедевра часового искусства. Подарки она передала в Кунсткамеру — надо же и свои «диковинки» иметь, чтобы щегольнуть перед просвещенной Европой,— а Кулибина назначила заведовать механическими мастерскими Академии наук со званием механика, жалованием в 350 рублей ассигнациями в год и правом вторую половину дня посвящать личным изобретениям. Кулибину тогда было уже 34 года.
Для Кулибина эти первые годы пребывания в Петербурге были счастливейшими в жизни. Рождались лучшие мысли, плодотворнейшие идеи. В его руках были «инструмент, токарная, слесарная, барометренная палаты», квалифированнейшие мастера—самородки среди русских мастеровых: инструментальщик Петр Косарев, оптики семья Беляевых. Как из рога изобилия, сыпались изобретения, удивлявшие современников, новые приборы и «всякие машины, которые... полезны в гражданской и военной архитектуре и в прочем». Кулибин приобретает известность не только в России. В нем видят крупнейшего деятеля техники, сделавшего Академию центром русского приборостроения.
Реестр изобретений Кулибина поражал не только придворных и государственных деятелей, но и крупных ученых: точные весы, морские компасы, сложные ахроматические телескопы, заменившие Простые грегорианские, и даже ахроматический микроскоп. Он создает приспособле-ния для расточки и обработки внутренней поверхности цилиндров, различные мельничные машины, водяное колесо особой конструкции. В сохранившихся протоколах Академии можно найти такие строки: «Осмотрены вновь сделанные механиком Кулибиным электрические машины и найдено, что сделаны они очень хорошо и очень сильно».
Однако прошло немного времени, и Кулибин понял, что воплотить свои замыслы в жизнь ему едва ли удастся: безразличие и жесточайший бюрократизм чиновничьей машины хоронили его лучшие идеи. Царица «вывела его в люди», но она же отняла у него радость творчества. Кулибина принуждали стать механиком придворным — и он сделал подъемное кресло для императрицы, приспособления для открывания окон, самодвижущиеся игрушки. От него требовали, чтобы его механизмы служили для развле-чения,— и он по поручению князя Потемкина устраивает в Китайском зале дворца «огневое действо»: светило солнце, трещали выстрелы, сыпались искры, горел вензель Екатерины, но самого огня не было — были сложные комбинации фонарей, спиртовые хлопушки на раскаленных сковородках и многое другое.
На фейерверки, потешные огни, остроумнейшие виды ракет шли тысячи рублей, зато серьезные изобретения Кулибин делает на личные деньги. Материалы, содержание мастеров стоят огромных денег, и он почти никогда не вылезает из долгов. Даже здесь его обделила царица, отпустив жалования вдвое меньше, чем было у его иностранного предшественника.
Творения Кулибина несли в себе очевидную пользу, но все упрямо отказывались это замечать. Например, он сконструировал удивительный корабль «водоход», который плыл вверх по течению, влекомый лишь силой... течения. Не было парусов, весел, было только колесо, которое крутилось текущей водой и наматывало заякоренный далеко впереди канат. Толпы стоящих на набережной Невы людей громким «ура» приветствовали Кулибина, управляющего тяжелогруженым «водоходом» в день испытания. Комиссия во главе с адмиралом Сенявиным дала заключение о полной пригодности и экономичности такого судна, обещающего «великие выгоды государству», но бурлаки были дешевле, и судно продали с торгов на слом.
Не нашел в те годы подлинного применения и знаменитый фонарь Кулибина — прообраз нынешнего прожектора. Используя достижения оптики вогнутых зеркал, Кулибин заставил маленький источник давать мощный пучок света. Такому фонарю освещать бы мастерские, стапеля, маяки, а он освещал только дворцовые залы. Кулибину надо бы разрабатывать оптические приборы, а он вынужден придумывать, как ставить зеркала, чтобы слабый луч дневного света, проникающий снаружи, освещал темный коридор полуподвального этажа Царскосельского дворца длиной в 50 сажен.
Времени на изобретения у него почти йе остается. Мастерские завалены заказами ученых Академии, не выполнить которые нельзя. Кулибин все больше и больше уходит от того, ради чего живет и работает, и после 18 лет службы покидает заведование мастерскими. «Мне оное правление несносно, огорчительно и по изобретениям моим в мыслях весьма мне противоборствует»,— напишет он. Его оскорбляло, что он нужен лишь как помощник других. Кулибин остается почти без средств к существованию, его долги никто не хочет погашать. Тут впору прийти в отчаяние, а он продолжает работать. Проекты следуют один за другим: лифт, мельницы без плотин, новые, усовершенствованные проекты мостов и «водоходов», особый способ спуска на воду кораблей, исключающий аварии... Если бы хоть что-то нашло применение!
Устройство для извлечения из стекловаренных печей горшков со стеклом более тонны весом позволило бы создавать зеркала невиданных размеров. Металлические мосты, построенные по его проектам, могли бы стать выдающимися достижениями научно-технической мысли его эпохи...
Поистине, нет пророка в своем отечестве. Изобретенный Кулибиным оптический телеграф будет через 35 лет 1 русским правительством заново куплен у французов за 120 тысяч рублей. Трехколесный экипаж-самокатка Кулибина с маховым колесом, тормозом, коробкой скоростей 1 через сто лет ляжет в основу ходовой части автомобиля Карла Бенца. Всего через 10 лет какой-то предприимчивый француз «продаст» правительству Наполеона кулибинский проект «механических ног» — протезов, созданных им для артиллерийского офицера, оставшегося без 1 ноги при Очаковском штурме. Даже изобретенный Кулибиным метод «веревочного многоугольника», который лег в основу проекта знаменитого моста, будет через много лет называться американским.
Но обо всем этом Кулибин уже не узнает. Вся его жизнь превращается в борьбу за воплощение своих идей. Он вынужден бороться даже за сохранение жизни своим детищам.
17 лет стояла модель его моста в академическом дворе, а потом поступил приказ — разобрать. С трудом добился Иван Петрович разрешения перевезти мост в сад Таврического дворца. Сделать ему это пришлось за свои деньги: «чудо механики» уже никому не было нужно. Осуществляя перевоз моста в другое место, Кулибин одержал еще одну техническую победу: мост был перевезен за 6 дней в неразобранном виде на катках и салазках через наплавной мост, но утешением это было слабым.
Приход к власти недалекого, истеричного Павла I окончательно лишил Кулибина надежд на лучшее будущее. Правда, однажды, когда при спуске на воду громадный 130-пушечный корабль «Благодать» не сдвинулся с места, Кулибин за одну ночь сделал необходимые расчеты, и корабль был спущен. Но и тогда ничего не изменилось в судьбе изобретателя, и он покидает столицу. Покидает навсегда. Ему уже 65 лет, но он не думает о спокойной старости: жизнь без работы для него невозможна.
Он проживет еще 18 лет и станет свидетелем разгрома Наполеона. Он создаст еще несколько проектов железных мостов, но президент академии Разумовский, получив их, даже не нашел нужным ответить, когда Кулибин попросил вернуть проекты назад.
Последние дни его полны отчаяния. «Все представляется грустным, даже и свое отечество по обстоятельствам немило»,— напишет он в письме к сыну. И все же ничто не может подорвать гордого его духа, даже пожар, при котором вместе с домом погибли модели, инструменты, чертежи.
Он никогда не мечтал о славе, хотя и был бы очень огорчен, если бы узнал, как жестоко расправится история с его реликвиями. И, видимо, ему было бы не все равно, сохранится его имя в памяти потомков или нет. Но наверняка не мог представить себе несчастный и почти слепой старик, что всего через четверть века на его памятнике будет высечено: «Честь Нижнего Новгорода, красота сограждан».