Судьбы евреев и советских военнопленных на территории Белоруссии

 

          Арон Шнеер (Иерусалим)


Введение

Катастрофа европейского еврейства и трагедия советских военнопленных в годы второй мировой войны продолжают оставаться в центре внимания исследователей. В Белоруссии, которая в числе первых советских республик подверглась нападению немецкой армии, к июлю 1941 г. уже была оккупирована и пострадала особенно сильно, тема нацистского геноцида военнопленных и гражданского населения получила заметное освещение. С 1990 г. по 2001 г. в республике появилось около 900 работ: книг, статей, научных, публицистических материалов на тему Катастрофы. Наибольший интерес, на наш взгляд, представляют работы Раисы Черноглазовой, Вячеслава Селеменева, Леонида Смиловицкого, Эммануила Иоффе, Рстислава Платонова, Даниила Романовского, Евгения Розенблата и некоторых других авторов [1].

Вместе с тем, до настоящего времени в поле зрения исследователей не попал такой важный аспект, как общее и индивидуальное в политике нацистов по отношению к бойцам и командирам Красной Армии и узникам гетто на оккупированной территории, не сравнивалось положение евреев и военнопленных. Задачей настоящей статьи является показать значимость подобного анализа, который поможет по-новому оценить политику нацистского руководства к тем, кого оно считало своими главными противникам -- советским вооруженным силам и евреям.

В годы второй мировой войны было три категории людей, в отношении которых нацистской Германией проводился геноцид. Евреи уничтожались по национальному признаку, цыгане -- как асоциальные элементы, советские военнопленные - как военнослужащие Красной Армии.

Советские евреи, по мнению нацистов, представляли наибольшую опасность среди евреев Европы, поскольку были носителями большевистской идеологии, и поэтому их уничтожение началось уже в первые дни и недели войны. Советских солдат нацистская идеология представляла как "унтерменшен" ("недочеловеков") и азиатов, стоявших всего лишь на одну ступень (!) выше евреев.

Трагедия евреев и советских военнопленных не имеет аналогов. До настоящего времени не установлено окончательное количество погибших в плену солдат и офицеров Красной Армии и уничтоженных в период оккупации евреев. За годы войны с Германией от рук нацистов погибло 6 млн. евреев Европы. По оценке доктора Ицхака Арада (Яд Вашем), на оккупированной территории СССР в границах 1941 г. осталось 2 млн. 600 тыс. евреев, из которых около 100 тыс. пережили Холокост, а 2 млн. 500 тыс. -- погибли. В немецком плену оказалось 5 млн. 740 тыс., а по некоторым сведениям 6 млн. 300 тыс. советских солдат и офицеров [2].

К началу апреля 1942 г. от голода и тифа умерло 47% всех советских военнопленных в Германии [3], а ведь были лагеря и на оккупированной территории СССР. С июля 1941 г. до весны 1942 г. в немецком плену было замучено, умерло от голода и болезней, расстреляно от 1,5 до 2 млн. солдат и офицеров Красной Армии. На территории Белоруссии по официальным сведениям погибло более 800 тыс. советских военнопленных [4]. Общие масштабы Катастрофы евреев в Белоруссии предстоит еще выяснить. Разброс цифр от 245 тыс. в границах на 1 января 1939 г. [5] до 1 млн.[6] в границах 1 января 1941 г.[7].

В Советском Союзе даже отношение к трагедии пленных и евреев было одинаковым: материалы были закрыты для исследования. Разрешалось лишь писать о сопротивлении и героизме в плену. Хотя сами пленные говорят: "Плен -- это не подвиг, это -- несчастье" [8]. Большинство пленных понятия не имели ни о подполье, ни о сопротивлении. На протяжении первых полутора лет советско-германской войны судьбы евреев и советских военнопленных оказались очень похожими.

С первых мгновений встречи немцев с евреями и военнопленными проявлялось особое отношение к тем, кто, по мнению немцев, был (или мог быть) духовным наставником, активным пропагандистом враждебной идеологии. Среди евреев это были представители религиозной идеологии -- раввины, среди военнопленных -- политработники любой национальности. И раввины, и политработники, порой, перед убийством подвергались изощренным пыткам.


1. Регистрация, изоляция, управление гетто и лагерем

После занятия территории и создания местной администрации, как правило, от имени коменданта города или бургомистра издавался приказ о регистрации евреев и создании гетто. Евреев регистрировали по месту их проживания и идентифицировали: они были обязаны носить звезды, круги, нашивки, повязки.

Военнопленных в первые дни, недели плена даже не регистрировали. Только в пересыльном лагере начиналась национальная селекция. В гомельском Дулаге (пересыльном лагере N121) пленные носили на одежде нашивки с буквами, определявшими белорусов, русских, украинцев [9]. Потом в стационарном лагере (Шталаге) и составлялась подробная карточка с биографическими сведениями, фотографией, отпечатками пальцев и т.д. и вручался специальный жетон с номером.

Обе категории -- одна по национальному (евреи), другая по социальному (военнослужащие) принципам -- были изолированы от окружающего мира. Евреи проживали в гетто, военнопленные -- в специальных лагерях.

Внутренняя структура управления лагерей и гетто была похожей. И в гетто, и в лагерях руководство осуществлялось комендатурой во главе с немецким комендантом. Однако в обоих случаях посредником между немцами и узниками выступало созданное немцами самоуправление: в гетто -- юденрат во главе с председателем и еврейская полиция во главе с начальником, в лагере -- комендант из военнопленных и лагерная полиция из пленных во главе с начальником.

Отличие состояло в том, что существовала вертикаль власти управления лагерем: комендант, окружное, областное или районное руководство по делам военнопленных и Отдел военнопленных при Верховном командовании (ОКВ). В 1943 г. при Верховном командовании была учреждена должность Генерального инспектора по делам военнопленных.


2. Размещение и условия проживания

В городах и местечках Белоруссии, в зависимости от численности евреев, по приказу коменданта или бургомистра города выделялась одна или несколько улиц (квартал) для изолированного проживания евреев. Большинство узников гетто небольших городов жили в отведенном районе и до оккупации. Часть евреев и в условиях гетто продолжала оставаться в своих домах, правда, в них вселяли и семьи с других улиц либо окрестностей. Таким образом, в каждом доме жило по 5-10, а то и больше семей.

Гетто были открытые (неогороженные колючей проволокой) и закрытые (огороженные и охраняемые). К примеру, открытыми были гетто в Пинске до 1 мая 1942 г. [10], Диcне до августа 1942 г.[11], Глубоком [12], закрытыми -- в Барановичах, Белостоке, Гродно, Минске, Витебске, Орше [13].

Образование гетто и условия жизни в нем способствовали тому, что существование в гетто было психологически более легким, чем в лагере, так как некоторые его узники даже не меняли своего места жительства, жили вместе с близкими, родными, знакомыми. Пришедшие в гетто приносили личные вещи, предметы домашнего обихода, дорогие безделушки, создающие некий психологический комфорт. Следовательно, в гетто каким-то образом могла еще сохраняться часть прежней мирной жизни. Скрашивало проживание и то, что в гетто продолжались семейные, включая интимные, отношения. В гетто отсутствовал специальный распорядок жизни, мало контролировались повседневность, быт. Поэтому, несмотря на то, что узники гетто испытывали постоянную тревогу за судьбы своих близких, предполагая, а порой и зная, что их ожидает, подобное совместное проживание снижало психологические нагрузки и стрессы.

У военнопленных все было по-другому. В первые месяцы войны количество пленных нередко было столь велико, что чаще всего немецкие полевые части не успевали создавать даже подобие лагеря. Около 50 тыс. военнопленных, взятых в районе Могилева в июле 1941 г., были согнаны на берег Днепра неподалеку от города. Территория даже не была обнесена колючей проволокой. Пленные охранялись усиленными патрулями. Через каждые 15-20 м были установлены пулеметы [14].

В начале июля 1941 г. в Минске более 100 тыс. советских военнопленных находились на такой ограниченной территории, что едва могли пошевелиться, и вынуждены были отправлять естественные надобности там, где стояли [15]. Взятые в плен при различных обстоятельствах небольшие группы военнослужащих и одиночки, к которым все время присоединяли новых пленных, конвоировались в сборные пункты, которые размещались в сельских и школьных дворах, подвалах, сараях, амбарах, фермах, конюшнях и других подобных помещениях. Обычно в них содержалось от десятков и сотен до нескольких тысяч человек. Охрана этих пунктов состояла всего из 2-10 солдат. Малочисленность охраны объяснялась тем, что (как сообщали разведчики НКВД) "среди военнопленных имеются упаднические настроения и военнопленные, имея полную возможность бежать, не уходят из лагерей" [16].

Сборные пункты передвигались вслед за группами армий. Количество их в каждой армии зависело от числа военнопленных. К середине июля 1941 г. на территории Западной Белоруссии существовало 2 армейских сборных пункта: в Березе Картузской и Бобровниках. 9 августа 1941 г. было уже 4 армейских сборных пункта: в Борисове, Дисне, Слуцке и Березине [17]. Из сборных пунктов военнопленных отправляли в Дулаги и Шталаги. Для них выделялась особая территория, порой, открытое место, огороженное колючей проволокой и чаще всего тщательно охраняемая. Для жилья использовались строения мало пригодные для жизни. В Гомеле пленных разместили в бывших конюшнях одного из кавалерийских полков Красной Армии, где не было нар, потолка, пола или окон. В бараках (конюшнях) трудно даже было найти место, чтобы находиться стоя. В лагере содержалось от 30 до 60 тыс. пленных [18].

Сравнивая жизнь узников гетто и военнопленных, необходимо учесть, что, в отличие от узников гетто, пленные были оторваны от дома, близких, от семейной жизни, женщин. Они находились под постоянным контролем, жили по жесткому лагерному распорядку, испытывали более тяжелые психологические нагрузки с первого дня пленения -- от первоначального шока пленения и до шока поступления в лагерь.


3. Сотрудничество с оккупантами: внутренняя полиция гетто и лагерей, переводчики

Посредником между немецкой администрацией и евреями в гетто, были юденраты и созданная в некоторых гетто еврейская полиция, которая использовалась для наведения порядка и поддержания дисциплины. Полицейские были вооружены дубинками и палками. Евреи-полицейские не принимали прямого участие в убийствах, однако способствовали организации акций, сбору людей, отправке их к местам казни. Имеются факты, что в гетто Плисса еврейский полицейский указал карателям укрытия, где прятались евреи [19], а в гетто Глубокое еврейские полицейские издевались над узниками не меньше немцев [20]. Но в отличие от полицейских из числа военнопленных, все еврейские полицейские были также уничтожены немцами.

Известны многочисленные случаи использования евреев-гражданских лиц и евреев-военнопленных, в качестве переводчиков, причем не только в лагерях для военнопленных, но даже и в немецких учреждениях. При этом немецкие власти, зная о еврейском происхождении многих переводчиков, временно мирились с этим в силу нехватки столь необходимых им специалистов. И это явление было достаточно распространено. Именно поэтому немецкое военное руководство категорически выступало против использования евреев в военных структурах. В секретной записке штаба оперативного руководства вооруженными силами Германии "Евреи в новооккупированных восточных областях", адресованной группам армий "Юг", "Центр", "Север", командующим оперативными тылами, командованию армий и танковых групп на Востоке от 12.9.1941 г. было подчеркнуто: "...не должно иметь место сотрудничество вермахта с еврейским населением... не следует привлекать отдельных евреев для работы во вспомогательных службах вермахта..." [21].

Этой записке вторит и другое распоряжение: "Главное командование сухопутных войск своей инструкцией, Генеральный штаб сухопутных войск, Генеральная ставка, Отдел использования военнопленных N11/16560/41 от 11.10.1941 г. сообщает следующее: За недостатком гражданских лиц, говорящих на немецком языке, в отдельных случаях в городах на оккупированной территории на Востоке евреи использовались в переводческих целях. Указывается на то, что внутри армии евреев не следует использовать ни в служебных, ни в личных целях" [22].

Однако действительность диктовала свое. Немцы испытывали острую необходимость в переводчиках и поэтому уже через месяц были внесены следующие дополнения:

"Главный штаб. 12.11.1941 г. Командующий оперативным тылом "Юг". Разведывательный отдел.

Касательно: Привлечение к работе евреев

В распоряжении Главного командования сухопутных войск от 11.10. 41 г., Генерального штаба сухопутных войск, начальника тыла объединения, шифр военно-административного отдела (У), N11/16560/41, приказывалось следующее: Ввиду нехватки гражданских лиц, говорящих на немецком языке, в отдельных случаях евреев следует привлекать в городах оккупированных восточных областей для работы в качестве переводчиков. Подчеркиваю, что евреев нельзя привлекать к служебной и личной работе внутри войск" [23].

Для немцев это была вынужденная мера, на которую они пошли вопреки первоначальным указаниям. Если же еврей, становившийся переводчиком, скрывал свое происхождение, но его тайна обнаруживалась, раньше или позже он разделял судьбу своих собратьев.

Полиция в лагерях для советских военнопленных представляла собой уникальное явление. Немецкая администрация, будучи не в состоянии справиться с многомиллионной массой солдат и командиров Красной Армии, взятых в плен, прибегла к помощи самих пленных. Советские военнопленные, поверившие в победу немецкого оружия, либо просто спасавшие свою жизнь от голодной смерти, шли на сотрудничество, считая, что надо приспосабливаться к новой власти.

Самым страшным в лагере были не немцы, а бывшие товарищи по оружию. По их словам, "хуже голода и болезней в лагере донимали полицаи из военнопленных" [24]. Лагерная полиция забирала из общего пайка по две-три порции на каждого полицейского, отнимала хорошую обувь, шинели, часы, портсигары, выбивала золотые зубы и коронки [25]. Полицаи были настоящими хозяевами лагеря, они разыскивали коммунистов, комиссаров, политруков, евреев, всех "нежелательных элементов", избивали и убивали, принимали участие в расстрелах военнопленных.


4. Труд узников

Немцы широко использовали принудительный безвозмездный труд -- рабочие команды и колонны из узников гетто и пленных трудились за пределами гетто и лагеря. Как правило, евреев занимали различными работами по обслуживанию и тяжелыми грязными работами независимо от пола и возраста: уборка помещений, мойка машин, уборка улиц от мусора, асенизационные работы. И евреев и военнопленных использовали на погрузочно-разгрузочных работах, разборке развалин, ремонте дорог. Во время таких неквалифицированных работ евреям запрещали пользоваться подсобным инструментом: кирками, лопатами, ломами, носилками, все надо было делать вручную.

Для евреев и военнопленных существовали специальные рабочие лагеря. SS Arbeitslager -- именно такой лагерь был в Минске на Широкой. В нем оказались и военнопленные-евреи и гражданские евреи-специалисты, которым даже разрешили перевести семьи из гетто. Военнопленные и евреи из этого лагеря работали в Минске на заводе по ремонту танков, на инструментальном заводе, на "особом строительстве" на железной дороге, на аэродроме [26]. Существовали и "Russisches Kriegsgefangenen Arbeitslager" -- "Трудовой лагерь русских военнопленных".


5. Причины смерти в гетто и лагерях

Человеческая жизнь в гетто и лагере стоила очень мало. Она зависела от произвола немцев, охраны, полицейских, но, главным образом, от питания. Во многих гетто узники не получали никакого продовольствия, голодали, однако имели возможность поддерживать себя за счет обмена с окрестными крестьянами (Дисна, Глубокое, Ляды), или получать помощь от родственников-неевреев, довоенных знакомых [27].

Основные причины смерти в гетто -- массовые расстрелы и погромы. Причем уничтожение евреев сопровождалось особой жестокостью на месте расправ. Убийства осуществлялись в основном при участии местной полиции или присланных латышских, литовских и украинских полицейских батальонов. И все же в гетто было легче, чем лагере. Свидетельством тому может служить тот факт, что военнопленные предпочитали перебегать из лагеря в гетто и какое-то время скрываться в нем [28].

Основной причиной смерти в лагерях был голод и истощение, а также различные болезни, среди которых чаще всего встречались тиф, дизентерия, туберкулез. В сборном пункте у Могилева пленных не кормили неделю. Они съели всю траву, кору деревьев, ели червей. Люди теряли от голода сознание, зрение [29]. В минском лазарете при Шталаге N352 из почти 10 тыс. больных за 8 месяцев с октября 1941 г. по август 1942 г. от истощения умерло почти 7 тыс. пленных [30]. Человек опускался до животного состояния. Для подавляющего большинства пленных интерес не выходил за рамки двух вопросов: как получить больше еды и попасть на более легкую работу. Пребывание в лагере было существованием за гранью человеческого бытия.

Голод в лагерях привел к тому, что среди пленных появились людоеды. Осенью 1941 г. неоднократные случаи каннибализма были отмечены в лагерях Бобруйска, Гомеля, Молодечно и др. [31]. В Бобруйском лагере N131 за людоедство немцы расстреляли 28 пленных [32].

Тот, кто не прошел через концлагерь, не имеет ни малейшего представления о лагерной жизни. Понять этих людей и выразить их переживания может лишь тот, кто испытал это на себе. Образно описал голод в Молодечненском лагере и точно назвал виновных начальник лагерной полиции П.Красноперкин в своих показаниях, данных 1 апреля 1945 г. во время следствия. "Люди, исхудавшие до предела, напоминали скелеты, а сам лагерь -- огромное кладбище, на котором поднялись сразу все погребенные. От голода сходили с ума, убивали себя. Голод был царем лагеря, а немцы -- теми, кто дал ему корону" [33]. Эта характеристика верна для всех лагерей, в которых содержались советские военнопленные в 1941-1942 гг.

Массовую гибель советских военнопленных вызвала эпидемия сыпного тифа, разразившаяся в октябре 1941 г. и свирепствовавшая до лета 1942 г. Тифу предшествовало повальное заболевание дизентерией, вспыхнувшей в условиях абсолютной антисанитарии, царившей в лагерях: из-за истощения многие пленные "были не в состоянии выйти из бараков по естественным надобностям, оправлялись под себя" [34].

Практически невозможно проанализировать смертность в зависимости от различных причин: от голода, от дизентерии, тифа и других заболеваний. Все факторы существовали и взаимодействовали одновременно, усугубляя друг друга. В Дулаге N131, в Бобруйске, только в ноябре из 158 тыс. военнопленных умерло 14777 человек (более 9%) [35]. В Гомельском лагере в декабре 1941 г. - январе-феврале 1942 г. смертность доходила до 1000 человек в сутки [36].

Такая ситуация привела к тому, что немцы в целях пресечения эпидемии вместе с больными стали расстреливать и здоровых (лагеря в Витебске, Полоцке, Лиде и др.) [37].


6. Перемещение узников гетто и военнопленных

Евреи чаще всего проживали в гетто с момента его создания до момента ликвидации. Случаи перевода из одного гетто в другое были крайне редкими. Уничтожение узников проходило, как правило, неподалеку от самого гетто. Исключением были гетто на бывших польских (до 1939 г.) территориях, где узники для уничтожения перевозились в лагеря смерти.

Что касается военнопленных, то они весь период плена редко проводили в одном и том же лагере. С первого дня их постоянно перемещали. Дорогу в лагерь или пересылку из одного лагеря в другой называли "дорогой смерти". Колонны военнопленных преодолевали этапы протяженностью от 200 до 500 км, проходя по 25-40 км в день [38]. Ослабевших, падающих пристреливали конвоиры: на этапе Бобруйск-Минск, протяженностью около 200 км, погибло 1000 человек [39].

Положение военнопленных, которых транспортировали по железной дороге, было ничуть не лучше тех, кто совершал пешие этапы. Эшелоны зачастую превращались в эшелоны смерти. Летом пленных отправляли в наглухо закрытых вагонах, зимой в полувагонах и на открытых площадках.

В ноябре 1941 г на станцию Лесная неподалеку от Минска прибыли эшелоны с военнопленными. Несмотря на 30-градусный мороз, их везли в открытых вагонах и в летнем обмундировании (В летней форме они попали в плен. Шинели многие не успели получить. Зимнего обмундирования не было и у самих немцев.-- А.Ш.). Военнопленных, которые были обморожены, истощены и не могли идти, избивали палками и пристреливали. Вечером пригнали крестьянские подводы и всех убитых и еще живых свезли в железнодорожный ров у станции Лесная. Подводы ездили взад и вперед до часу ночи. По словам мобилизованного для перевозки тел И.М.Щепко, "когда все стихло, я подошел к яме, она была слегка засыпана землей, и оттуда слышались страшные стоны и вопли" [40].

Когда на станцию Минск-Товарная 16 февраля 1942 г. в 13 час. 30 мин. пришел транспорт из Борисова, из вагонов было выгружено 159 тел умерших в пути военнопленных. Поезд ушел из Борисова в 7 час.45 мин. утра. Загружено было 1000 человек. По словам начальника транспорта, в пути было выброшено еще 10 мертвецов [41]. Таким образом, за 5 часов 45 минут пути погибло 169 военнопленных (почти 17%).


7. Погребение евреев и военнопленных

В гетто, особенно первые недели или месяцы существования, убитых или умерших часто хоронили на еврейском кладбище, порой, с соблюдением обрядов. Расстрелянных евреев чаще всего погребали в заранее вырытых рвах, иногда в качестве могилы использовались естественные природные углубления -- овраги. Сохранилось множество свидетельств о том, что для копания могил или погребения расстрелянных евреев использовали военнопленных из ближайших лагерей.

Погребением умерших военнопленных занимались специальные команды могильщиков, организованные из военнопленных. На повозке, в которую вместо лошадей впрягались военнопленные, тела вывозились ко рвам, выкопанным на территории лагеря или неподалеку от него. Вначале тела погребали в одежде, затем стали раздевать. Одежда и обувь мертвых использовалась живыми. Часть одежды и обуви немцы собирали на складах и после дезинфекции вновь передавали в пользование пленным. Неоднократно пленным передавалась и одежда расстрелянных евреев. Погребение погибших в лагерях советских военнопленных носило издевательский характер. Это было надругательством после смерти. В Гомеле, к примеру, в тот же ров, куда сбрасывали тела военнопленных, вывозились испражнения [42].


8. Местные жители, евреи и военнопленные

Помощь приходила со стороны местных жителей. Однако к евреям местное население, освободившись от страха перед советской властью, относилось чаще с меньшим состраданием. Вера Гильман из Кублич Витебской области, узница гетто, затем партизанка, вспоминает, что после бегства милиции и местных властей начавшийся в городе грабеж и разгром магазинов сопровождался криками крестьян, обращенным к евреям: "Жиды, нажились, хватит, придет уже на вас конец" [43].

Как евреям, так и пленным помощь со стороны местных жителей была запрещена, однако пленным последние при первой возможности старались помочь. Население восточной Белоруссии, советской до 1939 г., с большей симпатией относилась к военнопленным, бежавшим из лагерей; порой, выкупало пленных, помогало едой. В западных областях, напротив, жители с большой опаской и настороженностью относилось к беглецам из лагерей военнопленных.

Учитывая сложившееся положение, осенью 1941 г. в некоторых местах на оккупированной Белоруссии немцы пытались решить проблему обеспечения военнопленных продуктами питания при помощи местного населения. Были созданы "Комитеты помощи пленным", собиравшие продовольствие для лагерей [44]. В некоторых случаях эти комитеты действительно оказали определенную помощь, но, к сожалению, далеко не все доходило до военнопленных. В Гомеле немцы, играя на патриотических чувствах населения, готового поделиться с военнопленными последними запасами, издали воззвание с призывом помогать военнопленным. Жители быстро откликнулись и начали собирать продукты и одежду для пленных. Однако впоследствии выяснилось, что и продукты, и одежда были поделены между немецкими солдатами [45].


9. Партизаны, евреи и военнопленные

В отличие от евреев, военнопленные были всегда желанны в партизанских отрядах. Как профессиональные военные они составляли ударную силу этих отрядов. Многие из бывших пленных становились командирами отрядов. Евреев же, если они не были военнослужащими, партизаны принимали неохотно и считали обузой. Несмотря на это, и в тех и в других, партизаны видели немецких шпионов. Евреи и бывшие пленные находились под контролем особых отделов партизанских отрядов и подвергались дискриминации.


10. Послевоенный период

В послевоенный период и евреи и бывшие военнопленные испытали на себе особое отношение со стороны советской власти.

Евреи, пережившие немецкую оккупацию, имели клеймо лиц, находившихся в годы войны на оккупированной территории, и были под негласным надзором МГБ/КГБ. Их привлекали в качестве свидетелей при расследовании преступлений, совершенных нацистами и их пособниками.

Бывшие военнопленные состояли на учете в специальной картотеке службы безопасности и подвергались предвзятой проверке при поступлении на учебу, приеме на работу, продвижении по службе, поездках за границу. Они находились в подобном положении, несмотря на некоторые положительные изменения после XX съезда КПСС, вплоть до середины 1990 гг. Тем не менее, еврею, бывшему на оккупированной территории, доверяли больше, чем пленному. Выживших в гетто евреев не отправляли в лагеря, в отличие значительной части бывших пленных, после войны попавших в ГУЛАГ.

Государственная политика увековечения памяти погибших евреев и военнопленных тоже была похожа. Захоронения евреев и военнопленных специально не разыскивались и многие до сегодняшнего дня остались неизвестны. На местах лагерей для военнопленных, мест погребения евреев вырастали жилые массивы. Однако в отличие от мест захоронения военнопленных, места массовых убийств евреев оскверняются и сегодня. Увековечение памяти погибших евреев и военнопленных в значительной степени зависит не от государственных органов, а от инициативных групп евреев или ветеранов войны.


Заключение

В заключение необходимо отметить, что главное, принципиальное различие судеб евреев и военнопленных в годы войны состоит в том, что евреи, независимо от социального положения, политических воззрений, пола и возраста подлежали тотальному уничтожению со стороны нацистов, в отличие от военнопленных, у которых всегда был выбор между голодной смертью и сотрудничеством с врагом. Евреям же нацисты не оставили ни малейшего шанса на спасение.

В этой связи предстоит выяснить уровень коллаборационизма среди евреев. Почему в их среде оказались люди, готовые при определенных обстоятельствах к сотрудничеству с нацистами? Над представителями других национальностей не висел меч расового геноцида. Перед ними не стоял выбор между жизнью и смертью. Даже обычная лояльность оккупационному режиму, как правило, гарантировала жизнь и облегченные условия существования на оккупированной территории.

Среди евреев были противники советской власти, особенно если речь шла о старшем поколении или родственниках репрессированных. Насколько можно предположить, что некоторая часть евреев допускала возможность сотрудничества с нацистами, чтобы уцелеть? Некоторые люди действительно хватались за подобный шанс, дававший надежду на жизнь. Однако трагедия евреев была в том, что, в отличие от всех людей других национальностей, они были лишены шанса на выживание даже при согласии сотрудничать с врагом.

В отношении советских военнопленных у немецкого руководства не существовало конкретной программы тотального уничтожения, кроме военнослужащих-евреев, которых истребляли до конца войны. У военнопленных-неевреев был выбор: согласиться или нет на сотрудничество с немцами, начиная от лагерной полиции до участия в добровольных военных формированиях вермахта и национальных формированиях СС, а также в охранных и полицейских батальонах, в разведслужбах Абвера.

После разгрома немецких войск под Сталинградом положение советских военнопленных стало улучшаться. В феврале 1943 г. в Вермахте был объявлен приказ, в котором говорилось, что русских пленных бить нельзя потому, что плохое отношение с русскими пленными скажется на пленных немцах [46]. На судьбу советских военнопленных повлияло и то, что, начиная с 1942 г., и по май 1945 г. их труд широко применялся в различных отраслях немецкого хозяйства. Ход войны продиктовал изменение первоначальной идеологической оценки советского человека и военнопленных, в частности, определившей их судьбу в первый период войны. Невозможно было называть "унтер-меншами" потенциальных союзников.

Другим важным фактором, влиявшим на улучшение отношения к советским военнопленным, стало возникновение осенью 1942 г. власовского движения и его стремление создать вооруженные силы из числа военнопленных. Отсюда и заметное улучшение их питания, быта и усиление пропагандистской работы, направленной на включение пленных в вооруженную борьбу против Советского Союза.

Евреи же до конца войны оставались главным врагом Германии, и их уничтожение носило приоритетный характер до последнего дня Второй мировой войны.


Выводы

1. На протяжении первых полутора лет войны судьбы белорусских евреев и советских военнопленных оказались очень похожи. Основанием для их уничтожения служила идеологическая и расовая опасность, которую нацисты видели для себя в их лице. Именно поэтому они были в первую очередь изолированы от мирного населения, соответствующим образом идентифицированы и зарегистрированы.

2. Основными причинами смерти военнопленных были нечеловеческие условия их труда и содержания, а евреев -- акуии по массовому уничтожению.

3. Главной причиной коллаборационизма в гетто и лагерях была не идеология, а стремление выжить любой ценой. Однако в отличие от военнопленных, для евреев эти надежды были напрасными.

4. Нацисты широко использовали принудительный труд военнопленных и евреев, особенно содержавшихся в крупных гетто.

5. Выжившие бывшие военнопленные и узники гетто в послевоенные годы находились на специальном учете в органах безопасности и подвергались дискриминации, а любые научные исследования проблем плена и Холокоста в бывшем СССР оставались под запретом.

Поиск новых тем, путей сравнительного анализа двух крупнейших трагедий Второй мировой войны -- истории советских военнопленных и Холокоста -- ждут своих исследователей.


          Примечания:

1. История Холокоста на территории Беларуси. Библиографический указатель. Составители: И.П.Герасимова. С.М.Паперная. Витебск, 2001 г.; Трагедия евреев Белоруссии в годы немецкой оккупации (1941-1944 гг.). Сборник материалов и документов. Под ред. Р.А.Черноглазовой. Минск, 1995 г.; Нямецка-фашысцкi генацыд на Беларуci (1941-1944 гг.). Минск. 1995 г.; Платонов Р.П. Белоруссия, 1941-й: известное и неизвестное. По документам Национального архива Республики Беларусь Минск. 2000 г.; Смиловицкий. Л. Катастрофа евреев в Белоруссии 1941-1944 гг. Тель-Авив. 2000 г.; Романовский, Д. Советские евреи под немецкой оккупацией. (На материалах Северо-восточной Белоруссии и Северо-западной России) // Ковчег: Альманах еврейской культуры.: Вып. 1. Москва-Иерусалим. 1990 г.; Иоффе Э.Г. Белорусские евреи. Трагедия и героизм, 1941-1945 гг. Минск. 2003 г.
2. Б.В.Соколов. Тайны Второй мировой. М., 2001, с.231.
3. Streit Christian. Keine Kameraden. Die Wehrmacnt und die sowjetischen Kriegsgefangenen 1941- 1945. Stuttgart 1978. S.135.
4. Великая Отечественная война. Энциклопедия. М.,1985, с.86.
5. M.Gilbert. Atlas of the Holocaust (London. 1982), p. 244.
6. R.Hilberg. The Destruction of European Jews. New York. 1961, p. 767.
7. По мнению историка А.Лейзерова в Белоруссии погибло 800 тыс. евреев. См. Л.Смиловицкий. Катастрофа евреев в Белоруссии 1941-1944 гг. Тель-Авив, 2000, с.29.
8. А.Шнеер. Плен. Иерусалим. 2003, т.2, с.231.
9. Архив Яд Вашем. М-33/479, л.61.
10. И.Альтман. Жертвы ненависти. Холокост в СССР 1941-1944 гг. М., 2002, с.88.
11. Свидетельские показания Н.Ивиницкой-Смушкиной. Архив Яд Вашем. 03\2086. л.10.
12. Там же, л.14.
13. И.Альтман. Жертвы ненависти, с. 72,87-88; Л.Смиловицкий. Катастрофа евреев в Белоруссии 1941-1944 гг. Тель-Авив, 2000, с.160,190,212.
14. С.Розенфельд. Архив Яд Вашем. Видеоинтервью VD-147.
15. Нюрнбергский процесс... т.3, с.98.
16. Архив Яд Вашем. М-37/1255, л.9.
17. Я.С.Павлов. Система фашистских концлагерей для советских военнопленных в Белоруссии.// Сб. трудов научной конференции "Трагедия войны. Фронт и плен". 4-8 июня 1995 г. Минск. 1995 г., с.52.
18. А.Шнеер. Плен. Иерусалим. 2003, т.1, с.177.
19. Л.Смиловицкий. Катастрофа..., с.71.
20. Там же, с.70-71
21. Архив Яд Вашем. М-53/92, л.1.
22. Там же. M-40/RCM-37, л.1.
23. Там же. М-5303/6346, л.8.
24. А.Шнеер. Плен. Иерусалим. 2003, т.1, с.242.
25. Там же, с.246-248.
26. Архив Яд Вашем. М-33/438, ч.II, с.105-120.
27. Свидетельские показания Н.Ивиницкой-Смушкиной. Архив Яд Вашем.03\2086, л.10.
28. Л.Смиловицкий. Катастрофа... , с.48
29. С.Розенфельд. Архив Яд Вашем. Видеоинтервью VD-147.
30. Архив Яд Вашем. М-33/438, часть I, л.13.
31. И.Гетман. Аудиозапись беседы с автором 26.06.1993 г. Архив Яд Вашем, 03/6896. Архив Яд Вашем. М-33/479, л.7,35,39,43; М-33/480, л.18,20,21.
32. В.И.Кузьменко. Проблема плена в Белорусской советской историографии (1941-1991 гг.) В сборнике материалов научной конференции 4-8 июня 1995 г. "Трагедия войны. Фронт и плен". Минск, 1995. с.23.
Людоедство в Белорусских лагерях отмечено и в статье А.Л.Манаенкова, который пишет: "Немецкие солдаты, пользуясь таким состоянием военнопленных, вырезали у убитых пленных печенку и продавали ее обезумевшим от голода людям". См.: Немецко-фашистский оккупационный режим. М., 1965, с.337. (Несмотря на архивную ссылку, которую приводит А.Л.Манаенков, автор выражает сильное сомнение в подлинности этого факта).
33. Архив Яд Вашем. М-33/1142, л.87-89.
34. Архив Яд Вашем. М-33/479, л.10.
35. Christian Streit. Keine Kamaraden... s.135.
36. Архив Яд Вашем. М-33/479, л.8.
37. Судебный процесс по делу о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков на территории Латвийской, Литовской и Эстонской ССР. Рига, 1946, с.34,44,102,158.
38. Christian Streit. Keine Kamaraden. Die Wehrmacht und die sowjetischen Kriegsgefangenen 1941-1945. Deutsche verlags-anstalt. Stuttgart, 1978. S.164.
39. Там же, с.165.
40. Архив Яд Вашем. М-33/1159, л.31.
41. Архив Яд Вашем. М-33/438, II.165.
42. Там же. М-33/479, Л.12.
43. В.Гильман. Свидетельские показания. Архив Яд Вашем. N03/2244, л.7.
44. Л.Ржевский. Девушка из бункера. Грани N8. Изд. "Посев", 1950, с.38.
45. Архив Яд Вашем. М-33/480, л.26.
46. Там же.М-33/1190, л.59.

 
 
Яндекс.Метрика