Развитие белорусского законодательства против антисемитизма

 

          Артур ЛИВШИЦ


В дореволюционной России ХIХ — начала.ХХ веков межэтнические и межнациональные конфликты отличались скорее религиозным, чем расовым характером, а в результате, например, евреи, принявшие христианство в качестве единственной религии, обретали все права гражданства, и их уже не касались те дискриминационные меры, которые испытывало на себе все остальное еврейское население Российской империи.

С развитием сначала в Советской России, а потом и в Германии тоталитарных режимов началась массовая и, по большей части, насильственная секуляризация народных масс, изменившая характер межнациональных конфликтов: они начали все более и более приобретать характер расовых, когда уже имело значение не вероисповедание, а какое количество инородной крови течет в организме человека.

Октябрьская революция, уравняв в законодательном порядке все народы России, в своей национальной политике допускала целый ряд сначала негласных, а потом и вполне открытых ограничений и даже репрессивных мер, включая в отдельных случаях массовые депортации, к целому ряду национальных меньшинств. В значительной степени эти откровенно неконституционные меры коснулись еврейского населения, над которым и без того довлели традиции и общественные стереотипы прошлых столетий, а также вполне реальный и весьма ощутимый гнет бытового (общественного) антисемитизма.

До Октябрьской революции Беларусь не имела своей административно-территориальной самостоятельности,и поэтому все общественные процессы, происходившие в России, так или иначе касались и населения этого «северо-западного края». Жесткая централизация власти, установленная большевистским режимом в Советской России, делала лидерство руководителей БССР (при всей их декларированной Конституцией СССР самостоятельности) более чем призрачным, поэтому региональные законы и кодексы практически дублировали то, что издавал Кремль, а ситуация в республике в общих чертах вряд ли отличалась от ситуации по стране в целом.

Став полновластными хозяевами огромной многонациональной страны с самым различным общественным и религиозным укладом, большевики уже в первые же дни столкнулись с проблемами межнациональных, межэтнических и межконфессиональных отношений. Самым жгучим оказался «еврейский вопрос», поскольку еврейские погромы уже в первые годы советской власти унесли сотни тысяч жизней. Так антисемитизм стал для власти синонимом контрреволюции.

Советская власть, отметив особую важность борьбы с антисемитизмом, объявила антисемитское движение и погромы гибелью для дела рабочей и крестьянской революции»(1) и призвала «трудовой народ социалистической России всеми средствами бороться с этим злом».(2) Именно так и было изложено в подписанном В.Лениным Декрете Совнаркома РСФСР от 27 июля 1918 года.

Этим декретом был создан исторический прецедент, когда закон был принят не против вообще расовой или национальной дискриминации, а в защиту лиц одной определенной национальности. Уже одним этим власти фактически признавали за евреями их специфический путь национального развития, их особое место в обществе, обусловленное всем предыдущим ходом исторического развития. Но одновременно делалась и попытка ослабить этот чрезвычайно важный для евреев тезис, приравняв антисемитизм, несмотря на всю его неординарность, ко всем остальным формам национальной ксенофобии: «…всякая травля какой бы то ни было нации недопустима, преступна и позорна».(3)

Декрет нес на себе четкую печать классового подхода: «…еврейский буржуа нам враг не как еврей, а как буржуа. Еврейский рабочий нам брат.» и был не более чем одним из актов законодательства военного времени: «…национальная вражда ослабляет наши революционные ряды».(4)

В жизни этот декрет не успел сыграть серьезной роли: слабость центральной власти не давала возможности применять его в том объеме, в котором он должен был бы применяться, учитывая силу порожденной безвременьем погромной волны. Представление о его исключительной остроте, бытующее в литературе, не соответствует действительности хотя бы потому, что официально это был не декрет правительства, а некое сообщение «От Совета Народных Комиссаров», опубликованное в газете «Известия». Регламентирующая его часть и вовсе состояла из двух фраз и никак не определяла тех мер, которые следовало бы применять к преступникам:

«Совнарком предписывает всем Совдепам принять решительные меры к пресечению в корне антисемитского движения. Погромщиков и ведущих погромную агитацию предписывается ставить вне закона.»(5)

Фактически это было не более чем воззвание правительства, обращенное к населению и местным органам власти. По мере того, как Гражданская война сбавляла обороты и число еврейских погромов пошло на убыль, Декрет Совнаркома РСФСР от 27 июля 1918 года терял актуальность, а вскоре и вовсе утратил силу. При выработке первого советского Уголовного кодекса (1922 г.) о нем даже не вспомнили. Пропаганда антисемитизма и ответственность за антисемитские акции были поглощены всеобъемлющим положением о «возбуждении национальной вражды и розни».

За все последующие годы, вплоть до настоящего времени, ни в уголовном кодексе, ни в одном другом законодательстве СССР и БССР никаких специальных статей о преследовании за антисемитизм не было.

Первый Уголовный кодекс в Советской Белоруссии был принят только в 1928 году. Весь предшествующий период на эту территорию распространялось действие Уголовного кодекса РСФСР, принятого в 1922 году. В этом кодексе в качестве кары за пропаганду и агитацию, возбуждающую национальную вражду, предусматривалось «лишение свободы на срок не ниже одного года со строгой изоляцией».(6) За то же преступление при особо отягчающих обстоятельствах во время войны кара могла быть повышена вплоть до расстрела (УК РСФСР, Москва, ст.83).

В 1927 году в Москве было утверждено новое Положение о государственных преступлениях, которое позднее было включено без изменений во все республиканские уголовные кодексы. В первой части Положения приводились формулировки контрреволюционных преступлений, а во второй части определялись преступления «против порядка государственного управления».(7) Эти определения и вошли в ст.84 Уголовного кодекса БССР, принятого в 1928 году:

«а) Пропаганда или агитация, направленные к возбуждению национальной или религиозной вражды или розни, а равно распространение или изготовление и хранение литературы того же характера влекут — лишение свободы до двух лет.

б) Те же действия в военной обстановке или при массовых волнениях влекут — лишение свободы не менее как на два года с конфискацией всего или части имущества, с повышением при особо отягчающих обстоятельствах вплоть до высшей меры социальной защиты — расстрела с конфискацией имущества».(8)

Как мы видим, Положение расширило понятие «возбуждение национальной вражды», включив в него еще и «распространение или изготовление и хранение литературы того же характера». Однако на деле применялась лишь первая часть формулировки, ибо вторая часть, касающаяся литературы, квалифицировалась правоохранительными органами как политическое деяние и подпадала под действие статьи 72 УК БССР:

«а) Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений, а равно и распространение или изготовление и хранение литературы того же содержания влекут лишение свободы на срок не менее шести лет.

б) Те же действия при массовых волнениях или с использованием религиозных или национальных предрассудков масс, или в военной обстановке, или в местностях, объявленных на военном положении, влекут — меры социальной защиты, указанные в ст.64 данного Кодекса.»(9) (Ст.64 УК БССР предусматривала высшую меру социальной защиты — расстрел или объявление врагом трудящихся с конфискацией имущества и с лишением гражданства БССР или иной союзной республики и тем самым гражданства Союза ССР и с изгнанием из пределов Союза ССР навсегда, с допущением при смягчающих обстоятельствах понижения до лишения свободы на срок не ниже трех лет с конфискацией всего или части имущества.)

Если же происходили выпады «в отношении отдельных лиц, принадлежащих к нацменьшинствам, на почве личного с ними столкновения»(10) данные статьи не применялись, о чем гласило специальное постановление Пленума Верховного Суда РСФСР от марта 1930 г. В этих случаях преступления карались по статьям о нанесении оскорбления или о хулиганстве.

На практике ст.84 УК БССР от 1928 г. применялась крайне редко, а судебное преследование за выявленные акты антисемитизма отнюдь не носило энергичного характера. Сводного анализа судебной практики по делам об антисемитизме периодическая печать, в том числе специальная, а также учебники и справочные пособия по уголовному праву тщательно избегали, хотя сведений об отдельных проявлениях антисемитизма в прессе 20-х годов можно обнаружить достаточно много. К инцидентам антисемитского характера относились случаи избиения в квартирах, открытые нападения на улицах на проходящих евреев и нанесение им побоев, различные издевательства, систематическая травля и выживание из квартир и т.д. Однако у судов ко всем этим антисемитским актам проявлялось более чем терпимое отношение. Наказывая виновных за хулиганство, суды обычно не желали заострять внимание на особой социальной опасности деяний.

В 1928 г. широкую огласку получило дело об издевательствах над еврейской девушкой по фамилии Баршай на Борисовской стекольной фабрике «Октябрь». Рабочие в течение длительного времени отпускали по ее поводу оскорбительные антисемитские высказывания, а затем, не получая отпора со стороны общественности, стали позволять себе и физические воздействия. К примеру, когда девушка несла на голове, придерживая руками, листы стекла, они задирали ей платье, обнажали тело и, призывая зрителей, осыпали ее антисемитскими выражениями. Уголовное дело было возбуждено лишь тогда, когда девушку избил один из мастеров и она попала в больницу с переломом ноги. Изучение материалов длилось довольно долго: местный прокурор никак не мог решить, судить ли виновных только за хулиганство, или только за антисемитизм, или за «хулиганство с симптомами антисемитизма». К ответственности было привлечено 9 человек. Рассматривалось дело в Верховном суде БССР. Всеобщее внимание к процессу было привлечено еще и тем, что в нем принимал участие в качестве общественного обвинителя Президент Академии Наук БССР Всеволод Игнатовский. В данном случае все же была применена ст.84 УК БССР.

Именно после этого дела бюро ЦК и Президиум ЦКК Компартии Белоруссии опубликовали в начале 1929 г. («Трибуна», 1929, №1, с.32-33) документ, в котором перед КП(б)Б поставили вопрос об «усилении интернационального воспитания масс и разъяснения классовой сущности как антисемитизма, так и других форм национальной розни как попыток капиталистических элементов расколоть единство рабочего класса». При этом вновь, как и 10 лет тому назад, проблема антисемитизма была выделена из всей проблемы борьбы с разжиганием национальной розни, и было предложено:

«б) Принять репрессивные меры в отношении антисемитов, ведущих открытую антисемитскую агитацию.

в) Усиленное внимание... обратить на борьбу с антисемитизмом в школе, усилив интернациональное воспитание учащихся и удаляя из школы преподавателей-антисемитов.»

Эти весьма конкретные меры по борьбе с антисемитизмом спустя несколько месяцев в принятом постановлении секретариата ЦК КПБ были несколько сглажены более широкими формулировками, хотя сама постановка вопроса и его заостренность говорила о серьезности намерений («Трибуна», 1929, №24, с.27):

«Секретариат констатирует, что некоторыми общественными, профессиональными и партийными организациями проявляется слишком мягкое отношение к проявлениям антисемитизма и не учитывается их контрреволюционный характер. Слабо ведется работа по интернациональному воспитанию школьной молодежи, в борьбе с антисемитизмом мало используются методы общественного воспитания и судебно-следственные органы.

Секретариат ЦК КП(б)Б считает необходимым:

2) Судебные органы, не ослабляя борьбы с проявлениями антисемитизма, должны ее еще более углубить, привлекая к ответственности не только конкретных носителей национальной вражды, но и их вдохновителей.

3) Партийные организации и профсоюзы должны начать разъяснительную кампанию о вредности примиренческого отношения к мелким проявлениям бытового антисемитизма и бороться с ними не только в судебном порядке, но и посредством воспитательной работы...».(11)

Однако на практике ничего сделано не было, в школах уроков борьбы с национальной рознью не вводилось, в судебной практике изменений не произошло. А главное, никаких изменений в уголовный кодекс, которые бы более серьезно и конкретно рассматривали эту проблему, внесено не было. Объяснение может быть только одно: государство не желало «заострять» вопрос, опасаясь роста антисемитизма в стране как проявления стихийного протеста против политики Партии в целом. Практически признавалось (и признается до сих пор) значение общественного антисемитизма как мощного фактора внутриполитической жизни страны.

В последующие три десятилетия во всех редакциях Уголовного Кодекса никаких изменений в статьях, связанных с «пропагандой или агитацией, направленных к возбуждению национальной или религиозной вражды или розни» внесено не было, хотя общественно-политическая ситуация в стране менялась и менялось отношение к самой проблеме.

25 декабря 1958 г. был принят Закон СССР «Об уголовной ответственности за государственные преступления», который устанавливал преследование за «пропаганду или агитацию с целью возбуждения расовой или национальной вражды или розни, а равно и прямое или косвенное ограничение прав или установление прямых или косвенных преимуществ граждан в зависимости от их расовой или национальной принадлежности».(12)

Положения этого Закона вошли в новый Уголовный Кодекс БССР, введенный в действие с 1 апреля 1961 г. Именно в таком виде эта норма была сформулирована в статье 71 главы II «Иные государственные преступления».(13) Наказания, которые следовали за совершение подобных преступлений, были — лишение свободы на срок от шести месяцев до трех лет или ссылка на срок от двух до пяти лет.

В данном случае впервые была установлена уголовная ответственность не только за пропагандистскую или агитационную деятельность, но и за реальную дискриминацию по национальным признакам. Однако, несмотря на многочисленные проявления дискриминации по национальным признакам, какой-либо практики применения этого закона в Белоруссии не существовало. Достаточно сказать, что в период 1962-1991 гг. в БССР не было НИ ОДНОГО случая применения статьи 71 УК на практике. (Для сравнения — в Армянской, Узбекской, Казахской и Молдавской ССР — от 10 до 15 дел, в Таджикской, Киргизской, Грузинской, Литовской, Латвийской ССР и РСФСР — от 5 до 9 дел).

В 1989 г. текст ст.71 УК БССР был дополнен. Иначе была сформулирована и основная дефиниция: «Умышленные действия, направленные на возбуждение национальной, расовой или елигиозной вражды или розни, на унижение национальной чести и достоинства, а равно прямое или косвенное ограничение прав или установление прямых или косвенных преимуществ граждан в зависимости от их расовой или национальной принадлежности, либо отношения к религии»(14) (лишение свободы на срок до трех лет или штраф).

Далее уточнен характер наказания за: «Те же действия, соединенные с насилием, обманом или угрозами, а равно совершенные должностным лицом» (лишение свободы на срок до пяти лет или штраф).

«Действия, предусмотренные частями первой или второй настоящей статьи, совершенные группой лиц либо повлекшие гибель людей или иные тяжкие последствия»(15) (лишение свободы на срок до десяти лет).

Наиболее принципиальным в новом Уголовном Кодексе было то, что он установил ответственность за действия, направленные на унижение национальной чести и достоинства, а также за установление преимуществ граждан в зависимости от их отношения к религии, чего не было ранее. Сюда, в частности, могут быть отнесены действия, имеющие целью оскорбить национальные святыни, образ жизни, уклад, историю развития отдельных рас, национальностей или народностей. Новым явилось и то, что УК предусматривает теперь и квалифицированные виды этого преступления.

Однако формулировка «умышленные действия» предполагает ныне при вынесении решения по каждому преступлению доказательства умысла. При отсутствии таких доказательств любое дело практически может быть закрыто или приравнено к другим преступлениям, не имеющим националистической или шовинистической мотивации, что, несомненно, ослабляет или вовсе сводит на нет действие закона, в том числе его положения об обстоятельствах, отягчающих ответственность за совершение преступления по мотивам расовой, национальной, религиозной вражды или розни, внесенной в Уголовный Кодекс БССР только в 1991 году.

2 апреля 1990 г. был принят Закон Союза ССР «Об усилении ответственности за посягательство на национальное равноправие граждан и насильственное нарушение единства территории Союза СССР»(16).

Закон объявлял противозаконной и подлежащей запрету деятельность любых объединений граждан (в том числе политических партий, общественных организаций и массовых движений), направленную на возбуждение национальной или расовой вражды, розни или пренебрежения, применение насилия на национальной, расовой, религиозной основе.

На основании этого Закона СССР и соответствующего Закона БССР от 27 февраля 1991 г. (Ведомости Верховного Совета Белорусской ССР 1991г., №13, ст.156) в ст.38 УК БССР «Обстоятельства, отягчающие ответственность» была внесена поправка (п.3-1): «Совершение преступления на почве национальной или расовой вражды, розни или пренебрежения». Эта поправка существует до сих пор.

В действующем ныне УК РБ, принятом 2 июня 1999 г, произошло дальнейшее ослабление действия закона, касающееся разжигания расовой, национальной или религиозной вражды или розни (ст.130). В частности, из формулировки этой статьи выпала ответственность за «прямое или косвенное ограничение прав или установление прямых или косвенных преимуществ граждан в зависимости от их расовой или национальной принадлежности, либо отношения к религии», что в предыдущей редакции УК имело место.

Этим фактически было уничтожено положение, по которому единственно можно было привлечь к ответственности должностных лиц, ущемляющих права граждан в зависимости от их расовой, национальной принадлежности либо отношения к религии. Вновь дан простор субъективному отношению чиновничества к пресловутой кадровой политике, и с высоты закона обеспечена их безнаказанность.


          Литература:


1. Шварц С. М. “Антисемитизм в Советском Союзе”, Издательство им.Чехова, Нью-Йорк, 1952, стр.70-71
2. Там же.
3. Там же.
4. Там же.
5. Сборник Против антисемитизма, Москва “Жизнь и знание” 1930,стр.32
6. Шварц С. М., “Антисемитизм в Советском Союзе” Издательство им.Чехова, Нью-Йорк, 1952, стр.72
7. “Собрание законов и распоряжений правительства СССР”,1927,№12
8. Уголовное законодательство СССР и союзных республик ,УК БССР, 1928,стр.139 Москва, 1957
9. Там же, стр.136
10. Шварц С. М., стр.73
11. Шварц С. М., стр.88
12. Закон об уголовной ответственности за государственные преступления, “Свод законов СССР”, Москва, 1985, ст.11, стр.539-540
13.УК БССР, Минск, БЕЛАРУСЬ, 1961, стр.45
14.Свод Законов БССР, 1989, №12, ст. 112
15.Там же
16.Закон Союза ССР «Об усилении ответственности за посягательство на национальное равноправие граждан и насильственное нарушение единства территории Союза СССР», Ведомости ВС СССР, Москва,1990г.,№41,ст.247,п.1,стр.295

 
 
Яндекс.Метрика