Восстания в Корме и Рогачеве в феврале-марте 1919 г.

Анатолий Карасев,
Юрий Глушаков (Гомель)

Восстания в Корме и Рогачеве в феврале-марте 1919 г. в советской литературе получили однозначную трактовку как «антисоветские кулацко-эсеровские мятежи». Именно так, к примеру, характеризует выступление в Корме Хохлов А.Г. [1]. К сожалению, подобная оценка перекочевала и в публикации последнего времени [2]. Более углубленного исследования этих событий до настоящего времени не проводилось, хотя они, в целом, находясь в одном ряду со многими другими, внешне схожими крестьянскими и военными восстаниями периода Гражданской войны, имеют свои отличительные особенности и заслуживают более подробного рассмотрения.

Следует заметить, что некоторыми современными историками отвергается сам факт гражданской войны на Беларуси, и все события этого периода связываются лишь с иностранной оккупацией. В то же время является фактом, что Рогачевский уезд значительно пострадал не только от действий интервентов, но и в результате вооруженных столкновений, типичных для ситуации непосредственно Гражданской войны.

Осенью 1917 г. в той же Кормянской волости происходили боевые столкновения между местной Красной Гвардией и войсками генерала Корнилова, а позднее — легионерами I-го польского корпуса генерала Довбор-Мусницкого Ю.Р. (З). В те дни карательным отрядом во главе с капитаном Бергом была сожжена д. Мастеровая Слободка и разграблено мест. Корма. В период немецкой оккупации волость оказалась в зоне, прилегающей к демаркационной линии, вдоль которой постоянно происходили стычки с немецкими войсками. Поборами в отношении местного населения в Корме отличились большевистские отряды Кутузова и Воронцова [4]. После ухода немцев, весной 1919 г., Рогачевский уезд оказался переполненным красноармейскими частями, производившими постоянные реквизиции, значительно ухудшавшими продовольственное положение населения.

Во время Февральской революции в Кормянской волости большевиков не было, а наибольшим авторитетом среди крестьянства пользовалась партия социалистов-революционеров, организовавшая здесь разоружение царской охранки и разгон старой администрации [5]. Впервые влияние большевиков в волости стало ощущаться несколько позже, когда с фронта стали прибывать распропагандированные там солдаты. После Октябрьского переворота правящая большевистская партия, безусловно, стала наиболее притягательной силой. В начале 1919 г. Кормянское волостное объединение РКП(б) превратилось в претендующий на монополию центр власти.

Масштабы присвоенных себе «объединением» полномочий были весьма впечатляющи. К примеру, кормянские коммунисты додумались даже обложить население особым партийным налогом. Те жители, которые отказывались такой налог вносить, подвергались репрессиям: после того, как крестьяне О.Блусенков, С.Калиновский, А.Ковалев, Н.Короткевич, И.Спасенков и др., не уплатили этот новый налог, милиция получила приказ принять меры. Кормянский старший милиционер М.А.Ильюшенко обратился (19.02.1919 г.) к начальнику Рогачевской уездной милиции Лисовскому с запросом, «имеет ли право партия налагать и производить взыскание налога». Ответ был отрицательным. Несмотря на это, партийный налог был собран. Как написано в одном из сохранившихся документов, он был «взыскан самими коммунистами, так что услуги милиции не нужны» [6].

Не уплатившие партналог крестьяне пытались восстановить законность. Один из «отказников» (Онуфрий Блусенков) даже вступил в сельхозартель, но это не спасло его от очередной реквизиции. 31 мая 1919 г. он направил в Кормянское волостное объединение РКП(б) письмо: «Покорнейше прошу членов партии отменить назначенную сельским советом корову для отвода ее в г.Рогачев, так как я состою в с/х артели «Новая жизнь» и назначенная корова считается артельным достоянием».

Кормянский исполком в те дни возглавлялся большевиками, но был достаточно лоялен к крестьянству. Это противоречило намерениям местной ячейки РКП(б), которая быстро обратила внимание на «слабую и преступную деятельность волостного исполнительного комитета — хотел быть популярным среди крестьянства, потворствовал ему и не принимал мер к взысканию чрезвычайного налога и проведению других реформ из центра» [8].

Противостояние стало нарастать. Во второй половине февраля состоялся волостной съезд Советов, на котором присутствовал представитель уездного комитета РКП(б) Шведов. Члены исполкома отвергли все его предложения по ужесточению политики властей по отношению к крестьянству, после чего съезд был распущен, а вся власть в волости перешла к ревкому. Его возглавил К.М.Антоненко — единственный член прежнего исполкома, кто был «признан надежным». Кроме него членами ревкома стали М.А.Ильюшенко, А.В.Агеев и И.Абатуров. Председателем волостного исполкома к моменту его роспуска был К.Д.Науменко, в то время являвшийся членом коммунистической партии.

Отказ подчиниться директивам центральных органов власти был расценен как контрреволюционная акция. Специфической особенностью этого события было то, что возглавлялась эта акция членами правящей партии — большевиками (точнее, своеобразными «крестьянскими коммунистами»). Однако в историю вошла другая версия. Большевики, естественно, не могли признать предательтво в своих рядах и усердно искали иные корни «мятежа». Такие корни были найдены — они «оказались» эсеровскими.

Дело в том, что секретарем исполкома был Г.И.Шпаков, который перешел в РКП(б) из партии социалистов-революционеров. В 1917 г. он был председателем Кормянской земской управы [9]. Из сохранившихся воспоминаний А.В.Агеева следует, что члены исполкома А.Кодуцкий и Ф.П.Короткевич также являлись эсерами (по анкетным данным они были беспартийными), и именно они оказывали сильное влияние на председателя К.Д.Науменко [10]. Уже после восстания выяснилось, что в Кормянскую парторганизацию входили и бывшие левые эсеры — Л.М.Горелик и И.Лейзеренок [11]. Как бы то ни было, но взгляды членов Кормянского исполкома на политику центральной власти в отношении крестьянства не совпадали с установками партии большевиков на безжалостное выкачивание ресурсов из деревни.

Анализ событий показывает, что подлинной причиной восстания были не противоречия между социалистами и коммунистами, а недовольство крестьян тяжелыми поборами со стороны государства. Некоторую роль в развитии событий сыграло, по-видимому, и то обстоятельство, что исполкомовские и комячеевские активисты принадлежали к разным местным кланам, традиционно существовавшим в местечке и возникшим, в том числе, и в силу семейно-родственных связей [12].

После того, как волостной комитет был распущен, его бывший председатель (К.Д.Науменко) разослал по всем населенным пунктам предписание «прислать людей для сдачи дел коммунистам». Как утверждалось в докладе Рогачевского укома партии Могилевскому губкому, на обратной стороне приглашений делалась приписка о том, что нужно «прислать людей побольше» [13]. Таким образом, был инициирован некий «сход» (по другим данным, это было делом рук большевиков, которые намеревались утвердить на нем состав нового ревкома).

Около 10 часов утра 25 февраля 1919 г. у здания Кормянского волостного правления собралось около тысячи человек, прибывших сюда из всех деревень волости. По отношению к большевистской власти крестьяне были настроены враждебно: чрезвычайный и партийный налоги, продразверстка, бесконечные поборы и реквизиции — все это давно уже становилось невыносимым. Роспуск большевиками официального органа Советской власти — волостного исполкома, стал в этом процессе последней каплей.

Собравшиеся крестьяне были уверены, что вслед за роспуском исполкома последует новое, еще более беспощадное ограбление деревни. Эта мысль была стержневой во всех выступлениях. К толпе вышел член ревкома И.Абатуров, который сделал попытку успокоить собравшихся и отправить их по домам. В ответ раздались крики: «Ваша власть кончилась!» Толпа стала напирать и вскоре захватила здание волостного правления.

Члены ревкома попытались скрыться. Абатуров спрятался в одном из соседних домов, однако один их крестьян (И.Березовский) бросил туда ручную гранату. Тяжело раненного ревкомовца вытащили на улицу, где на него набросилась толпа. Попытка начальника волостной милиции Ильюшенко и трех милиционеров разогнать крестьян закончились тем, что их стали бить кольями. В завязавшейся схватке один из милиционеров выстрелом из винтовки убил старика-крестьянина. Разъяренная толпа убила Абатурова и двух милиционеров (Ильюшенко и Давыденко), а двое других милиционеров (Ильюкевич и Гайков) были тяжело ранены.

Среди мятежников выделялись крестьяне С.Тимошенко, 3.Худолеев, А.Лещенко, И.Шаферов [14]. По всему местечку начались поиски. Группа крестьян (К.А.Кузнецов, Л.Ксензов, Н.Ксензов, И.Свириденко и др.), вооруженные винтовками, захватили местный клуб. В это время коммунист К.М.Антоненко, который сумел убежать из местечка, добрался до Довска, связался по телефону с Рогачевом и сообщил о случившемся.

На слеющее утро, с рассветом, из Рогачева в Кормянскую волость прибыли карательные части, в т.ч. взвод особого назначения. Этот взвод провел операцию в д.Литвиновичи, где располагалась одна из групп повстанцев. По воспоминаниям одного из крастоармейцев взвода (Е.И.Зборовского), часть взвода во главе с командиром отделения Я.К.Братенковым вошла в деревню под видом плотников. Основные силы двигались на отдалении. Разоружив охрану, стоявшую у штаба повстанцев, «плотники» проникли внутрь дома, и внезапно достав оружие, арестовали всех находившихся там. Было задержано 26 человек [15].

Во время этих событий в Корме была расквартирована одна из рот 10-го пограничного полка, находившегося в Рогачевском уезде. Во время восстания красноармейцы заняли нейтральную позицию и в события не вмешивались. После того, как в местечко вошли верные больевикам части, пограничники были отозваны в Рогачев.

Организованного сопротивления кормянские повстанцы оказать не смогли, и в этом отношении само восстание мало чем отличалось от других крестьянских выступлений.Было арестовано 66 человек, которых расценили как активистов (Т.Лещенко, М.Ковалев, К.Певнев, В.Лазаренко, К.Игнатенко, В.Дорошенко. С.Дорошенко, Ф.Тимошенко, Л.Дроздов, Л.Ксензов, А.Свириденко, Ф.Свириденко, С.Кириенко, Д.Хролов, И.Жук, И.Самусенко, Д.Березовский, Д.Потапенко, Г.Молчанов, И.Максимов, И.Ходонович, М.Дорошенко. С.Поляков, М.Мироненко, Л.Дроздов и др.). К ним позднее добавились те, кому первоначально удалось скрыться (А.Кодуцкий, Ф.Короткевич, К.Кузнецов).

Большевистская пропаганда того времени, а позднее и официальная советская историография однозначно охарактеризовали восстание как кулацкое. Сразу после волнений кормянские коммунисты в своем докладе губернскому комитету РКП(б) отмечали враждебность по отношению к себе со стороны зажиточного крестьянства, но и одновременно отмечалось и «пассивно-недоверчивое отношение бедноты» [16].

Те сведения о материальном положении отдельных участников восстания, которые удается сегодня восстановить, позволяют утверждать, что люди эти принадлежали к беднякам и середнякам. Так, Герасим Молчанов платил чрезвычайного налога 1000 руб., Василий Тимошенко — 600, Кондрат Игнатенко — 350, в то время, как в целом сумма чрезвычайного налога колебалась в пределах от 100 руб до 2000-3000 руб. (в редких случая, чаще всего, в отношении кормянской еврейской буржуазии доходила до 7000-10000 руб.) [17]. От произвола властей, так или иначе, страдали все слои населения, в том числе и беднейшие (последние, во многих случаях, страдали от государственных налогов и поборов относительно более других).

Беспредел со стороны кормянских властей после подавления восстания, однако, продолжался. О порядках, установившихся в местечке, может свидетельствовать, например, приказ комиссара ЧК от 26 мая 1919 г., запрещавший местному Совету и Кормянской партячейке самостоятельно отправлять вооруженные отряды для проведения обысков на пристани, в ходе которых открывалась беспорядочная стрельба, присваивалось конфискованное имущество, отмечались случаи антисемитизма — «пристрастное» отношение к спекулянтам -евреям по национальности [18]. Грабежами при этом занимались и солдаты состоявшего при ЧК отряда. Так, по заявлению продавщицы ситро Л.Ящин, они под видом обыска ограбили ее, а после того, как она явилась с жалобой в ЧК, угрожали ей «револьверами и поркой» [19].

Тем не менее, и после подавления восстания, кормянской парторганизации все же не удалось стать полновластным хозяином волости. Самостоятельной властью стали и чекисты, чьи позиции при нарастающей эскалации репрессий значительно укрепились. Если местная следственная комиссия приговорила к смерти 7 человек (А.Лещенко, И.Шаферова, Ф.Петроченко, 3.Худолеева, В.Тимошенко, И.Березовского и К.Науменко), то Могилевская ГубЧКа — 20 чел.

П.Н.Лепешинский, председатель Кормянской волостной парторганизации (будущий организатор Истпарта, председатель ЦК МОПРа, директор Музея революции — ред.), ходатайствовал о замене для части приговоренных смертной казни трудовой повинностью под надзором комячейки. Но ГубЧКа, демонстрируя свои полномочия и ни о чем не уведомляя Лепешинского, расстреляла всех, о ком он ходатайствовал. После этого П.Н.Лепешинский в своем письме в Могилевский губком от 11 апреля 1919 г. написал пророческие слова о том, что если ЧК не будет прислушиваться к голосу партийных работников, «у нас будет огромная масса ненужных политических казней» [20]. Далее интеллигентнейший и высокообразованный Пантелеймон Николаевич, оставивший работу в Наркомпросе ради педагогических экспериментов в крестьянской глубинке, замечает: «Физическое уничтожение преступника требуется лишь в случае генетической связи этого преступления с психологической и интеллектуальной константой в природе преступника» [21].

Кормянский Совет спустя некоторого времени был избран, но статус его был резко понижен. Многие его прежние властные прерогативы, в том числе и вожделенный сбор налогов, теперь оказались сосредоточены в рукам большевистского партийного комитета. 4 апреля исполком Кормянского местечкового Совдепа ходатайствовал перед волостным комитетом РКП(б) о возвращении ему права «расклада» чрезвычайного налога, о снижении суммы и отсрочке его выплаты [22]. Однако вскоре и для кормянских партийцев настали тяжелые времена. После «4-го съезда партии Кормянского района», в июне 1919г Рогачевский уком признал, что резолюции этого съезда носят следы несуразности и абсурда, а выступления делегатов Антоненко и Бацанова представляют из себя ни что иное, как анархическое неподчинение центру, за которое выступавшие должны быть немедленно сняты с должности и отправлены на фронт. П.К.Лепешинскому было предложено немедленно распустить кормянскую организацию [23]. В скором времени Кормянская организация РКП(б) была так же сильно ослаблена партийной мобилизацией: около половины ее членов были отправлены на фронт.

Сразу после волнений Рогачевским Уездным исполнительным комитетом и Комитетом Кормянского Волостного объединения РКП(б) было выпущено «Воззвание к гражданам Кормянской волости». Констатировав совершение «темной погромной толпой, подстрекаемой кулацкой сволочью»»позорного, злого дела», воззвание обращалась к совести и здравому смыслу всех жителей волости: «Кому же нужна была эта кровь коммунистов? Кто остался в выигрыше от чудовищного преступления? Неужели тот несчастный, у которого в «клети хоть шаром покати», которому нечем заткнуть голодные рты своих ребятишек, у которого жалкая коровенка или последняя кляча подыхают от бескормицы — неужели он заинтересован в том, что бы кулакам удалось уничтожить в нашей Советской республике партию революционного пролетариата, то есть партию коммунистов?».

Далее авторы воззвания смещают акценты, уводя читателя оттодной только цели восстания — коммунистов и пытаясь поставить вопрос более глобально: «В тысячу раз правы граждане одной из деревень Кормянской волости, откровенно сказавшие по поводу ормянских событий чистейшую правду: «Мы пошли и совершили преступление не против одних, как нам казалось, товарищей коммунистов, но мы также опозорили нашу Советскую Россию,— ту, которую наши сыновья и братья защищают как от внешних, так и от внутренних врагов революции».

Заканчивалось воззвание весьма эффектно: «Граждане Кормянской волости, если вы хотите смыть с себя позор недавних событий, не затыкайте ушей и не закрывайте глаз на этот позор. Сделайте из этих событий все надлежащие выводы... Протяните к нас свои братские руки с искренней готовностью смыть с них предательские пятна крови и изъявите желание идти вместе с нами по пути к обетованной земле, которая уже вон там, на краю горизонта, виднеется и манит к себе исстрадавшееся человечество» [24].

Однако после того, как «предательские пятна крови» 3-х убитых коммунистов были смыты кровью более 20 расстрелянных крестьян, многие «братские руки» снова взялись за оружие. Немало крестьян, участвовавших в восстании, укрылись в лесах и перешли к партизанским действиям.

События в Корме в скором времени получили свое продолжение в Рогачеве. Расквартированные здесь части (караульная рота, 2-й батальон 10-го пограничного полка, 2-ой легкий артиллерийский дивизион) по донесению от 31 января 1919 г., были настроены антисемитски [25]. В состав 10-го пограничного полка входило много участников так называемого «Демидовского отряда», действовавшего на Гомельщине в 1918 г. и отличившегося грабежами и насилиями в отношении мирного населения [26]. По воспоминаниям председателя Ветковского ревкома левого эсера И.Г.Малеева, после прихода отряда Демидова («Лозгуна») в Ветку только наличие у ревкома боеспособной дружины удержало демидовцев от бесчинств, а при приближении к Ветке немцев они тотчас же разбежались [27]. Впоследствии демидовцы, неся пограничную службу, прославились грабежами проезжающих через границу спекулянтов.

Таким образом, следует учитывать, что при отсутствии должного идейного руководства вооруженные формирования партизанского, повстанческого характера нередко бывали криминализированы. С другой стороны, многие из бойцов пограничного полка были уроженцами окрестных деревень и, имея возможность наблюдать за произволом большевистских властей, творившегося фактически у них на глазах, близко принимали к сердцу судьбу своих родных и близких. Скорее всего, это и было причиной того, почему рота пограничников, расквартированная в Корме (по другим данным, прибывшая туда вечером 25 февраля), отказалась принимать участие в подавлении восстания.

Выведеные в Рогачев, очевидцы восстания принесли в казармы полка повстанческие настроения. По некоторым данным, через заведующего столовой укома - уроженца Кормянской волости, была установлена связь с некоторыми скрывшимися от ареста повстанцами. Напряжение в полку возросло после получения известия о предстоящей отправке батальона на фронт и о готовящемся расстреле участников восстания. Морально пограничники были уже готовы к выступлению, которое (по версии ЧК) готовилось командиром батальона, бывшим офицером царской армии Ивановым, эсерами Молотковым и Пахтаревым, а также несколькими находившимсмся в части «авторитетными бандитами». У комиссара полка В.Циммермана возникли на этот счет подозрения, о которых он сообщил Рогачевскому укому партии, однако запрошенная помощь прислана не была.

В ночь с 11 на 12 марта в Рогачеве должны были быть расстреляны 7 участников Кормянского восстания. Около полуночи проходивший мимо казарм пограничников председатель Рогачевского укома РКП Шведов был задержан караулом и избит. После этого приведение приговора в исполнение было приостановлено. Вооружив часть коммунистов (на всех не хватило оружия), партийное руководство города заняло оборону в помещении взвода особого назначения [28]. На следующий день, 12 марта, в годовщину Февральской революции, всякие праздничные мероприятия в городе, во избежание возможных беспорядков, были отменены.

Комиссар полка намеревался лично выехать в Бобруйск для вызова надежных частей, которые должны были разоружить пограничников и арестовать наиболее опасных. Но вечером 13 марта В.Циммерман и член железнодорожной ЧК Плинер на вокзале сами были задержаны и избиты солдатами пограничного полка. Через некоторое время Плинер был отпущен, а Циммерман убит. Тогда же в полку была арестована часть коммунистов, остальные члены РКП(б) просто разбежались. На следующий день повстанцы отправились в город, где принялись занимать советские учреждения и искать коммунистов. В уездном военкомате ими был избит комиссар ЧК Наумов-Страж.

Сопротивление мятежу организовали члены уездного комитета партии. Укомовцы заняли оборону в здании взвода особого назначения, но их было мало для проведения активных боевых действий. И тогда была использована военнаяхитрость: из числа девушек-коммунисток и комсомолок была организована разведка, которая прошлась среди населения кварталов, прилегающих к казармам бывшего 159-го Гурийского полка, где находились пограничники, и распустила слухи о том. что из Могилева в Рогачев движется артиллерийская часть, которая из орудий расстреляет казармы. Были выпущены также листовки-обращения к повстанцам.

Тем временем в Рогачев из Могилева был направлен отряд ГубЧК под командой Калюжного. Повстанцы выдвинули часть своих сил навстречу чекистам и, вступив в районе станции Тошица с ним в бой, приостановили их продвижение. Именно на этом участке оказалась группа активистов восстания. В их распоряжении был пулемет, создававший серьезный огневой перевес, но его вскоре захватили бойцы взвода особого назначения во главе с Братенковым. Поздно вечером того же дня после оживленной перестрелки повстанцы были вынуждены отступить к казармам.

Ночью в Рогачев прибыл отряд ГубЧК, казармы были окружены, и повстанцам был предъявлен ультиматум, в случае невыполнения которого им угрожал артиллерийский обстрел. Последняя угроза являлась блефом, поскольку артиллерийских орудий у большевистских частей не было, и чтобы сымитировать артиллерийский огонь, было брошено несколько ручных гранат, после чего восставшие сдались [29]. Большинство из них было изолировано в помещении кинотеатра «Рекорд». После того, как их разоружили, казарменный городок был обыскан, и в одном из хозяйственных помещений был обнаружен труп военкома Циммермана с множественными ранами, причиненными холодным оружием. Арестованный командир батальона Иванов отрицал свою причастность к этому убийству (ЗО).

Убийство комиссара В.Циммермана не было случайным. Это был молодой латыш, сравнительно недавно приехавший из Москвы. Коммунистическую ячейку полка, состоявшую из батальонных и ротных комиссаров, а также большевиков-москвичей, в части определенно недолюбливали: они отделились от остальных военнослужащих, организовав коммунистический клуб и проводя в нем собрания, вечера и т.д. Ячейка вела себя весьма независимо от уездной парторганизации. На митинге красноармейцев Рогачевского гарнизона, состоявшемся 28 января, речь Циммермана, как было потом написано в телеграмме уездного военкома Куликова, содержала «нетактичные выражения, вызвавшее брожение» среди собравшихся. Куликов с командиром артдивизиона был вынужден даже объезжать батареи для разрешения конфликта. Незадолго до восстания Циммерман арестовал за пьянство несколько красноармейцев. Не прибавило ему популярности и участие в арестах лиц, замешанных в Кормянском восстании [31].

Местная милиция во главе со своим начальником Купревичем во время восстания заняла нейтральную позицию. Во время вооруженного столкновения не обошлось без жертв, но их было сравнительно немного: из отряда ГубЧКа пострадало 2 человека (1 убит и 1 ранен) и стороны повстанцев — 2 (ранены).Когда восстание пограничников было подавлено, появилась возможность и привести в исполнение приговор над участниками Кормянского восстания, что и было сделано.

16 марта 1919 г. в Рогачеве произошел еще один инциндент. В город прибыл 2-й Полесский полк, участвовавший перед этим в боях на белорусском и украинском Полессье против немцев и гетманцев и в боях с петлюровцами. Полесский ревком с те дни находился в руках левых эсеров (Г.М.Островский, А.Ф.Резанович, В.А.Созанович, А.С.Карась, А.С.Лепешко, К.Русанов, И.Русанов и др.), и вскоре председатель Пинской ЧК Роттер и уполномоченный РВС Западного фронта Гуревич раскрылит «левоэсеровский заговор». Начала дезорганизация полесских частей и их отступление с [32].

2-й Полесский полк, о котором идет речь, вошел к этому времени в состав 17-й дивизии Красной Армии и испытывал серьезные перебои в снабжении. Во время передвижения по железнодорожной линии полк потребовал обеспечить его всем необходимым. Возникла опасность солдатских волнений. Полк перевели в Рогачев, пообещав удовлетворить все требования. Однако по прибытию в город красноармейцев под предлогом митинга заманили в здание учительской семинарии, после чего силами отряда ГубЧК и взвода особого назначения разоружили, а зачинщиков «мятежа» арестовали. Полк был переформирован и вновь отправлен на фронт, где не раз отличился храбростью в боях.

Жестокие репрессии не помогли большевикам решить проблему крестьянского сопротивления. Карательные меры придали ему лишь новый импульс, надолго переведя в фазу вооруженной борьбы. В 1919-1921 гг. Кормянская волость, как и другие территории, была охвачена крестьянской «малой войной». Только изменение экономической политики правящей партии в отношении села помогло сбить накал партизанской войны. Уже в 1930-е гг на свет появилась некая «Контрреволюционная повстанческая организация Кормянского района», якобы входящая в состав «Белорусского национального центра». Однако это была провокация, сфабрикованная местными следователями НКВД. По ее делу были репрессированы уже упоминавшийся бывший эсер Г.И.Шпаков, В.И.Толкачев, И.И.Рыжиков, Малькевич, Аношко [33].

Резюме.

Объективный анализ причин и всего хода выступлений в Кормянской волости и 2-м батальоне 10-го пограничного полка в Рогачеве заставляет критически отнестись к прежней официальной версии о якобы имевшем здесь место контрреволюционном заговоре. Эти восстания, как и множество им подобных, в значительной мере являлись стихийной реакцией крестьянства на произвол и притеснения со стороны большевистских властей. Именно в силу спонтанности и традиционной распыленности крестьянских масс эти выступления были легко подавлены более организованным противником, опиравшимся на всю мощь централизованного и милитаризованного партийного и государственного аппарата.

ЛИТЕРАТУРА:

1. Хохлов А. Г. Крах антисоветского бандитизма в Белоруссии в 1918-1925 годах. Мн., 1981. С. 34
2. Энцыклапедыя гiсторыi Беларусi. Т. 4, Мн.,1997. С.117
3. В боях и походах. Минск., 1972. С.70
4. Государственный архив общественных объединений Гомельской области (далее — ГАООГО). Ф.227, Оп.1, Д.З, Л.36.
5. Там же, Д.2. Л.З.
6. Там же, Д. 3, Лл. 30, 33, 34
7. Там же, Л. 60
8. Там же, Ф. 1, Оп. 1, Д. 16, Л. 147
9. Архив Управления КГБ по Гомельской области, архивно-следственное дело N 13624
10. Фонды областного краеведческого музея (далее — ГОКМ), Ф.5,Д.184, Л.4; ГАООГО, Ф.98, Оп.1, Д. Ц1, л. 2, 48
12. Там же, Д. 5, Л. 27
13. Там же, Д. 16, Л. 147
14. Соха и молот. 21 марта 1919 г. N63, С. 2; 23 марта 1919 г, №65, С. 2
15. Государственный архив Гомельской области (далее —ГАГО), Ф. 3531, Оп. 1, Д. 20, Лл. 1-9
16. ГАООГО, Ф. 1, Оп. 1, Д. 16, Л.147
17. Там же, Ф. 227, Оп. 1, Д. 3, Л. 19
18. Там же, Л. 77
19. Там же, Л. 74
20. Там же, Л. 228
21. Там же
22. Там же, Л. 36
23. Там же, Д. 6, Л. 30
24. Там же, Д. 3, Л. 1
25. Там же, Ф. 1,Оп. 1, Д. 16, Л. 54
26. Соха и молот. 21 марта 1919 г, N 63, С. 2
27. Фонды ГОКМ, Ф. 5, Д. 195, Л.23
28. ГАГО, Ф. 3531, Оп.1, Д. 20, Л. 1-3
29. Фонды ГОКМ, Ф. 5, Д. 33, Л. 35
30. Там же
31. ГАООГО, Ф. 1, Оп. 1, Д. 16, Л. 117об.; Государственный архив Могилевской области, Ф. 232, Оп. 1, Д. 4, Лл. 78-80; ГАГО, Ф. 100, Оп. 1, Д. 631, Л. 21
32. Фонды Пинского государственного музея истории Припятского Полесья. НВ 2792, Лл. 7, 8; ГАООГО, Ф. 52, Оп. 1, Д. 4, Лл. 44, 45
33. Архив Управления КГБ по Гомельской области, архивно-следственное дело, №13624