Евреи Башкорстана — выходцы из Беларуси — жертвы сталинских репрессий. 1948-1953 гг.

 

          Эмма ШКУРКО  (Уфа)

 

Антисемитская кампания 1948-1953 гг., в результате которой были убиты Михоэлс, члены Еврейского Антифашистского Комитета, завершился разгром еврейской национальной культуры, коснулась и евреев Башкирии. Конечно, она не могла не затронуть все еврейское население, вызвать у людей страх, неуверенность в завтрашнем дне, потребность поделиться своими переживаниями, противостоять нависшей угрозе. В Уфе за период 1948-53 гг. было арестовано и осуждено 9 евреев, четверо из которых были уроженцами Белоруссии [1]. Судебные процессы этих людей целиком строились на провокациях, лжи, шантаже и угрозах.

Нам представляется интересным не только осветить ход этих с начала и до конца сфальсифицированных процессов, но и проследить жизненный путь жертв террора, оказывающийся достаточно типичным для евреев, выходцев из Северо-Западного края России, занесенных судьбой на Урал. Не менее интересно ознакомиться с политическими взглядами этих людей, которые воссоздаются показаниями свидетелей и выбитыми во время следствия показаниями, и убедиться, насколько глубоко, по-современному они понимали суть проиходящей в стране трагедии.

 

Моисей БЕЙЗЕРОВ

Моисей Иосифович Бейзеров [2] родился в 1894 г. в Краснополье Могилевской области в семье ремесленника. Большого образования получить не смог, стал портным. В 1919-23 гг. служил в РКК. В 1927-29 гг. жил в Днепропетровске, работал на швейной фабрике, был председателем фабкома, председателем профкома швейников. Здесь стал одним из руководителей Днепропетровской троцкистской организации, входил в состав оппозиции.

В 1927 г., ознакомившись с антиленинской платформой «83-х» и будучи несогласным с генеральной линией партии, выступил на партсобрании в защиту троцкистских взглядов, за что был исключен из партии и выслан на Урал. В ссылке от троцкистских взглядов отказался, был восстановлен в партии и вернулся в Днепропетровск. Здесь он вновь «установил связь с видными троцкистами и продолжил антисоветскую работу», за что в 1933 г. повторно был выслан в Уфу и «возобновил работу здесь». В 1936 г. арестован и осужден на 5 лет ИТЛ. В 1941 г. прибыл в Уфу, работал портным на текстильном комбинате.

В 1948 г. М.И. Бейзеров был вновь арестован по обвинению в продолжении антисоветской деятельности, систематических антисоветских клеветнических измышлениях на существующий общественно-политический строй, осуждении политики ВКП(б) и советского правительства. Свидетели по делу, характеризуя Бейзерова как начитанного грамотного человека, показали, что он считал ошибкой заключение пакта с Германией, а в 1942 г. говорил о том, что «нечего есть», потому что «мы должны кормить своих союзников на Западе».

В деле приводятся следующие высказывания Бейзерова:

«В СССР жили под страхом репрессий, уничтожались видные умы. Преступления Гитлера на фоне творившегося в СССР выглядят бледно. Страны народной демократии не пойдут к социализму тем же путем. Денежная реформа сильно ударила по рабочему классу, это обман советского народа. В СССР нет свободы для литературного творчества. Если бы появился Пушкин, то стал бы жертвой. Правительственный кризис в Чехословакии — результат влияния СССР, Масарик умер не своей смертью. В США — свобода слова. В США безработные живут лучше, чем наши министры. Наши крестьяне по сравнению с американскими фермерами — нищие. Советская власть не классовая, а надклассовая диктатура, которая обманывает народ. Кинофильм «Советская Башкирия» показывает неправду.»

Любопытно, что, как следует из дела, показания против Бейзерова давали русские свидетели, а еврейские — нет.

Постановлением Особого Совещания от 4 сентября 1948 г. М.И.Бейзеров был приговорен к заключению в ИТЛ на 10 лет. Жалоба оставлена без удовлетворения. «Заключение по следственному делу (постановление) остается в силе, т.к. он продолжает вести антисоветскую пропаганду».

По протесту от 23 января 1957 г. постановление было отменено, дело прекращено. Постановлением Президиума Верховного Суда от 18 февраля 1957 г. решение Особого Совещания было отменено, а дело прекращено. Дальнейшая судьба этого человека неизвестна.

 

Моисей ПИЗОВ

Моисей Григорьевич Пизов [3] родился в белорусском местечке Дрисса в 1905 г. в семье бедного сапожника. Рано лишился отца. Полуголодное детство прошло в Иркутске, где он работал на обувной фабрике. Впоследствии он всегда вспоминал «Ел-дни», когда еврейская община направляла бедных детишек питаться на 1-2 месяца в разные семьи. Необычайно одаренный мальчик уже в 5 лет знал наизусть Пятикнижие.

В 1917 г. Моисей Пизов был отдан в детдом, в 1926 г. окончил с отличием школу I- II ступени и поступил в Иркутский университет, который закончил в 1930 г., получив специальность «педагога по русскому языку и литературе в школах повышенного типа», т.е. техникумах, рабфаках. Как один из наиболее способных, был направлен для продолжения учебы в Ленинградскую академию искусствознания. Во время прохождения аспирантуры работал в редакции Государственного издательства художественной литературы — журнале «Марксистко-ленинское искусствознание». По окончании академии был приглашен работать в Куйбышевский пединститут. В 1937 г. выступил в защиту арестованных НКВД студентов, после чего был вынужден переехать в Уфу, где по объявлению устроился на работу в педагогический институт им.К.А.Тимирязева (позднее — Башгосуниверситет).

На второй день войны, 23 июня 1941 г. М.Пизов подписал письмо представителей уфимской интеллигенции, в котором призывал «честно и самоотверженно выполнить свой долг перед Родиной в любом месте, которое будет указано ходом Великой отечественной войны» [4].

В 1941-43 гг. работал по совместительству в институте литературы АН УССР, эвакуированном в Уфу, где в 1942 г. защитил кандидатскую диссертацию «Проза М.Ю.Лермонтова и западноевропейская романтическая литература первой половины XIX века», в 1943 г. утвержден в звании доцента кафедры русской и всеобщей литературы.

Педагогическую деятельность М.Г.Пизов всегда сочетал с общественно-политической: был научным консультантом ВТО, дважды в месяц читал бесплатные лекции для преподавателей литературы, выступал с публичными лекциями «Фашизм против культуры», «Фашизм — враг цивилизации, душитель культуры» в доме Красной Армии (Доме офицеров), перед ранеными в госпиталях Уфы. В 1949 г. читал лекции в обкоме партии.

В 1950 г. М.Пизов был арестован вместе с Искандаром Аскаровичем Гиззатуллиным, заведующим литературной частью Башкирского драматического театра и обвинен в антисоветской деятельности, антисоветской агитации, троцкистских взглядах, клевете на советскую действительность, осуждение мероприятий партии и правительства.

Пизова обвиняли также в том, что он пренебрежительно относился к советским писателям, говорил, что «Зощенко не провалился, трудно угадать — сегодня белое, завтра —черное», он и Ахматова невиновны. Подчеркивал низкий уровень жизни, низкие идейные качества, невежество советской интеллигенции, догматизм марксистско-ленинской теории. К большинству советских произведений относился с некоторым пренебрежением, «неправильно оценивал влияние Запада». Говорил о высокой роли Троцкого на некоторых этапах революции. Отмечал, что советские люди побывали за границей и видели, как там живут, а «американцы не так уж боятся пятилеток».

Говоря о негативном отношении в СССР к евреям, Пизов утверждал, по словам свидетелей, что «евреев у нас не любят, потому что в большинстве своем они занимали командные посты, а потому у простых людей неприязнь к евреям, а они, евреи, чувствуют, что заслуживают больше, чем имеют за свой ум, энергию, предприимчивость. Евреи достойны лучшего вознаграждения».

М.Пизов выступал против антисемитизма ряда партработников, считая, что «большевизм и антисемитизм несовместимы». Свидетели показали, что он якобы превратил квартиру в литературный салон, собирал широкий круг преподавателей и студенческой молодежи, подчинял их своему антисоветскому влиянию. Пизов писал стихи. К делу прилагаются написанные им произведения «Ноев ковчег» и «Китайская стена».

При обыске у М.Г.Пизова были изъяты и уничтожены следующие книги и журналы: «Жертвоприношение Авраама» Реймонда Лефевра, «Памяти Есенина», «Красная Новь», «Сибирские огни», «Лев Толстой», «Печать и революция» со статьями Троцкого, «Русские граверы», «За последней чертой» (с портретами Троцкого), статьи Радека, диссертация «Проза М.Ю.Лермонтова и западноевропейская романтическая литература первой половины XIX века», медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».

В характеристике, выданной пединститутом отмечено, что «научная подготовка Пизова М.Г. значительна, но идейно-теоретический уровень лекций недостаточно высок, имеются ошибки объективизского космополитического характера. В быту — постоянные выпивки, ругань (со слов соседей — преподавателей института). В профессорско-преподавательском коллективе Пизов ведет себя высокомерно, резко, в общественной жизни не участвует, собраний коллектива избегает. Как зав. кафедрой подлежит замене».

Пизов обвинялся в антисоветской агитации во время Великой Отечественной войны, клевете на руководство, в утверждениях, что «в СССР не социализм, а самый настоящий капитализм на империалистической стадии развития, в СССР —тюремный режим, в партии много обывателей и мародеров, Тито и его сообщники являются коммунистами, Великая Октябрьская социалистическая революция никаких улучшений трудящимся массам не дала, в СССР — эксплуатация и угнетение, наблюдается чрезмерная эксплуатация крестьян, в науке и литературе — партийное администрирование», проводится преследование «космополитов». Ему в вину вменялось также хранение трудов Троцкого, Бухарина, Рыкова.

Свидетель Яков Соломонович Хаст, (1873-1953), окончивший в свое время Академию художеств в Париже, в 1937 г вернувшийся в Россию, где был осужден и сослан в Сибирь, отрицал антисоветский характер высказываний Пизова.

Угроза репрессий по отношению к жене и издевательства вынудили Моисея Григорьевича признать себя виновным. Следователем было отмечено, что в связи с тем, что «настоящее дело расследованием ничем не закончилось, его подлежит направить на рассмотрение Особого Совещания при МГБ» с лишением М.Г.Пизова свободы на 25 лет. 20.09.1950 г. М.Г. Пизов был приговорен Особым Совещанием по ст. 58-10, ч. 2 к 10 годам лишения свободы в ИТЛ.

Его жена Елизавета Лукинична Васильева обратилась в Верховный Суд РСФСР с письмом. «Пизов — воспитанник детского дома, всем обязанный советской власти,— писала она.— Знаю его как человека исключительно честного, с советской идеологией, и глубоко убеждена в его невиновности. Обвинения против него предвзяты». Ссылаясь на плохое состояние здоровья мужа, она настаивала на пересмотре дела. Постановлением от 8.05.1953 г. жалоба жены была оставлена без удовлетворения.

Отбывая срок в Тайшете, М.Г.Пизов 12.04.1953 г. обратился с письмом к Берии: «Я с глубоким удовлетворением прочел в «Восточно-Сибирской правде» сообщение МВД о реабилитации и освобождении из-под стражи профессоров и врачей, обвиненных презренной авантюристической группой Рюмина в контрреволюционных преступлениях. Три года я нахожусь в заключении на основании дела, сфабрикованного авантюристами из Министерства Госбезопасности Башкирской АССР. Рюминцы не только в центре, но и в провинции». Письмо Пизов заканчивал просьбой пересмотреть дело и освободить его. Однако просьба была оставлена без удовлетворения.

В повторной жалобе, направленной 24.09.1954 г., жена Пизова сообщила, что «в лагере муж заболел туберкулезом»,и буквально спустя месяц, в октябре 1954 г. М.Пизов был комиссован и вернулся полуживым в Уфу.

Спустя два года, 21.08.1956 г. он вновь обратился с просьбой о пересмотре дела, в которой подчеркивал, что проводившиеся в свое время допросы были продолжительными, преимущественно ночными, без компенсации времени, положенного для отдыха. В связи с заявлением Пизова были вновь допрошены свидетели (из числа еврейской интеллигенции), признавшие, что были секретными сотрудниками органов госбезопасности. Были допрошены также сотрудники педагогического института (русские), положительно характеризовавшие М.Г.Пизова.

В заявлении в прокуратуру от 7.10.1956 г. московский скульптор Вера Георгиевна Морозова, муж которой был репрессирован в 1937 г., вспоминает, что с помощью угроз и шантажа ее заставляли подписать показания против Пизова, составленные сотрудниками госбезопасности, но несмотря на давление, она этого не сделала.

Постановлением от 5.11.1956 г. дело Пизова было прекращено, постановление Особого Совещания отменено. В ноябре 1956 г. его дело было пересмотрено, постановление от 2 сентября 1950 г. в отношении М.Г.Пизова отменено и производством прекращено.

До последних дней жизни Моисей Григорьевич работал заведующим кафедры русской и всеобщей литературы Башкирского Государственнного университета. Умер в ноябре 1962 г. Им написано более 20 статей по литературоведению о творчестве А.С.Пушкина, М.Ю.Лермонтова, В.Каверина, Гете, Бальзака, Шекспира, Гейне, о взаимовлиянии русской и западноевропейской литератур. Он оставил свыше 60 стихотворений. М.Г.Пизов воспитал замечательную плеяду башкирских литераторов.

За последнее десятилетие появилось несколько публикаций в уфимской прессе, воспоминаний о М.Г.Пизове, рассказе о его романтической любви. Народный поэт Башкирии Назар Наджми писал о М.Пизове: «Невысокого роста, внешне спокойный, молчаливый человек. Читал лекции без всякого конспекта. Они были настолько занимательны, увлекательны, что мы, студенты, старались никогда не пропускать их. Мы смотрели на него, как на мудреца, а он был старше всего на 12-13 лет».

 

Соломон ТРУС

Среди дел репрессированных в 1951 г. находится и дело Соломона Моисеевича Труса [5], 1897 года рождения, уроженца г.Брянска Гомельской губернии. Происходил из семьи кустарей, был беспартийным. Числился как человек «без определенных занятий», однако, на самом деле, его биография вобрала в себя многообразные коллизии той эпохи.

Сын шапочника, С.М.Трус с 13 до 17 лет был учеником столяра у дяди, потом работал столяром, плотником. В 1917-20 гг. состоял в Бунде, с весны 1920 г. — член ВКП(б). В 1920-21 гг. служил в отряде по борьбе с бандитизмом. С лета 1921 до февраля 1922 г. — секретарь еврейской секции Клинцевского Укома РКП(б). В 1922-24 гг. обучался в Минском еврейском педтехникуме, затем в течение четырех лет работал инспектором окружного отдела народного образования Оршанского округа.

В 1928-31 гг. учился на социально-экономическом факультете БГУ, где был одновременно и студентом и деканом, т.к. к этому времени уже числился в номенклатуре ЦК КП республики. Поступил в аспирантуру при институте ЦК КП Белоруссии, но закончить ее не смог: был направлен секретарем райкома в Лоев, городок под Гомелем. Здесь проводил коллективизацию, «о чем с ужасом вспоминал всю жизнь», как написал позднее в своих воспоминаниях сын Леонид.

«Потом заведовал учебной частью, был заместителем директора курсов марксизма-ленинизма, преподавал историю в средней школе. В марте 1938 года в Минске был исключен из партии за «связь с врагами народа и сокрытие троцкистского выступления на партсобрании» в Евпедтехникуме (выступал против использования привилегий в личных целях), однако арестован не был. В 1939 году на волне бериевского «реабилитанса» партследователи сняли с него все партийные обвинения. Восстановление тянулось медленно и не завершилось к началу войны. Потом — бегство из пылающего Минска, утрата документов...

С началом войны вместе с семьей эвакуировался, работал преподавателем в средней школе Воронежской области, столяром вагоноремонтного депо Кызыл-Орды. В Уфу попал в 1942 г. обучался здесь на высших тактических стрелковых курсах («Выстрел»). На фронт пошел добровольцем, скрыв свою бывшую партийность и воинское звание (полковник). С ноября 1943 г. воевал в составе Степного, Первого Украинского фронтов по май 1945 г. в звании старшего лейтенанта, был начальником штаба 295 медико-санитарного батальона. Был контужен. Награжден орденом Красной Звезды, медалью «За победу над Германией». После демобилизации в 1945-50 гг. работал старшим инженером-экономистом и заместителем начальника планового отдела завода 628 в Уфе, заведовал вечерним отделением электромеханического техникума.

Поступая на работу в экономический отдел уфимского телефонного завода, о своей партийности в анкете не упомянул. Дирекция предложила ему возглавить всю экономическую службу завода, для чего понадобилось оформить пресловутый «допуск». И тут он попал в поле зрения «органов». Допуска он не получил, и с завода пришлось уволиться.

С.М.Трусу были предъявлены обвинения в том, что он «является непримиримым врагом Советского государства, систематически среди своего окружения проводит антисоветскую агитацию, возводит клевету на руководителей ВКП(б) и Советского правительства, клевещет на проводимую национальную политику в СССР и пытается доказать, что якобы внешняя политика Советского государства носит агрессивный характер».

Почти все допросы проводились в ночное время. Трус С.М. был допрошен о деятельности в Бунде, членах организации, связях, о его причастности к троцкистской группировке. Что касается деятельности Бунда показал: собирались, читали газеты и разную литературу, слушали выступления о необходимости создания союза с целью сохранения прав рабочих перед администрацией, о создании национально-культурной автономии. Вовлечение других в деятельность Бунда, как и антисоветскую деятельность, отрицал.

Далее Трус перечислил своих знакомых и родственников (мать убита фашистами, брат уехал в Швецию, сестра в Америке), с ними связь не поддерживает. Расспрашивали его о связях с другими арестованными евреями.

Во время очередного допроса «решил быть откровенным и рассказать правду»: на путь антисоветской деятельности побудило то, что гибель во время Отечественной войны родных, близких и других граждан еврейской национальности привело к болезненному реагированию на всякие элементы проявления антисемитизма. Некоторые обычные явления стал расценивать как проявления антисемитизма — снятие с работы, назначение на работу, квартирный вопрос. Перестал замечать борьбу с проявлениями антисемитизма, считал, что Советское правительство потворствует ему. В последние годы настроение ухудшилось после увольнения без всякого основания с работы и все поиски работы оказались безрезультатными.

В разговоре о положении граждан еврейской национальности в Советском Союзе проявил свое недовольство политикой партии и Советского правительства по национальному вопросу, ослаблением борьбы с антисемитизмом, ростом антисемитизма, вытеснением евреев из руководителей, высказывал обиду на Советскую власть по вопросу закрытия еврейской газеты, еврейского театра в Москве.

После войны возникло большое движение среди эвакуированных евреев за переселение в Биробиджан, однако это движение не нашло должной поддержки со стороны правительства. Создание Еврейской АО ничего не дало, это — фикция. Оно было бы большой помощью, и это привело бы к консолидации еврейской нации и сохранению ее культуры. В Америке евреев не уничтожают, потому что это — капиталистическая страна. Трус признал, что в беседе с одним из свидетелей высказывал антисоветские националистические суждения, утверждая, что роль Л.М.Кагановича в составе Советского правительства ничтожная, он никакого веса не имеет, занимает последнее место, его затирают. Советское правительство потворствует антисемитам, чтобы укрепить доверие народных масс, ибо немало людей, которые, обвиняя и преследуя евреев, думают улучшить свое положение.

Трус признал, что высказывал свои сомнения относительно «случайности» гибели председателя антифашистского комитета Михоэлса. При этом он сослался на статью Фефера в газете «Айникайт», в которой гибель Михоэлса описывается туманно. Трус сказал, что убийство Михоэлса могло быть организовано и совершено «соответствующими органами Советского правительства», что эти органы располагали данными о связи антифашистского ЕК и самого Михоэлса с заграничными антисоветскими организациями, а связь могла установиться во время пребывания Михоэлса и Фефера в Америке период отечественной войны.

Поскольку Михоэлс в Советском Союзе и за границей пользовался большим авторитетом,— считал Трус,—арестовать его было неудобно, поэтому Советское правительство якобы решило избавиться от него таким образом. Однако при этом Трус отрицал, будто в свое время заявлял, что это убийство было вызвано необходимостью облегчить последующий разгром еврейства. Об убийстве Троцкого высказал мысль, что оно тоже было организовано Советским правительством, а архив Троцкого якобы был уничтожен с помощи пожара.

Евреи, по словам Труса, играют роль некоего фермента (возбудителя химической реакции). Так случилось при переходе от феодализма к капитализму: в недрах феодального общества они первыми были носителями новых буржуазных отношений. По мнению Труса, евреи сохранились только благодаря существовавших для них ограничений, т.е. антисемитской политике. После уничтожения антисемитизма евреи просто перестанут существовать как отдельная нация.

Он признал, что говорил о том, что евреи в последнее время проявили себя в области техники — своего последнего убежища, а из других областей их вытеснили, но отрицал, что говорил будто руководители партии и Советского правительства как выходцы из крестьян якобы ненавидят евреев как представителей городов, будто евреев уничтожают только фашисты и коммунисты. Также он отрицал показания свидетелей, что он высказывался о том, что аресты врагов народа носили примитивный характер, что ежовщина была осуждена только формально.

Говорил на допросах Трус и том, что возводимый в области науки культ вождя может привести к дополнительному застою. Русским и вообще славянским народам последнее время отдается некоторое предпочтение по сравнению с другими народами. В 1930 г. из пограничной полосы Белоруссии были выселены поляки, а из Дальнего Востока — все корейцы, Калининградская область заселена исключительно русскими и украинцами, правильнее было бы заселить литовцами и присоединить эту область к Литовской ССР, ведь Восточная Пруссия в прошлом была заселена литовцами.

Допрошенные свидетели показали, что Трус «пытался опорочить внешнюю политику, заявляя, что в будущей войне Советский Союз будет воевать чужими руками, что сокращение вооружений — показуха, рассчитанная на дураков».

Трус привел один эпизод. Когда начались преследования некоторых евреев в связи с борьбой с космополитизмом, обратились к Кагановичу с вопросом, как быть дальше. Тот ответил: «Ведите себя как в трамвае: не высовывайтесь и не выпрыгивайте». Еврейская национальность не пользуется никаким авторитетом, везде выпячиваются представители русской нации. Как показал один из свидетелей, разговор на эту тему Трус завел с ним по собственной инициативе. При этом в качестве примера он привел научную школу Покровского, отрицавшую прогрессивную роль русского народа.

С некоторыми свидетелями Трус вел разговоры о «теории меньшего зла», высказав предположение, что «победа Наполеона, возможно, была бы прогрессивной для России: он бы уничтожил феодализм».

Один из главных свидетелей обвинения (лектор политотдела, чья связь с органами госбезопасности была позднее доказана), проходивший свидетелем и по другим аналогичным делам (Пизова, Заруди, Шпизеля) показал, что Трус говорил о слабости Советского государства («ткни и развалится»), а также говорил о том, что «при коммунистах евреев уничтожали как пережиток прошлого», что в составе ЦК ВКП(б) якобы сохранился только лишь один еврей — Митин, который написал 2-й раздел 4-й главы «Краткого курса» о диалектическом и историческом материализме. «Русский народ,— говорил Трус,— очень отстал в своем развитиии, поэтому вождя и наделяют божественными качествами, объявляют богом». В марте 1951 г. Трус «восхвалял предателя югославского народа — Тито» и установленный им фашистский режим.

Также им были высказаны суждения о положении в Китае, ходе военных действий в Корее, о совещании заместителей министров иностранных дел четырех держав в Париже (Советское правительство вовсе не хочет мира, а заинтересовано в развязывании войны: Америка не готова к войне и это приведет к быстрой победе; СССР спровоцировал войну в Корее и втягивает в нее Китай, поэтому СССР и не думает о разоружении). Свое мнение он приводил и по целому ряду других вопросов, но при этом антисоветских взглядов не высказывал.

Во время судебного заседания С.М.Трус признал все выдвинутые против него обвинения, был признан виновным по ст. 58-10 ч.2 и приговорен к 25 лишения свободы, поражения в правах на 5 лет и конфискации имущества. Приговор был оглашен 30.ХI.1951 г. Срок отбывал в Тайшетлаге.

Трус обратился с кассационной жалобой в УСК Верховного Суда РСФСР, где указал, что приговор был первоначально ст. 58-10 с ч. 1, а потом переквалифицирован на ч. 2 из-за его принадлежности в прошлом к Бунду. Он указал, что в антисоветские разговоры был втянут одним из свидетелей и просил переквалифицировать на ч.1 и уменьшить меру наказания. Он признавал себя виновным в том, что дал себя спровоцировать на антисоветские разговоры, болезненно реагировал на проявления антисемитизма, но у него не было оснований враждебно относиться к Советской власти и партии большевиков. Его сын получил интернациональное воспитание, кроме русского языка других языков не знает и приобщился к Великому русскому народу. Обвинение считает необоснованным и приговор неправильным.

С.М.Трус просил отменить приговор и дать возможность искупить свою вину перед Родиной честным трудом на благо Великой Родины. Жалоба была оставлена без удовлетворения. Жена Труса Эйдля Захаровна Гельфанд, преподаватель математики в вечерней школе, обратилась в Верховный Суд с просьбой возвратить конфискованные ценности, т.к. во время войны они отдали сбережения в фонд обороны.

Протестом (в порядке надзора) в Президиум Верховного Суда РСФСР от 24.09.54 г. дело было переквалифицировано на ст. 58-10 ч.1 и приговор изменен на 10 лет ИТЛ, т.к. «из материалов дела не усматривается того, что Трус проводил антисоветскую агитацию с использованием национальных предрассудков масс. Постановлением Верховного Суда от 6.12.54 г. дело было переквалифицировано и конфискация имущества из приговора исключена.

Постановлением от 10.12.1955 г. снижена мера наказания до 5 лет лишения свободы в ИТЛ и в соответствии с Указом Верховного Совета от 27.03.1953 г. «Об амнистии» Трус был освобожден из-под стражи. После освобождения С.Трус работал преподавателем в энергетическом техникуме, и 16 декабря 1961 г. обратился с письмом к Н.С.Хрущеву, в котором просил помочь «смыть ничем не заслуженное позорное пятно, реабилитироваться, восстановиться в партии». Он перечислил факты своей биографии, указал, что в 1949 г. во время аттестации завода почувствовал, как изменилось отношение к евреям, в результате чего он не был аттестован несмотря на хорошую характеристику, потом лишен «допуска» и в октябре 1950 г. уволен. Пытался найти работу, но после заполнения анкеты на работу не принимали.

В своем письме к Н.С.Хрущеву Трус подробно описывает ход следствия, что позволяет нам еще раз коснуться тех форм и методов, которыми пользовались органы МВД в послевоенные годы, в том числе использование провокаторов.

Как писал Трус, один из основных свидетелей пришел к его жене как работнику библиотеки, просил изъятые и запрещенные книги и спровоцировал на антисоветские разговоры. К Трусу он обратился с просьбой незаконным образом сделать аттестат зрелости для своего друга. Трус и его жена отказались помочь в таком грязном деле. Свидетель хвастался своими связями и тем, что помогал евреям и сосланным в Уфу троцкистам, т.к. «евреи должны помогать друг другу». Он провоцировал арест еврейской интеллигенции (6).

«На допросе мне сказали,— пишет Трус,— что все во всем сознались, только я один заупрямился». Люди, которых он хорошо знал, не допрашивались, т.к. следователи знали, что те не дадут показаний против него. «65-летнюю бабушку (Кастелянскую Эсфирь Львовну, 1888 г.р., знакомую жены) угрозами хотели заставить подписать ложные показания против него и других. Ей говорили: «Если не подпишете, не уйдете отсюда». С утра до вечера ее содержали в МГБ. Но ничего не добились.»

Далее Трус отмечал, что ему отказали в очной ставке со свидетелями, в приобщении изъятых документов и материалов, конспектов, записок, писем. Убедившись, что они свидетельствуют в его пользу, сотрудники МГБ их уничтожили. Следствие велось с 10 до 17 часов, чтобы лишить обеда и с 23 до 5 утра, чтобы лишить сна. В результате обострились последствия контузии и склероза, начались невыносимые головные боли, галлюцинации и сердечные припадки.

«В таком состоянии я стал безразличным,— пишет Трус,— и подписал все протоколы, будучи уверен, что справедливость в конце концов восторжествует. Главный свидетель обвинения отказался придти в суд под предлогом болезни. Остальные свидетели путались в противоречиях, отказывались от показаний. Я на суде себя виновным не признал ни по одному пункту обвинения. С протоколом ознакомлен не был. На суде воздержался от разоблачения провокатора из-за угрозы следователя. И это дело, сфабрикованное провокатором, шантажом, незаконными методами ведения следствия послужили основой для сурового приговора и продолжает действовать и сейчас.

Будучи в тюрьме, лагере, я ни на минуту не поколебался в своих марксистско-ленинских убеждениях. Среди заключенных всегда, с риском для жизни, защищал политику партии и Советской власти от злобных нападок озлобленных и враждебно настроенных к Советской власти людей».

В марте 1962 г. были вновь допрошены свидетели, которые либо вовсе отказывались от данных ранее показаний, либо давали своим показаниям совершенно иную интерпретацию. Только основной свидетель-провокатор, в то время преподаватель политэкономии, переведя разговор на политические темы, подтвердил свои показания («я тогда считал эти высказывания антисоветскими»). Свидетели подтвердили, что именно он был инициатором разговоров, его поведение неоднократно обсуждалось в парторганизации и за склочность на него было наложено взыскание.

В мае 1962 г. все судебные решения по делу С.М.Труса были отменены и дело о нем прекращено за отсутствием состава преступления.

Его сын Леонид, в годы войны воспитанник взвода связи, закончил в Свердловске политехнический институт. Он был арестован через полтора года после отца, получил 25 лет за «террористическое намерение в адрес одного из руководителей партии и правительства» и отправлен в Норильск (Горлаг). Ему удалось добиться пересмотра дела и снятия обвинения по одной из статей (это был, вероятно один из первых случаев подобного рода), после чего он обрел небывалую популярность у заключенных, для которых написал множество подобных жалоб. Сегодня Леонид Соломонович Трус — кандидат технических наук, председатель Новосибирского общества «Мемориал».

 

Нахман КИРЖНЕР

Нахман Бейнусович Киржнер [7] встретил 1953 год в Уфимской тюрьме N2, где отбывал очередной срок.

Родился он в 1906 г. в местечке Ленин Житковичского района Гомельской области. Отец его был рабочим. Нахман смог закончить всего лишь 3 класса школы, после чего он начал работать сапожником. В сентябре 1939 г. м.Ленин, входившее с 1917 г. в состав Польши, было присоединено к Белоруссии, а в 1940 г. стало райцентром Пинской области [8].

Нахман, имевший к этому времени трех дочерей и сына, привык быть самостоятельным хозяином и в жизнь по советским законам вписаться не смог. В январе 1941 г. он был осужден ОСО НКВД по ст.74 УК БССР к 8 годам ИТЛ за хищение и разбазаривание кожевенного сырья Райпромкомбината, изготовление из этого сырья обуви и присвоении выручки от ее продажи. Находился в лагере в Воркуте, в августе освобожден по амнистии, направлен в г.Бирск, где работал начальником сапожного цеха. В мае 1943 г. переведен в Уфу. По окончании войны возвращаться ему было некуда — жена и дети были расстреляны вместе с другими узниками гетто Ленина 14 августа 1942 г.

С горя стал пить. В 1947 г. вновь арестован и осужден по ст. 116 УК РСФСР на 3 года лишения свободы. В октябре 1952 г. осужден на 2 года за хулиганские действия в конторе Райпромкомбината, куда в сентябре 1952 г. ворвался в нетрезвом виде, нецензурно выражался, вытащил камень и бросил его на стол, поломал счеты, своими действиями заставил сотрудников выпрыгнуть в окно. Отбывая наказание, Киржнер был обвинен в том, что в период нахождения в тюрьме N2 МВД систематически вел антисоветскую пропаганду, занимался клеветой на советскую действительность, восхвалением одного из агрессивных капиталистических государств, высказывал террористические намерения в отношении руководителей партии и советского правительства.

На первом допросе Киржнер отрицал факт антисоветской агитации и свои высказывания о том, что народ недоволен Советской властью и что после освобождения будет «сажать в тюрьму коммунистов».

Свидетель-сокамерник показал, что Киржнер говорил о том, что «в СССР нет свободы, что правительство надо заменить евреями, свергнуть Советскую власть и восстановить капиталистическую систему, убивать руководителей партии и правительства. Коммунисты занимаются обманом народа. КПСС — группа Кремлевских головорезов, борющихся за свое существование. Партия Пилсудского была и есть единственной партией справедливости, действующей в интересах народа». В России народ сажают в тюрьму, т.к. не хватает хлеба, а народ на свободе заработать не может.

Был недоволен арестом террористов (врачей-вредителей,—Э.Ш.) в Москве, говорил, что эту группу не вскрыли в 1936 г. и не вскроют сейчас потому, что их поддерживают граждане СССР. Называл их честными людьми и полагал, что их все равно не расстреляют, т.к. их поддержат США (иногда выражался иначе: «другие евреи им помогут»- Э.Ш.). Надеялся, что «весной 1953 г. начнется война и Америка освободит его из тюрьмы».

Другой свидетель, инженер, тоже сокамерник, показал, что Киржнер говорил о своем прошлом высоком материальном уровне по сравнению с советскими людьми. В СССР же он жил как нищий. Хулиганский поступок совершил, чтобы его осудили по менее тяжкой статье, чем хищение. Киржнер говорил, что правительству нужна дешевая рабочая сила для коммунистических строек. Не будет хорошей жизни и свободы, пока будут Сталин и коммунисты, народ не знает, за кого голосует, колхозники работают день и ночь, а труд оплачивается низко, колхозники голодают, за малейшие нарушения наказываются. Народ бескультурен, иметь частную торговлю невозможно. Еще говорил6 что нужно «отравить секретаря Крайкома БАССР, получающего большую зарплату, сидящего на шее рабочих. Всю руководящую верхушку уничтожить в одно время, а не затягивать на десятилетия, заводы и фабрики вернуть хозяевам, установить капиталистическую систему». Нецензурно выражался в адрес партии, хвалил порядки в «высококультурной стране» Польше до 1939 г. Говорил, что у него сестры в Палестине и что он был у них в 1937 г.

Киржнер показания свидетелей объяснял тем, что у него с этими людьми сложились особые отношения во время пребывания в заключении. Он отрицал, что говорил о колхозниках, т.к. их жизни не знал. Сказал, что вроде бы у него есть только брат, о сестрах ничего не знает.

По словам свидетелей, Киржнер проявлял «психологию прожженного коммерсанта, хвастался десятком жен, американскими родственниками, от которых получает богатые подарки». На очной ставке Киржнер все обвинения отрицал, говорил лишь, что на вопрос, почему он грустный, ответил: «Мало евреев расстреляли, а теперь они опять попали в беду». Недоверия к Советской власти не проявлял, одергивал других, когда они заводили разговоры. На вопрос следователя «Что, по-вашему, в Советском Союзе нет справедливости и органы МВД занимаются фальсификацией?», Киржнер ответил: «Меня привлекли к ответственности за то, что я — еврей и начальник тюрьмы (указана фамилия) хотел за меня получить орден. Никто не поверит, что, находясь в тюрьме, я ругал Советскую власть. Я же не психически больной».

Киржнер не исключал возможности переезда брата Боруха из Польши в Палестину, т.к. в Польше евреям плохо. Из производственной характеристики Киржнера видно, что он от занимаемой должности освобожден за нарушение трудовой дисциплины: систематически занимался пьянкой, к работе относился недобросовестно. Свою вину в хищении признал частично. В соответствии с Законом «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества» 4 июня 1947 г. приговорен к 15 годам лишения свободы в ИТЛ с поражением в правах на 5 лет и конфискацией имущества. На основании Указа Президиума ВС СССР от 27 марта 1953 г. «Об амнистии» меру наказания снизить наполовину (7 лет 6 мес. ИТЛ).

В ходе дополнительного расследования и исследования документов установлено, что «вина доказана с достаточной полнотой по ст. 58-10 ч.2».

Приговор от 18 августа 1953 г. гласил: «Руководствуясь ст. 319-320 УК РСФСР судебная коллегия приговорила Киржнера Н.Б. к лишению свободы сроком на 10 лет с поражением в правах на 5 лет. Неотбытый срок наказания поглотить».

Был внесен протест в порядке надзора:

«Приговор подлежит отмене по следующим основаниям:

— Органами следствия и суда обстоятельства дела исследованы необъективно;

— Доводы Киржнера, приводимые им в свою защиту, не были опровергнуты;

— В приговоре не изложено существо показаний свидетелей, не дана оценка высказываниям Киржнера;

— Из анализа материалов видно, что Киржнер при изложении своего мнения о положении в стране не распространял сведения клеветнического характера, ибо излагаемые факты имели место в то время.

— В действиях Киржнера отсутствует состав преступления «.

Однако в заключение по делу от 23 марта 1955 г. говорилось, что «осужден обоснованно. Мера наказания соответствует содеянному. Оснований для отмены приговора не имеется». Заключение от 23 марта 1992 г.: «На Киржнера распространяется действие ст 3, ст. 5 Закона СССР «О реабилитации жертв политических репрессий». Данных о реабилитированном и его родственниках нет.


Заключение

Прошло более полувека с тех пор, как ушел из жизни «Вождь и Учитель». Сегодня осталось совсем немного людей, встретивших этот день узниками ГУЛАГа. Но еще немало есть тех, кто желал бы вернуть прежние времена.

 

          ПРИМЕЧАНИЯ И ИСТОЧНИКИ:

1. Хотелось бы всех поименно назвать: сведения о репрессированных жителях Уфы. Вечерняя Уфа. 1994. Приложение. Выпуски 1-15.
2. Архив ФСБ РФ по РБ. Временный фонд ФСБ по РБ N2786.
3. Там же, N2155.
4. Красная Башкирия. 1941, 23 июня (N146).
5. Архив ФСБ РФ по РБ. Временный фонд ФСБ по РБ N7861, д.2979.
6. Фигура этого свидетеля весьма любопытна и по-своему трагична. Еврей, 1908 г. рождения, майор Советской Армии, участник войны, награжденный орденом Красной Звезды, преподаватель общественных наук. Был ли он внедрен в свое время в ряды троцкистов или его заставили стать провокатором, припугнув прошлыми связями (1937 г. он был исключен из партии как троцкист, имел сестру в Америке) неизвестно. Известно, что это шантажист и провокатор проходил по 7 из 9 дел. Он умело находил индивидуальный подход, входил в доверие, провоцировал собеседников на антисоветские разговоры и своим сочувствием наводил их на мысль о преследовании евреев. При этом всегда являлся инициатором таких разговоров. А потом, во время следствия, выступал как свидетель. На судебные заседания, как правило, он не являлся. В 1952 г. был уволен из рядов Советской Армии как не внушающий политического доверия. В 1957 г. один из репрессированных получил справку о том, что этот свидетель «состоял секретным сотрудником МВД БАССР. Исключен из числа секреных сотрудников в феврале 1954 г. за невозможность дальнейшего использования как расшифровавшегося». (Архив ФСБ РФ по РБ. Временный фонд 3330, д.3165. Временный фонд 7425).
7. Архив ФСБ РФ по РБ. Временный фонд ФСБ по РБ В-18361, д.158.
8. Мишпоха. N10, с.55-57.

 
 
Яндекс.Метрика