Миф христианский – трагедия еврейская

 

Отсутствие документальных свидетельств, и, в первую очередь, архивных данных о судьбах детей периода оккупации, о плановом характере геноцида детского населения со стороны нацистов для сокращения биологического потенциала населения оккупированной территории серьезно усложняет работу исследователя. И все же есть одна категория детей, по которой эти данные, пусть и в небольшом объеме, но все же сохранились. Это – воспитанники детских домов, изоляторов, детских приемников и иных сиротских учреждений.

Жизнь евреев России в период Черты оседлости сопровождалась не только запретами и ограничениями, одним из ключевых элементов которых и была собственно Черта. Как и в других странах, евреи эпохи рассеяния подвергались прямым гонениям и нападкам, иногда принимавшим самые криминальные формы. Одной из таких форм стал «Кровавый навет» – обвинение в ритуальном использовании крови, опиравшееся на древнюю традицию, берущую начало в средневековой Европе тех времен, когда иудеев преследовала христианская церковь. Связанное с богословскими утверждениями и выводами христианских теологов, оно стало удобным инструментом для разжигания религиозного фанатизма черни, готовой направить свою злобу и агрессию против тех, кого эти теологи (и идеологи) объявят врагом.

mif1.jpg

Так же, как и в Европе, в Российской империи инициатором гонений на евреев была церковь. Связывая веру христиан с чудодейственными свойствами «крови Христовой», духовенство побуждало приписывать такие же представления и евреям, которые, по утверждению православных пастырей, были убеждены в магической силе крови – и не только Иисуса, но и других христианских святых и мучеников. Этот миф находил отклик и в душах необразованных крестьян, и в аналитическом сознании интеллектуальной элиты. Он поддерживался не только распространявшимися слухами, но и «научной» литературой. И самую пагубную роль в этом мифотворчестве играла готовность перешедших в христианство иудеев любой ценой доказать свою преданность новому религиозному руководству. Иногда такой ценой становилось участие в обвинении своих прежних соплеменников.

Одним из самых известных примеров такого «разворота» стала судьба греческого монаха Неофита – бывшего раввина, написавшего на рубеже XVIII и XIX веков провокационную книгу «Христианская кровь в обрядах современной синагоги». Но часто и в дальнейшем, стремясь вывести борьбу с еврейством на уровень самого страшного теологического обвинения, церковь привлекала к этим процессам новообращенных евреев. Как никак, им были хорошо знакомы священные книги, которые они читали на иврите. В силу своего болезненного тщеславия они претендовали на владение тайными знаниями, полученными в иудейской среде.

mif2.jpg
Книга монаха Неофита. Oбложка русского издания 1914 года



1

Еще одна особенность «Кровавого навета» заключалась в том, что начинались связанные с ним события, как правило, весной, в период иудейской и христианской Пасхи. Первое известное в истории России обвинение евреев в ритуальном убийстве, относившееся по времени к эпохе Черты оседлости, было связано с так называемым Сенненским делом. Это дело осталось в истории как пример возбуждения уголовного процесса против евреев не на основании каких-либо конкретных улик, а в связи с одним лишь слухом о том, что им, якобы, нужна христианская кровь. Кстати, в качестве эксперта и свидетеля обвинения к делу был привлечен выкрест.

Началось все с того, что в 1799 году, незадолго до еврейского праздника Песах в небольшом уездном городке Сенно Могилевской губернии, в 50 верстах от Витебска, вблизи содержавшейся евреями корчмы был обнаружен труп женщины с многочисленными колотыми ранами. Кровь на одежде убитой при этом отсутствовала. Следствие обвинило в убийстве четырех евреев, находившихся в то время в корчме. Уголовный департамент использовал в качестве акта «экспертизы» показания крещеного еврея Станислава Костинского, который представил следствию две еврейские книги «Шулхан арух» (кодекс положений иудаизма, описывающий в деталях практику соблюдения религиозной традиции). Собственным извращенным переводом некоторых фрагментов книг эксперт доказывал наличие в их текстах темы ритуальной крови. Дело, тем не менее, пришлось прекратить, посколь¬ку, как гласили документы, «по следствию ничего не открылось».

Однако, спустя неко¬торое время, по инициативе русского поэта и государственного деятеля, президента Коммерц-коллегии, академика, и в то же время известного юдофоба Гавриила Державина, судебное преследование было возобновле¬но. Державин прибыл в Могилевскую губернию по приказанию Павла I, чтобы разобрать жалобы евреев местечка Шклов на притеснения со сто¬роны владельца окрестных земель, генерала Зорича. Хотя вина Зо¬рича была очевидна, Державин защищал его, воспользовавшись при этом Сенненским делом. В своих донесениях царю он пи¬сал о том, что дело это «обвиняет всех евреев в злобном пролитии, по их талмудам, христианской крови». Убеждение Державина было основано на изучении уже имевшейся к тому времени литературы. В 1772 году, сразу после того, как первые регионы Речи Посполитой вошли в состав России, в церковной типографии на Волыни были напечатаны «Басни Талмудовы, от самих жидов указанные», а вслед за этим в Петербурге изданы в 1787 году «Обряды жидовские».

mif3.jpg
Державин Гаврила Романович

Император, однако, настояниям Державина не внял, и Сенненское дело было окончательно прекращено. Но уже в следующее царствование история с обвинениями повторилась, причем в нескольких местах. Над Чертой оседлости пронеслась буквально эпидемия подготовленных «сверху» ритуальных процессов, а 1816 год и вовсе стал в Западном крае и Царстве Польском годом «ритуальной вакханалии» – как будто опытная рука сеяла в массы ядовитое семя средневековья.

В десятые годы XIX века, после того, как Россия присоединила Кавказ, несколько случаев «кровавых наветов» имели место и на этой территории. Один из них произошел в 1814 году в Баку. В его основе лежало существовавшее у мусульман поверье, будто еврейские дети рождаются слепыми, и, чтобы они прозрели, им нужно смазать глаза кровью иноверца. Группа фанатичных шиитов обвинила небольшую еврейскую общину в убийстве с этой целью мусульманского ребенка. Были жестоко избиты раввин и его брат. Предотвратить погром удалось буквально в последнюю минуту, благодаря вмешательству русского военного коменданта.

Буквально через пару лет, в предпасхальные дни 1816 года, получило ход Гродненское дело – обвинение евреев этого белорусского города в ритуальном убийстве христианского ребенка. Следствие началось после того, как вблизи Гродно крестьяне обнаружили тело девочки из одной местной христианской семьи. Велось расследование крайне тенденциозно. Свидетелем выступал выкрест, унтер-офицер Павел Савицкий, который заявил, что христианская кровь нужна евреям для обмазывания притолок перед наступлением пасхальных празднеств. Евреи направили в Петербург депутацию с жалобой, в которой отмечалось, что причиной возникновения дела является неприязнь части поль¬ского населения к евреям за их верность к русскому прави¬тельству. К счастью, повторным врачебным освидетельствованием было установлено, что ребёнок умер от апоплексического удара, и что «у оного ребёнка кровь не источена». 28 февраля 1817 года было оглашено высочайшее по¬веление, коим запрещалось обвинять евреев «в умерщвлении христианских детей по одно¬му предрассудку, будто они имеют нужду в христианской кро¬ви». Гродненская история благополучно закончилась.

Самым длительным в истории России ХIХ века судебных про¬цессов по обвинению евреев в ритуальном убийстве было Велижское дело. Оно тянулось 12 лет.

Возникновению этого дела предшествовали события, далекие от уголовных, но оказавшие существенное влияние на развитие событий. В 1822 году живописец Александр Орловский по заказу католиков Велижа (ныне Смоленская область) написал картину «Жиды, выцеживающие кровь из тела замученного ребенка», воскресив в памяти населения судебный процесс, состоявшийся в польском городке Ленчицы двумя столетиями ранее. Желая осовременить образы, художник придал одному из евреев, изображенных на картине, портретное сходство с местным жителем. Картина была выставлена на фасаде местной церкви. По жалобе евреев, власти сняли картину, однако в следующем году Орловский написал еще один вариант того же сюжета, и вновь изобразил на нем местных евреев, включая раввина. На этот раз местные христиане потребовали оставить картину на месте, и снять ее не удалось.

mif4.jpg
Александр Орловский. Автопортрет

Через несколько недель, в апреле 1823 года, в Велиже был обнаружен труп заколотого трехлетнего ребенка. Поскольку событие произошло в дни еврейской Пасхи, оно сразу же приобрело религиозно-мистическую окраску. Нашлась и «свидетельница» – развратная нищенка Те¬рентьева, которая показала, что в день исчезновения ребен¬ка видела, как его вела за руку еврейская женщина. Дело было передано в Витебский губернский суд, который за неимением улик его закрыл. Арестованных евреев выпустили, а Терентьеву присудили к церковному покаянию «за блудное житие».

Однако, при поддержке генерал-губернатора князь Хованского, и по приказу Александра I следствие в 1825 года было во¬зобновлено. Терентьеву арестовали, и на сей раз она показа¬ла, что вместе с двумя другими женщинами-христианками сама принимала участие в ритуальном убийстве мальчика. Женщины также были допрошены, и несмотря на то, что в своих показаниях они противоречили друг другу и себе самим, более 40 местных евреев оказались в тюрьме. Нагнетанию антиеврейских настроений способствовали и лож¬ные показания группы крещеных евреев, один из которых даже представил следствию рукопись на иврите с описанием якобы ритуального обряда, сопровождающего убийство христианских детей. Когда выяснилось, что книга на самом деле описывает правила ритуального убоя скота и птицы, свидетель по реше¬нию суда был наказан отдачей в солдаты. Следствие было прекращено еще раз.

Через два года объявился новый эксперт, также крещеный еврей, который вызвался «изобличить велижских жидов», но Государственный совет, признав, что «такого рода исследования возбранены помянутым Высочайшим повелением», решил закрыть дело окончательно. И тем не менее, следствие было завершено лишь в 1830 году: материалы дела пе¬редали в Сенат, а затем и в Государственный совет, который в 1835 году постановил его прекратить. Утверждая решение Госсовета, Николай I заметил, однако, что не убежден в не¬виновности евреев и отказался подтвердить запрет на обвинения в кровавом навете. Терентьева и остальные лжесвидетели бы¬ли сосланы в Сибирь. Обвиняемые – после девяти лет тюрьмы! – были освобождены. Четверо не дождались освобождения, скончавшись во время следс¬твия.

Велижское дело привлекло к себе широкое общественное внимание. Под впечатлением этого дела еще юный Михаил Лермонтов написал трагедию «Испанцы», в которой выступил с оправданием еврейского народа, изобразив его чистым и душевно возвышенным, несмотря на жестокие унижения.



2

В начале 50-х годов XIX века, на фоне надвигавшейся Крымской войны, на всю Россию прогремело Саратовское дело. Сенсационным сам по себе был тот факт, что дело возникло в регионе, далеком от Черты оседлости, где еврейского населения практически не было, и где евреи не составляли местным торговцам и ремесленникам никакой конкуренции. Но в данном случае события были спровоцированы тем, что Саратовская губерния была в лидерах по числу проживавших в ней христианских сектантов, и евреи стали жертвами религиозных разногласий внутри христианской епархии.

История началась с далеких от еврейской темы мистических настроений и суеверий вокруг местных кладбищ. В Приволжском крае существовало народное поверье, гласившее, что «для добывания клада требуется безмолвное присутствие или убийство невинных христианских младенцев». С христианских кладбищ внимание переключилось на еврейские, где стали происходить случаи вандализма. Разгорелся скандал, из Петербурга прибыла комиссия, и городские власти кладбище поспешно восстановили. Однако в сторону евреев с православных амвонов, накаляя страсти, хлынули потоки грязи и обвинений. Поэтому, когда сначала в декабре 1852, а потом в январе 1853 года в Саратове пропали двое христианских мальчишек 10 и 11 лет, подозрения пали на евреев.

Тела пропавших ребят были обнаружены в марте, когда сошел снег и на Волге начался ледоход. Члены врачебной комиссии установили, что на трупах не было следов насильственных действий, но у обоих мальчиков оказались следы проведенного над ними обряда обрезания. Это известие совершенно шокировало обывателей, и, хотя эксперты сразу заявили, что процедура сделана явно непрофессионально, ибо не соответствует правилам, установленным как в иудаизме, так и в магометанстве, подозрения все равно пали на евреев. В убийстве христианских детей были обвинены торговец мехами Юшкевичер, его крещёный сын Федор и рядовой местного гарнизона Шлифферман, который был местным моэлем. Немедленно нашлись «свидетели» и «соучастники» процедуры «источения крови» у детей. Все это были местные бродяги и пьяницы, которые по ходу следствия путались и многократно меняли показания. Главным же обличителем Юшкевичера выступил его зять, Мордух Гуглин, принявший при переходе в христианство имя Николая Петрова. Несмотря на то, что никаких улик против арестованных собрано не было, они и еще несколько евреев, заподозренные в соучастии, были заключены в тюрьму.

mif5.jpg
Книга В.Даля. Обложка первого издания

В июле 1854 года для дальнейшего рассмотрения дела в Саратове была учреждена специальная судебная комиссия, которую возглавил чиновник для особых поручений при министре внутренних дел. Потратив на расследование два года, судебная комиссия «не нашла возможным признать подсудимых евреев виновными». Дело поступило на рассмотрение Сената, и лишь в июне 1858 года состоялся приговор, в силу которого все евреи-подсудимые освобождались от наказания.

Расследуя дело, комиссия параллельно рассматривала отобранные у подсудимых книги и манускрипты «с целью разъяснения тайных догматов религиозного изуверства евреев» и не нашла в них ничего такого, что могло бы относиться к употреблению «евреями вообще или кем-либо из них в частности христианской крови в видах осуществления какой-либо религиозной или суеверной цели». Было определено, что вопрос о «сокровенных догматах еврейской веры или тайных сект ее» остается не выясненным и не принимается во внимание при вынесении решения. Интересно, что при рассмотрении изучалась и такая «улика», как изъятая у подсудимых картина, будто изобличавшая евреев в употреблении крови. Оказалось, что это была картинка из пасхальной агады, на которой изображался фараон, купающийся в крови еврейских детей, чтобы излечиться от проказы.

Процессы по обвинению евреев в ритуальных убийствах захватили не только Черту оседлости и ряд внутренних губерний, но и окраины империи. Одним из таких судебных процессов, привлекших внимание широких слоев российского общества, стало Кутаисское дело – суд по обвинению евреев местечка Сачхери в похищении и убийстве крестьянской девочки.

4 апреля 1878 года, за день до еврейского праздника Песах, в христианской семье Иосифа Модебадзе пропала девятилетняя дочь Сарра. Поиски девочки не дали результатов, но кто-то высказал мнение, что ее могли увезти с собой евреи, две конные группы которых проезжали в тот день через поселок с покупками, сделанными на рынке. Это были жители местечка Сачхери, расположенного в 15 верстах от Перевиси, где жили Модебадзе. Через день тело Сары было обнаружено в лесу почти рядом с домом. Осмотрев его и не найдя никаких следов и признаков насильственной смерти, деревенский пристав констатировал несчастный случай – смерть от переохлаждения – и дал разрешение на захоронение. Однако власти решили учесть мнение местных жителей, считавших, что к смерти девочки причастны евреи Сачхери, и к суду были привлечены девять жителей местечка. Они, якобы, захватили встретившуюся им по дороге Сару, увезли к себе в местечко, содержали ее у себя, где она и скончалась, а потом, в ночь еврейской Пасхи, тело вывезли и подбросили в лес.

mif6.jpg
Грузинские евреи – обвиняемые по «кутаисскому делу». 1879 год

Кутаисское дело стало основой для одного из первых упоминаний кровавого навета в русской беллетристике. В романе Федора Достоевского «Братья Карамазовы» именно на о нем беседуют Лиза Хохлакова и Алеша. Сохранилось также одно из писем Достоевского, в котором есть такие слова: «Как отвратительно, что кутаисских жидов оправдали. Тут несомненно они виноваты».

За редким исключением, судебные процессы по обвинению евреев в преступлениях с ритуальной целью в России завершались оправдательными приговорами, чаще всего – по причине отсутствия у полиции или прокуратуры необходимых доказательств вины обвиняемых. Объяснялось все очень просто – огромным количеством лжесвидетельств, которые обычно лежали в основе дела, но, будучи в конце концов разоблачены, обрушивали всю конструкцию обвинения. Тем не менее, оправдательные приговоры не мешали поддерживать в общественном сознании миф об использовании евреями христианской крови в ритуальных целях. Даже сами фальсификации расценивались обывателями как «ложь во спасение»: дескать, мы все всё знаем и без судебных разбирательств, а каким именно образом достигается истина, нам безразлично.



3

На это всеобщее равнодушие к сути дела и рассчитывали организаторы наветов: они не только умышленно фальсифицировали события, но нередко и сами устраивали провокации. Именно так случилось в 1900 году в Вильно, когда возникло «Виленское дело», или, как его вскоре стали называть, «Дело Блондеса».

В ночь на 2 марта 1900 года в полицейское управление Вильно была доставлена с двумя ранами – на шее и на левой руке – крестьянка Винцента Грудзинская. За несколько дней до этого ее нанял к себе кухаркой фельдшер Давид Блондес. По словам Грудзинской, во время работы кухне на нее напали вбежавшие из другой комнаты двое мужчин, лица которых были обвязаны белыми платками с отверстиями для глаз. Один из них схватил ее за голову, а другой ножом или бритвой ударил по горлу и по левой руке. Какой-то шум на улице отвлек нападавших, кухарка смогла вырваться и выбежать из дома. Как ей показалось, одним из нападавших был ее хозяин, Давид Блондес.

mif7.jpg
Еврейский квартал в Вильно. Начало ХХ века

События разворачивались быстро: на крик Грудзинской сбежались люди, ворвались в дом Блондеса, нашли его лежащим в постели, избили и отвели в полицию. Грудзинская заявила приставу, что не знает, что хотели с ней сделать евреи, но слышала, как другие говорили, будто евреи решили ее, католичку, зарезать, «чтобы добыть крови для мацы». Блондеса арестовали, а поскольку дело происходило накануне еврейской Пасхи, происшествие получило огласку как преступление, совершенное с ритуальной целью.

Внутриполитическая ситуация в России к этому времени стала обостряться. Либеральные ожидания, которыми были отмечены первые годы царствования Николая II, уходили в прошлое. Евреи же занимали все более заметные позиции в революционных партиях и оппозиционных организациях. В сентябре 1897 года в Вильно состоялся Первый (Учредительный) съезд представителей групп еврейских социал-демократов. Созданный таким образом «Всеобщий еврейский рабочий союз в России и Польше» (Бунд) возглавил экономическую борьбу еврейского пролетариата в Северо-Западном крае и Царстве Польском и за три последующих года организовал более 300 забастовок. В этом контексте дело Блондеса вполне могло быть инспирировано в расчете на то, что оно спровоцирует погромы, а те, в свою очередь, приглушат нарастающий революционный подъем.

Дело рассматривалось судом присяжных при закрытых дверях в декабре 1900 года. Одним из адвокатов Блондеса был Оскар Грузенберг, принимавший участие во многих судебных процессах над евреями и превращавший суды в трибуну для выступлений в защиту чести и достоинства еврейского народа. Тревожную атмосферу вокруг процесса усугубило и то обстоятельство, что гражданским истцом со стороны Грудзинской выступил видный местный польский адвокат Фаддей Врублевский. Создавалось впечатление, что Блондес и Грудзинская представляют собой еврейский и польский народы – национальный вопрос грозил встать перед судом и присяжными во всей своей сложности.

По итогам заседаний присяжные вынесли вердикт: «Виновен, но без намерения лишить жизни». Суд приговорил Блондеса к лишению всех особых прав и заключению в тюрьму на один год и четыре месяца. Приговор, надо сказать, давал широкий простор для фантазии. Если преступнику не нужна была жизнь жертвы, значит, ему нужна была только ее кровь, ибо ее требовал религиозный ритуал. Такой поворот в общественном сознании грозил большой опасностью уже не только самому Блондесу, но и всем евреям.

mif8.jpg
Оскар Грузенберг

В 1902 году дело вторично разбиралось в суде. Петербургские эксперты, профессора Павлов и Ивановский, признали, что раны – собственно, даже не раны, а «кожные поранения» – Грудзинской могли быть сделаны и, скорее всего, были сделаны ее собственной рукой. При этом они отметили, что поранения были проведены осторожно, «жалеючи». Защита поставила вопрос ο том, чтобы из дела исчезла даже мысль о ритуальном характере преступления. Там, где якобы «резали» Грудзинскую, не оказалось крови. Ее не нашли и на пиджаке, в котором Блондес, якобы, был во время нападения. В крови было только белье самого Блондеса и та комната, в которой его били. Защита указала, что «нападение» могло быть задумано и сымитировано группой неизвестных лиц с целью спровоцировать погром и поживиться. Никаких следов участия в происшедшем еврейского сообщества обнаружено не было. Присяжные заседатели признали Блондеса невиновным, и он был оправдан.

Следующая подобная провокация, имевшая целью «обрушить на евреев справедливое негодование» христианского населения была организована в Кишиневе и оказалась, увы, гораздо более эффективной.

Зимой 1903 года в небольшом городке Дубоссары на левом берегу Днестра пропал 14-летний подросток Миша Рыбаченко. Спустя несколько дней после исчезновения, было обнаружено его тело со следами насильственной смерти. Среди местного молдавского населения это вызвало большое волнение. Единственная ежедневная газета губернского Кишинева «Бессарабец» взялась публиковать материалы по поводу случившемся, делая упор на циркулировавшие слухи о возможном ритуальном характере преступления. В частности, сообщалось, что труп был якобы найден с зашитыми глазами, ушами и ртом, надрезами на венах и следами веревок на руках. Выдвигалось предположение, что подросток был похищен и обескровлен евреями с целью использования его крови в каком-то ритуале. Так возникло «Кишиневское дело», завершившееся вошедшим в историю кровавым Кишиневским погромом.

mif9.jpg
Жертвы Кишиневского погрома. 1903 год

Предотвратить его могла бы православная церковь, но именно в такого рода погромах – вызванных кровавым наветом – она часто играла не сдерживающую, а напротив, вдохновляющую роль. Когда встревоженная взрывоопасной атмосферой в городе еврейская община обратилась к митрополиту Иакову с просьбой публично выступить против кровавого навета и успокоить паству, тот занял противоположную позицию. По городу распространились его слова, что некая еврейская секта в тайне от своих собратьев по религии практикует питье христианской крови, и что «отрицать этот факт бессмысленно».

Первая русская революция 1905-1907 годов принесла еврейскому населению Российской империи небольшое облегчение, связанное с некоторым ослаблением государственного антисемитизма. В 1905 году был принят Закон о веротерпимости, который, в частности, позволил православным менять конфессию, и некоторые из них начали переходить в лютеранство, не запрещавшее браки с евреями. Появилась Государственная дума, которую депутаты-евреи могли использовать для обсуждения проблемы неравноправия своего народа.

Однако антисемитская пропаганда в стране не ослабевала. Позднее было подсчитано, что с 1906 по 1916 годы было выпущено почти три тысячи наименований антисемитских книг и брошюр. В литературе возник новый жанр – антисемитский роман. Широкое хождение получили пресловутые «Протоколы сионских мудрецов» и «Записка о ритуальных убийствах».

На этом фоне фигура председателя Совета министров России Петра Столыпина, призывавшего принять меры к решению еврейского вопроса, смотрелась едва ли не одиноко. Но всё же сторонники у него были и даже имели голос в Государственной думе.



4

В феврале 1911 года, на фоне разразившего в России жесткого политического кризиса, дума впервые начала обсуждение законопроекта об отмене антиеврейских законов и, в первую очередь, об отмене Черты оседлости. Борьба вокруг вопроса о еврейском равноправии была чрезвычайно острой, и именно в этот момент в Киеве произошло событие, которое в иной политической ситуации осталось бы заурядным уголовным делом.

В феврале 1911 года, на фоне разразившего в России жесткого политического кризиса, дума впервые начала обсуждение законопроекта об отмене антиеврейских законов и, в первую очередь, об отмене Черты оседлости. Борьба вокруг вопроса о еврейском равноправии была чрезвычайно острой, и именно в этот момент в Киеве произошло событие, которое в иной политической ситуации осталось бы заурядным уголовным делом.

mif10.jpg
Евреи Киева начала ХХ века. Синагога Бродского

Слух об этом немедленно разнесся по Киеву, и властям стали приходить анонимные письма, в которых утверждалось, что Андрей стал жертвой ритуального преступления евреев. Утверждалось, что его христианскую кровь убийцы взяли для изготовления мацы в преддверии наступавшей 1 апреля еврейской Пасхи. Во время похорон мальчика по рукам ходили распечатанные прокламации: «Православные христиане! Мальчик замучен жидами, поэтому бейте жидов, изгоняйте их, не прощайте им пролития православной крови!». Для властей такой поворот событий стал подарком судьбы. Неожиданно для самих себя они получили козырь, который можно было использовать в политических целях. Так началось потрясшее всю Россию дело, оставшееся в истории как «Дело Бейлиса» – по имени человека, которому была уготована роль подсудимого, Менахема Менделя Бейлиса.

Черносотенные круги подошли к раскручиванию ситуации организованно и профессионально. В Киеве состоялось заседание «Союза русского народа», на котором было принято решение об активизации мероприятий по обвинению евреев в убийстве Ющинского. Петербургская националистическая газета «Русское знамя» выступила с резкой статьёй о «ритуальном убийстве» в Киеве, обвиняя власти в бездействии при раскрытии этого дела. Министр юстиции Щегловитов отправил телеграмму в Киев, возложив наблюдение за делом на прокурора Киевской судебной палаты. Вожди черносотенцев в думе Пуришкевич и Марков провели собственное «расследование» и «доказали», что способ и орудия убийства, указанные в медицинском заключении, «абсолютно совпали» с методами ритуальных убийств, описанных в литературе по «кровавому навету» еще во времена средневековья. Дело об убийстве Ющинского приобретало политический характер и общероссийский размах.

На сотрудников полиции, которые вели поиск возможного убийцы, оказывалось беспрецедентное давление. Следователя, усомнившегося в ритуальном характере преступления, уволили, затем обвинили в подлоге улик и арестовали. Впоследствии команду следователей тасовали еще несколько раз.

mif11.jpg
Менахем Мендель Бейлис

Наконец, через несколько месяцев после обнаружения тела Ющинского, появился и подозреваемый. Им оказался приказчик кирпичного завода, расположенного рядом с местом, где был обнаружен труп, Менахем Бейлис. Подозреваемый был сыном глубоко религиозного хасида, но сам к религии был безразличен, традиций не соблюдал и работал в шаббат. Оплачивая обучение сына в русской гимназии и имея на содержании многочисленную семью, он был весьма беден и работал с утра до позднего вечера. Бейлис находился в хороших отношениях с христианским населением и, в частности, с местным священником. Как отмечал один из наблюдателей, его репутация была настолько высока, что во время октябрьского погрома 1905 года к Бейлису пришли местные члены «Союза русского народа» с заверением, что бояться ему нечего.

Однако у следствия был заказ на обнаружение еврейского следа в убийстве. История усугубилась тем, что в это же время в Киеве произошли трагические события: 1 сентября 1911 года в зале оперного театра был смертельно ранен прибывший сюда вместе с Николаем II и членами его семьи председатель Совета министров Столыпин. Убийцей оказался Дмитрий Богров, выходец из состоятельной и известной в городе еврейской семьи. Парадокс заключался в том, что убийца Столыпина был секретным агентом полиции. И находившееся в полной растерянности киевское начальство, опасаясь увольнений и наказаний, принялось расследовать дело Бейлиса с удвоенной энергией.

Члены одной из местных банд, убившие подростка, чтобы избавиться от свидетеля, были отпущены, несмотря на наличие против них прямых улик. Зато последовали судебно-медицинские экспертизы, приглашение многочисленных экспертов и активное участие прессы – теперь вся Россия следила за результатами следствия. В результате Дело Бейлиса стало самым громким судебным процессом в дореволюционной России. Процесс начался в Киеве 23 сентября 1913 года и длился более месяца. Он сопровождался активной антисемитской кампанией с одной стороны и широким общественным движением демократической части общества в защиту Бейлиса – с другой.

mif12.jpg
Менахем Бейлис под стражей

Для поддержки обвинения был приглашен автор антисемитских сочинений, католический священник Пранайтис. Знание иврита позволяло ему ссылаться на отрывки из еврейских книг, но не мешало неверно их трактовать. Сделанное Пранайтисом заключение позднее было переиздано в виде брошюры под названием «Тайна крови евреев».

Разоблачению его версии были посвящены выступления на процессе виднейших ученых-гебраистов и московского раввина Якова Мазе.

Не менее ожесточенно разворачивалась борьба и между профессиональными юристами. Среди тех, кто представлял обвинение, был популярный адвокат-антисемит Алексей Шмаков. В группу защитников Бейлиса входили едва ли не самые известные фигуры столичной адвокатуры – член ЦК партии кадетов, адвокат Василий Маклаков и Оскар Грузенберг – кстати, единственный еврей в группе защиты Бейлиса. В числе доверенных лиц подсудимого в суде участвовал также корреспондент газеты «Речь» Владимир Набоков – юрист, политический деятель и публицист, один из организаторов и лидеров партии кадетов и отец писателя Владимира Набокова.

Писатель Владимир Короленко, присутствовавший на процессе в качестве корреспондента, описал в своих очерках и его ход, и атмосферу, царившую в городе. Среди его коллег по перу, бросивших вызов государственной машине антисемитизма, в публичных спорах по делу Бейлиса участвовали Максим Горький, Леонид Андреев и десятки других авторов. Напротив, с яростными нападками на еврейство, которое следовало наказать в лице Бейлиса, выступили не менее известные представители российской интеллигенции, такие как религиозный философ и литературный критик Василий Розанов.

mif13.jpg
Владимир Короленко

Итог судебного процесса зависел от множества факторов – в том числе и от убедительности адвокатов, показавших присяжным, в чем состоит надуманность и абсурдность как уголовных, так и ритуальных обвинений приказчика кирпичного завода. И, несмотря на то, что под угрозой очевидной несостоятельности обвинения вопрос присяжным был разделен на две части, чтобы затруднить оправдание подсудимого, присяжные четко ответили: «Бейлис невиновен».

mif14.jpg
Менахем Бейлис в кругу семьи после освобождения

Ну, что ж, вроде бы, все стало ясно. Тучи рассеялись. Несмотря на все измышления тех, кто хотел бы повернуть историю вспять и вернуться к тем временам, когда можно вновь попытаться задурманить голову безграмотному населению несчастной России нелепыми мифами и очередной раз обратить его недовольство в сторону затравленного антисемитской пропагандой еврейского населения, сделав его виновным во всех бедах государства, истина восторжествовала. Но не тут-то было. Русской истории было угодно оставить в своей памяти еще один кровавый навет. О нем мало пишут. Рядом с делом Бейлиса он не только выглядит не очень серьезно и, скорее, даже анекдотически, но в то же время четко фиксирует характер отношений властей к своему еврейскому населению.

Эта история в общественном сознании часто переплетается с другим известным процессом, состоявшимся во Франции – делом Дрейфуса, также расколовшем страну на противоборствующие общественные лагеря. Французский офицер еврейского происхождения, обвиненный в шпионаже и измене, провел несколько лет на каторге, но был всё же затем полностью оправдан, восстановлен в звании и продолжил военную службу, защищая свою родину. Российский сюжет был иным. Опасаясь антисемитской волны, Менахем Бейлис сразу же после процесса эмигрировал из России.



5

Еще не остыли страсти по обвинению Бейлиса в ритуальном убийстве христианского мальчишки, как спустя буквально два месяца после завершения киевского процесса возник еще один – фастовский.

Небольшой украинский городок Фастов вошел в состав Российской империи в 1793 году, после Третьего раздела Речи Посполитой, и был ничем непримечательным волостным центром Киевской губернии. Так продолжалось бы и далее, если бы 27 ноября 1913 года недалеко от городка, на территории лесного склада ни было обнаружено тело убитого подростка. На шее убитого насчитали 13 колотых ран. Экспертиза показала, что мальчик был убит примерно тремя неделями ранее. Сотрудники киевской прокуратуры, которые вели это дело, вбросили в газеты сенсацию: это – очередной ритуальное убийство, убит христианский мальчик, а убийцы, естественно, – евреи. В прессе началась погромная вакханалия. Немедленно были названы и имена «убийц»: портной Фроим Пашков и его приказчик Гутгарц. Нашлись и свидетели, и потерпевшие: сразу три русские семьи объявили, что опознали в убитом своего пропавшего ребёнка.

mif15.jpg
Фастов. 1915 год

Правда, следствию с первых же дней были известны сведения, которые не только не укладывались в общую картину произошедшего, но и вообще заставляли закрывать его по версии полиции. Оказывается, 12-летний мальчик был евреем и звали его Иоссель. И убил его вовсе не еврей, которому якобы была нужна детская кровь для неизвестно каких ритуальных действий в осеннее время, а 10-кратно судимый за разные преступления Иван Гончарук. И, что самое потрясающее, отцом погибшего был обвиненный полицией в убийстве собственного ребенка портной Фроим Пашков.

Как выяснилось позднее, дело фабриковалось по тому же сценарию, что и дело Бейлиса, и, более того, теми же людьми. Становой пристав, нашедший реального убийцу, был отстранен от дела, и оно по распоряжению министра юстиции И.Щегловитова было передано другому следователю, который занялся разработкой ритуальной версии. Так как первоначальное вскрытие тела убитого не дало оснований для выводов о ритуальном характере убийства, повторное вскрытие делал тот же прозектор, что фальсифицировал выводы в пользу ритуальной версии в деле Бейлиса. В прессе было оглашено интервью эксперта, который в свое время давал заключение по делу Бейлиса. Он заявил, что «убийство совершено как ритуальное». «Опознание» в убитом христианского ребенка проводили люди, прямо связанные с киевскими черносотенцами, ранее обеспечивавшими лжесвидетельства по делу Бейлиса. Все говорило о том, что власти откровенно пытались «отыграться» за провал в деле Бейлиса.

Первым подозрение, что на самом деле речь идет об очередной инсценировке ритуального дела, высказал известный писатель и этнограф Семён Ан-ский (Шломо Раппопорт, 1863 – 1920), который сам отправился в Фастов и после тщательного изучения всех обстоятельств опубликовал свои впечатления. Он даже высказал предположение, что всё дело было задумано заранее, ибо убийцу даже кто-то явно учил, как нанести мальчику именно такие раны, которые бы соответствовали характеру еврейского ритуала, но замысел преступников был сорван ошибкой убийцы, который своей жертвой сделал ребенка не из христианской, а из еврейской семьи.

mif16.jpg
Семен Ан-ский

После смены 15 февраля 1914 года руководства Киевской судебной палаты начавшаяся фальсификация дела была прекращена. 22 ноября 1914 года арестованные ранее Фроим Пашков и его приказчик был освобождены, а Иван Гончарук 28 февраля 1915 года признан присяжными заседателями виновным в убийстве и осуждён на 12 лет каторги.

Жалоба его была отклонена Сенатом. Российское государство, несмотря ни на что, не собиралось признавать своих ошибок и менять политический курс по отношению к еврейскому вопросу. Изменить страну мог только коренной переворот. Им и стала Февральская революция.



Наветы. Сб. «Черта. 1791 – 1917».
М. Издательская группа «Точка», 2017. – С. 163 – 182.



ПЕРЕЙТИ К СЛЕДУЮЩЕЙ СТАТЬЕ ВЫПУСКА №7

 
 
Яндекс.Метрика