Воскрешение из мертвых

В 1881 году совершилось беспрецедентное в истории и, на первый взгляд, совершенно невозможное событие: из небытия был возрожден мертвый язык. До этого случаев возрождения мертвых языков в истории не наблюдалось. Более того, до конца XIX века это не только считалось делом немыслимым, но и абсолютно бесполезным. И, тем не менее, это произошло, и мертвый язык, который назывался тогда древнееврейским, возродился в качестве естественного живого языка – языка повседневного общения целого народа – еврейского.

«Язык – это грань, отделяющая одну нацию от другой. Язык – это та нить, на которую нанизаны многочисленные сокровища народной души. Именно в языке отчетливо проявляется внутреннее «Я» народа… Меняется со временем содержание религии, закона и поступков, мыслей, мнений, верований и обычаев, но остается бессменной форма – вечно живой язык».

Такую характеристику получил разговорный язык в выступлении поэта Хаима-Нахмана Бялика на первой конференции гебраистов в Москве, в мае 1917 года. Классик современной поэзии на иврите знал что говорил: на его глазах и при его непосредственном участии происходило возрождение древнееврейского языка. Впрочем, то, что он сказал, безусловно, верно для любого народа. Что же касается евреев, то для них возвращение к жизни национального разговорного языка, которым пользовались их предки, – свидетельство гораздо более глубоких исторических, социальных и психологических процессов, происходящих в еврействе в целом. О них в своей речи Бялик сказал так:

«Потеряно, попрано, поругано все, вплоть до Храма и родной земли. Все – кроме языка… За долгий период скитаний по свету наш народ был вынужден облегчить свою ношу. Не в силах удержать в своих руках все, он пожертвовал многим, сохранив «малое», но это как раз то «малое», что стоит «многого». Так поступает человек, который, спасаясь от разбойников, отдает им все, чем владеет, чтобы сохранить свое главное богатство – жемчужину. Ее он проглатывает. Для евреев такой жемчужиной был и является язык».

Главную проблему евреев как нации Х.-Н.Бялик видит в разобщенности, в отсутствии целостности, а главное – в утрате веры, что возрождение и воссоединение всех рассеянных по белому свету общин может когда-либо произойти. Единство народа, считает поэт, – в единстве языка. И нет иного средства, с помощью которого можно собрать разбросанные по всему миру «искры», сохранить от гибели историческую память нации, как возрождение языка предков.

«Всякая эпоха проистекает из предшествующих ей эпох. Суть ее заложена в них, и она перенимает от них все лучшее и вечное. Так возникает золотая цепь, звенья которой неразрывно соединены друг с другом. У нас же нет такой золотой цепи. У нас есть лишь отдельные звенья. Они располагаются одно подле другого, они следуют друг за другом, но они не связаны воедино… Разъединение сердец проистекает из разобщенности языков… Так иврит становится векселем на получение нашего исторического наследия, на все богатства нашей нации».

Хаим Нахман Бялик

Из всего вышесказанного Х.-Н.Бялик делает один, глобальный вывод: «Иврит не является средством познания иудаизма и нашего прошлого. Он сам по себе является целью, достигнув которую, евреи смогут ликвидировать разобщенность и раскол в своих рядах… Измена нации началась не с ослабления религии и упадка веры, а с забвения языка».

В историческом контексте Х.-Н.Бялик оказался прав: возрожденный древний язык стал не только свидетельством исторической преемственности живущих ныне евреев со своими предками, но и (что важнее всего) средством консолидации их всех, разбросанных по миру и говорящих на разных языках, в единый народ.

Мертвыми принято считать языки, которые давным-давно вышли из употребления и в наши дни уже не служат для повседневного устного общения людей. Эти языки ни для кого не являются родными даже в тех случаях, когда в письменности, в культе, в научном или литературном творчестве ими еще продолжают пользоваться – например, латынь.

Древнееврейский язык был первым языком евреев. Он был распространен в Древнем Израиле и на протяжении первого тысячелетия до н.э. находился как в устном, так и в письменном употреблении. В условиях рассеяния он утратил свои разговорные функции. Впитав в себя на две трети языки этих стран, он лег в основу новых языков, ведущими из которых стали идиш (для ашкеназов) и ладино (для сефардов). Основным памятником древнееврейского языка по сей день остается еврейское Священное Писание – Танах. Тот иврит, на котором сегодня говорит народ Израиля, по сути дела, является искусственно возрожденной формой того самого древнееврейского языка.

Русский писатель Иван Бунин назвал современный иврит «новым древним языком», возрождение которого из небытия и превращение в разговорный язык – уже само по себе чудо. Впрочем, а не является ли чудом существование самого еврейского народа, вечно гонимого, но с невероятной стойкостью сохранившегося в веках.

Развитие европейской культуры второй половины XIX века создавало все условия для активного использования древнееврейского языка в поэзии, в прозе, в религиозной литературе. Этот язык изучался в университетах, а в России – в открывшейся в 1830 году сети еврейских гимназий. На этом языке в разных странах выходили газеты и журналы, публиковались научные статьи и монографии. Этот язык продолжал оставаться едва ли не основным предметом в хедерах и иешивах, чтобы и в будущем миллионы евреев могли молиться и вообще не выпускать из рук Танах.

В середине XIX века появились первые классики ивритской литературы, и секретарь «Общества по распространению просвещения между евреями», выдающийся поэт Иегуда-Лейб Гордон уже бросил в читающие массы свою ставшую знаменитой фразу: «Я – вечный раб иврита. Ему в пожизненное владение я свои чувства продал». А преподаватель иврита и Танаха из Ковно Авраам Мапу выпустил первый в истории роман на иврите «Сионская любовь», события в котором происходят в эпоху Первого храма, и вошел в историю как первый беллетрист гаскалы – периода еврейского просвещения. И уже появился первый роман на иврите, запрещенный к изданию цензурным комитетом, – «Провидцы» того же А.Мапу, рассказывающий о событиях времен хмельниччины и ереси Саббатая Цви.

Еврейские девушки заучивали наизусть лирические стихи на иврите выдающегося итальянского поэта и мистика первой половины XVIII века Моисея-Хаима Луццато. Читающая же публика в основном мужского состава жарко обсуждала яркую публицистику на иврите, посвященную идеям национального возрождения, и в первую очередь, очерки популярного литератора Переца Смоленскина. Особое место в личных библиотеках занимают изданные на иврите книги по иудаике: серия монографий Ш.И.Л.Рапопорта о выдающихся ученых средневековья, монография Нахмана Крохмаля «Наставник колеблющихся нашего времени».

Многие евреи Европы владели ивритом, свободно читали и говорили на нем, но это был язык, которым никто не пользовался в быту. Иврит не был родным языком, на нем не думали. Это был выученный язык, и владение им для большинства евреев просто означало достаточно высокую степень образованности. Можно с большой долей вероятности предположить, что, не будь иврит языком Торы, он разделил бы судьбу других «мертвых» языков – той же латыни, например. Иврит знали и евреи Эрец-Исраэль, но образование на иврите здесь практически отсутствовало. В основанной в 1856 году в Иерусалиме школе Лемеля преподавание велось на идише и на немецком, а в начальных школах и ремесленных училищах «Альянса» – на французском.

Но время неумолимо, течение истории носит поступательный характер, и, если уж идея носится в воздухе, обязательно найдется кто-то, кто воплотит ее в жизнь. Развитие национального самосознания достигло такого уровня, когда уже не была безумием идея создания национального дома для евреев. Мечущиеся в поисках решения пресловутого «еврейского вопроса» активисты вплотную подошли к созданию единого языка для разбросанной по всему миру диаспоры. И нашелся, наконец, человек, который взвалил на себя такую совершенно неподъемную ношу. Прошло 130 лет, и теперь вряд ли найдется хотя бы один населенный пункт в Израиле, где его имя не носила бы какая-нибудь улица. Это – Элиэзер Бен-Иегуда.

Элиэзер Бен-Иегуда

Когда в 1874 году 16-летнему учащемуся Глубокской иешивы Лазарю Перельману попал в руки роман Джорджа Элиота (под этим мужским псевдонимом скрывалась знаменитая английская писательница Мария-Анна Элиот) «Даниэль Деронда», трудно было предположить, что этот малозначительный факт оставит такой серьезный след в истории еврейского народа. Книга произвела на молодого человека огромное впечатление. Он впервые столкнулся с таким ярким и увлеченным описанием исканий молодых фанатиков возрождения древнего иудейского царства, как это сделал автор. Идеи, которые высказывали герои книги (Мардохей и его ученик – народник, выходец из еврейской среды Даниэль Деронда), вызывали в обществе ожесточенные споры. То, что позднее станет называться сионизмом, имело в те дни как множество сторонников, так и множество противников. Лазарь Перельман настолько глубоко проникся идеей создания для евреев национального очага, что решил посвятить этому свою жизнь.

Мария-Анна Элиот

Не меньшее значение на формирование мировоззрения молодого человека повлияла деятельность незадолго до этого созданного Всемирного еврейского союза «Альянс». Горячие слова «Воззвания», с которым «Альянс» обратился при возникновении (1860) к еврейству всех стран, и в самом деле не могли не совпасть с его чувствами:

«Евреи! Если вы, рассеянные по всему земному шару и смешанные со всеми народами, все-таки остаетесь привязанными сердцем к древней религии ваших отцов; если вы не отказываетесь от своей веры, не скрываете своего культа, не краснеете от обидного прозвища, которое тяготит одних только малодушных; если вы ненавидите те предрассудки, от которых мы еще до сих пор страдаем, ту ложь и клевету, которую о нас повторяют, те несправедливости по отношению к нам, которые допускаются, - наконец, те преследования, которые оправдываются или извиняются… если вы думаете, что громадная масса наших единоверцев, еще подавленная тяжестью двадцати веков горя, оскорблений и преследований, снова может сделаться достойной прав человека и гражданина… что надо защищать оклеветанных, а не молчать безучастно, что преследуемым надо помогать, не довольствуясь одними воплями о преследовании… если во всем этом вы, евреи всего мира, убеждены, – откликнитесь на наши призывы, поддержите нас вашим сочувствием и содействием!».

К серьезным размышлениям на эту тему юноша уже был готов. Так случилось, что в Полоцкой иешиве, куда первоначально был отправлен на учебу в 13-летнем возрасте Лазарь, он стал близко общаться с И.Блокером, стоявшим во главе этого учебного заведения. И.Блокер был тайным сторонником непопулярного в ортодоксальной среде светского образования евреев. Сам Лазарь происходил из хасидской семьи: отец и мать – Иегуда и Ципора Перельман – были строгими приверженцами хабада.

Отца Лазаря к этому времени уже восемь лет как не было в живых, и воспитанием юноши занимался его дядя. Узнав о «еретическом» увлечении племянника, он немедленно перевел его из Полоцкой иешивы в Глубокскую, у которой в те годы был такой же высокий авторитет. Но и здесь Лазаря ждала аналогичная встреча. На сей раз юноша попал под влияние сотрудничавшего в светской прессе на иврите Шмуэля Ионаса, и тот укрепил его в стремлении получить не только религиозное, но и светское образование. Старшая дочь Ионаса Двора помогла Лазарю в короткие сроки освоить русский язык и основные общеобразовательные предметы, и спустя год он был вполне готов к вступительным экзаменам в реальное училище города Двинска.

Занимаясь в училище, Лазарь общался с местной интеллигенцией и испытал серьезное влияние русских народников. Естественно, возникло желание приобщиться к революционным кругам, но в русском обществе в это время значительно усилились славянофильские настроения, укрепились позиции панславистов, которые развернули в России мощную антисемитскую пропаганду. В прессе преднамеренно преувеличивалась роль евреев в революционном движении, по рукам ходила книга Ипполита Лютостанского о кровавых наветах, в обывательских кругах муссировались слухи о похищениях евреями христианских детей. Нарыв созрел и в любой момент мог взорваться, что и произошло в 1879 году, когда открылся получивший широкий общественный резонанс Кутаисский процесс по обвинению евреев в ритуальных преступлениях.

На все наслоились события на Балканах, где развернулись боевые действия русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Османская империя потерпела поражение и покинула европейский континент. В результате сразу несколько народов, в том числе, болгары и сербы, завоевав независимость, получили возможность развивать свою национальную самобытность, что дало повод панславистам вновь громко заявить о своей исторической правоте. А вот для Лазаря Перельмана поражение мусульманской Турции стало неким сигналом к возможному окончательному распаду Османской империи, а это означало, что свободной может в будущем стать и его историческая родина, и еврейский народ вновь обретет свой национальный очаг. Молодой человек принимает решение: после окончания реального училища он отправляется жить на землю предков, но, чтобы обрести серьезную профессию, он сначала поедет в Париж изучать медицину.

Прошел год, и в 1879 году в издаваемом в Вене Перецем Смоленскиным на иврите ежемесячном журнале «Ха-шахар» («Рассвет») появилась статья «Жгучий вопрос». В ней неожиданно для большинства читателей была изложена (и не только изложена, но и четко сформулирована) идея создания в Палестине духовного центра рассеянного по всему миру еврейского народа. Ключевыми элементами его концепции были три дефиниции: территория, государство, язык. Автор решительно обрушивался на сторонников ассимиляции и призывал создавать еврейские поселения в Палестине. Слова его звучали, по меньшей мере, весьма многозначительно:

«Сегодня мы кажемся умирающими – завтра непременно очнемся к жизни. Сегодня мы оказались на чужой земле – завтра будем жить на земле своих отцов. Сегодня мы говорим на чужих языках – завтра заговорим на иврите… И если мы не пойдем этим путем, – погибнем. Погибнем навеки!»

Перец Смоленскин

Безусловно, в вопросе воссоздания утраченной два тысячелетия назад еврейской государственности автор статьи в «Ха-шахар» не был оригинален. Можно смело утверждать, что в целом надежды евреев на национально-политическое возрождение всегда были связаны с идеей возвращения в Эрец-Исраэль – «страну Израиля», их историческую родину. Эта же идея лежала в основе всех мессианских движений, возникавших в еврейской среде в средние века. К этому же евреев подталкивали юдофобы, любимым лозунгом которых был «Жиды – в Палестину!»

Со второй половины XVII века идея возвращения евреев на их историческую родину стала появляться в научных трактатах. Уже нидерландский философ Барух Спиноза в своем «Богословско-политическом трактате» (1670) писал, что «вполне готов поверить, что наступит день, когда евреи вновь создадут свое государство, и Бог снова изберет их». А еще спустя полвека ирландский философ, христианин Джон Толанд высказал мысль, что «если евреи когда-либо будут вновь поселены в Палестине, на месте своего происхождения, они… будут гораздо многочисленнее, богаче и сильнее любой существующей ныне нации».

Однако в отличие от всего ранее написанного, автор статьи «Жгучий вопрос» поставил в центре всей выстроенной концепции возрождение иврита в качестве национального разговорного языка, и при том евреев не только Палестины, но и всех иных стран:

«Земля Израиля станет средоточием всей нации… И даже те, что живут в других местах, будут знать: их нация – на родной земле, и есть у нее и язык, и литература».

Об авторе статьи в газете ничего не сообщалось. Более того, имя его – Элиэзер Бен-Иегуда – не было никому известно. Просто никто еще не знал, что это – псевдоним, под которым скрывается двадцатилетний студент-медик из России Лазарь Перельман.

Утверждать, что статья «Жгучий вопрос» была принята с восторгом читающей публикой, значит, совершать ошибку. Более того, противников у автора оказалось больше, нежели сторонников. Воспитанная на вековых традициях ортодоксальная среда видела в иврите некий священный язык, предназначенный исключительно для религиозных нужд. Перспектива превратить его в разговорный язык многими расценивалась как кощунство, как вульгаризация, как попытка осквернения того святого, чем жил еврейский народ. В свою очередь, литераторы, пишущие на иврите, заявляли, что, став разговорным, иврит очень скоро будет засорен «варваризмами». Что касается политических деятелей левого толка (Бунд, Поалей-Цион), для которых еврейским языком был идиш, то те просто высказывали опасение, что может возникнуть соперничество между двумя языками, и это приведет к расколу в еврейской среде. Весьма ревниво отнеслись к идее массового распространения древнееврейского языка пишущие на идише литераторы.

Далеко не во всем с Лазарем был согласен даже такой убежденный поборник национальной идеи, как редактор «Ха-Шахара» Перец Смоленскин. Евреи прежде всего – духовная нация, утверждал он, и раньше, чем заниматься колонизацией Палестины, необходимо развить среди еврейской молодежи национальные идеи. В ответ на эти возражения Лазарь публикует в этой же газете два «Открытых письма редактору», обосновывая мысль, что, только разместившись на своей исторической территории и возродив свой национально-исторический центр, еврейский народ сможет развить свои духовные богатства.

Лазарь Перельман (Элиэзер Бен-Иегуда). 1905 год

В общем, как выяснилось, не все было так просто. Для евреев европейского региона новый национальный язык приобретал характер некоего иностранного языка, которому надо еще обучать массы людей, и никто не мог заранее сказать, готовы ли эти массы воспринять идею возрождения языка предков как национальный приоритет. Нужна была огромная и длительная просветительская работа. Нужно было объяснить миллионам людей, что их оригинальный, отличный от всех других, язык является важнейшей составляющей их национального самосознания. Лишь оказавшись студентом Сорбонны, впитав в себя свободолюбивые идеи Великой Французской революции и осознав в полной мере роль словесности в становлении личности, Лазарь смог по-настоящему оценить всю масштабность замысла.

Но, к счастью, молодой человек, прибывший в Сорбонну из белорусского города Полоцк и уже в Париже ставший Элиэзером Бен-Иегуда, как раз был из числа тех редких энтузиастов, которые берут на себя невыполнимую миссию и, к изумлению всех, делают ее выполнимой. «Для того, чтобы владеть собственной землей и жить самостоятельной политической жизнью, – писал он Дворе из Парижа, – евреям необходим язык, способный их сплотить». Таким языком, по мнению Элиэзера, для евреев должен был стать иврит.

Выявленный туберкулез легких заставляет Лазаря серьезно пересмотреть свои жизненные планы и ускорить переезд в Палестину. Он оставляет Сорбонну и принимает приглашение Всемирного израильского союза («Альянс исраэлит универсаль») занять место преподавателя в учительской семинарии в Иерусалиме, находящейся под его патронатом. В 1881 году он переезжает в Палестину. Рядом – Двора Ионас, верный друг, помощник и… жена. Дворе уже 27 лет, она на четыре года старше Лазаря. Она полностью разделяет его идеи и готова быть его помощником при воплощении их в жизнь.

На борту парохода, пересекавшего Средиземное море, они дали друг другу клятву говорить между собой только на иврите. И хотя первое время Дворе за неимением нужных навыков часто приходилось пользоваться языком жестов, они своей клятвы никогда не нарушили. Фактически Двора стала его первой ученицей, и это было очень символично, ибо наиболее древним литературным источником на иврите и по сей день остается «Песнь Деворы», относящаяся к XII веку до н.э.

Элиэзер и Дебора. 1882 год

Дом Элиэзера Бен-Иегуды стал первым семейным очагом в мире, где говорили только на иврите. Через год после приезда супружеской пары в Палестину у них появился сын Бен-Цион («Сын Сиона»), который оказался первым в истории носителем иврита как родного языка, и произошло это спустя многие столетия после прекращения разговорной функции иврита. А чтобы сын говорил на иврите без ошибок, Бен-Иегуда запрещает жене, у которой иврит был далек от совершенства, вообще общаться с сыном, пока тот не заговорит свободно. Более того, ребенок до четырех лет не допускается к играм с соседскими ребятами, чтобы в его речи не закрепились слова из идиша или ладино.

Элиэзер и сам пытается обогатить свой лексикон: он вступает в разговор буквально с каждым встречным, осваивая речь тех, кто владеет ивритом лучше его. При этом он не забывает рассказывать всем о своем замысле и очень быстро обретает единомышленников.

Общаясь с людьми, приехавшими в Палестину из самых разных стран Европы и Азии, Бен-Иегуда обнаруживает, что огромное число людей – и ашкеназского, и сефардского происхождения – уже владеют разговорным ивритом и часто им в быту и в рабочей обстановке пользуются. И хотя этот иврит часто называли «рыночным», но именно он помогал им, выходцам из самых разных стран, лучше понимать друг друга. Этот факт не просто облегчал задачу Бен-Иегуды. Самые простые люди начинали понимать, что, если они хотят жить на своей земле одной большой национальной семьей, они должны объединяться, а средством их единения может стать язык, тем более что они им владеют с детства. Надо только от молитв перейти к разговорной речи. И вот уже в Палестине начинают появляться семьи, в которых говорят только на «новом древнем языке». Чаще всего это происходило там, где дети посещали школы с обучением на иврите. Своими знаниями они охотно делились с родителями.

В Каире при регистрации семейных отношений турецкий чиновник записывает Лазаря и Двору под той фамилий, которой они назвались. И это была ивритская фамилия, та самая, которой Лазарь воспользовался, публикуя «Жгучий вопрос». Отныне его официальное имя – Элиэзер Бен-Иегуда. Именно под этим именем он и встал в один ряд с теми, кто в той или иной форме повлиял на ход мировой истории.

Бен-Иегуда и в самом деле во многих отношениях был первопроходцем. Вот почему при описании хронологии его жизни, а, по сути дела, истории освоения евреями иврита в качестве разговорного языка, не раз возникает слово «впервые».

Сегодня, владея скопившейся информацией, можно смело утверждать, что именно в статье Бен-Игуды «Жгучий вопрос» в 1879 году была на иврите впервые публично изложена идея, которая спустя некоторое время легла в основу будущего движения духовного сионизма. И произошло это за три года до того, как в Берлине на немецком языке вышла брошюра Леона Пинскера «Автоэмансипация», в которой была сформулирована идея палестинофильского движения. (На русском языке она в переводе Юлия Гессена и вовсе вышла лишь в 1898 году, спустя два года после выхода в Одессе книги Теодора Герцля «Еврейское государство»). И дело даже не в приоритете идеи возрождения еврейской государственности. Именно движение по возрождению иврита и внедрению его в еврейский быт явилось огромной, на наш взгляд, и поныне не получившей достойной оценки, поддержкой развивающемуся сионизму.

Любопытно, что Теодор Герцль в своей книге, вышедшей спустя почти два десятилетия после статьи Бен-Иегуды, приоритетную роль в возрождении еврейской нации на ее исторической родине отдает все же не языку, а религии. «Наш народ, – пишет он, – познает своих единоверцев только благодаря единой церкви, единой религии своих предков». При этом он убежден, что языковые противоречия не создадут проблем приехавшим со всего мира евреям. В качестве довода он приводит в пример Швейцарию, не имеющую господствующего языка. Правда, он при этом выражает надежду, что когда-нибудь евреи уйдут от «того жалкого и несчастного жаргона», который «приобрели, заключенные в наших смрадных гетто». Он даже надеется, что у евреев «приобретет права гражданства и сделается главным языком тот, который мало-помалу окажется самым полезным и общеупотребительным». Но никакого политического смысла он в этот процесс, в отличие от Бен-Иегуды, не вкладывает.

Элиэзер Бен-Иегуда

А ведь уже тогда было ясно, что одной из целей провозглашаемой Герцлем идеи сионизма будет уход от наследия диаспоры, и новый язык должен стать серьезным средством для ускорения этого процесса. К слову сказать, в целом понадобится еще много лет, чтобы эта доктрина стала приоритетной. Лишь в 1935 году будущий первый президент еврейского государства Хаим Вейцман смог открыто заявить: «Евреи приехали в Эрец-Исраэль не для того, чтобы копировать жизнь Варшавы, Пинска и Лондона. Сущность сионизма – изменение всех ценностей, которые они усвоили под давлением чужих культур».

Лишь одно условие поставил Элиэзер перед руководством «Альянса», соглашаясь на работу в семинарии: преподавание в ней будет вестись только на иврите. «Разговаривать с учениками я буду только на иврите. Ни на каком ином языке они не услышат от меня ни единого слова. Ни на каком другом языке я не позволю ученикам обращаться ко мне». Так родилась система обучения, получившая название «Иврит на иврите». А в результате иерусалимская семинария стала первым учебным заведением в мире, где иврит был официально признанным рабочим языком – языком преподавания.

Само преподавание иврита было больше похоже на игру. Учащиеся владели весьма ограниченным количеством слов для обычного общения. Они не знали даже, как на иврите обозначаются самые простые вещи – предметы обихода, одежда, пища, мебель, явления природы и т.д. Уроки зачастую превращались в сплошную пантомиму. Это бывало смешно, занимательно, но главное – рано или поздно новые слова оставались в памяти, и у ребят постепенно появлялся в лексиконе новый язык. Хуже всего приходилось самому учителю: словарный состав возрожденного языка был беден, он не соответствовал современному развитию цивилизации, а ведь учить детей приходилось не только разговорному и литературному языку – на иврите нужно было преподавать математику, физику, химию, общественные науки. В историю вошел знаменитый вопрос, который Теодор Герцль, пытаясь объяснить, почему необходимость введения иврита в качестве единого для всех евреев разговорного языка, не является приоритетной задачей: «Разве есть кто-нибудь, кто, пользуясь им [ивритом] мог бы купить себе, например, хотя бы железнодорожный билет?» («Еврейское государство», глава «Язык»). Для построения нужной фразы на иврите не хватало слов «железнодорожный» и «билет».

И действительно, в эпоху возникновения сионизма как политического движения словарный запас известного еврейскому населению иврита был невелик – за долгие века рассеяния он был просто утерян. А воссоздавать его можно было только детальным изучением древних текстов, средневековых трактатов по грамматике и… собственным словотворчеством. Процесс появления новых слов, естественный для любого живого языка, следовало «запустить» искусственно. Но к тому времени, когда перед Бен-Иегудой встала эта проблема, возник еще один вопрос: а каковы перспективы заселения Палестины евреями? Может быть, вообще, как говорится, «игра не стоит свеч»?

1 марта 1881 года народовольцами был убит Александр II, и новейшая история восточноевропейского еврейства свершила очередной трагический поворот. Реакционная пресса немедленно объявила, что убийство государя – «дело еврейских рук», и по стране покатилась волна погромов. Изданное 14 августа «Распоряжение о мерах по сохранению государственного порядка и общественного спокойствия и приведения определенных местностей в состояние усиленной охраны», давало право политической полиции в десяти губерниях империи действовать согласно ситуации, не подчиняясь администрации и судам. Началось беспрецедентное гонение на еврейское население. Идеологическое обоснование репрессий шло от славянофильских кругов. Их ведущий публицист поэт Иван Аксаков еще 1867 году написал: «Не об эмансипации евреев следует толковать, а об эмансипации русских от евреев». А новый царь Александр III, оставшийся в истории как один из самых агрессивных антисемитов в русской истории, по поводу еврейских погромов сказал: «А я, признаться, сам рад, когда бьют евреев».

В российском обществе широко разошлись слова Обер-прокурора Священного Синода К.П.Победоносцева, ставшие едва ли не основой государственной политики по отношению к еврейскому населению: «Одна треть евреев вымрет, одна треть – выселится, одна треть – бесследно растворится в окружающем населении». Началась невиданная еврейская эмиграция, которую поощряли сами власти. Как сказал Министр внутренних дел граф Н.Игнатьев, «западная граница для евреев открыта».

Точных данных, сколько именно российских евреев покинуло после 1881 года Российскую империю, нет. Отдельные авторы утверждают, что выехало до трети российского еврейства. Однако основной поток беженцев направлялся в Америку, и лишь весьма небольшая часть эмигрантов ехала в Палестину. Первая алия, датируемая 1882-1903 гг., дала всего лишь 35 тысяч репатриантов. За 20 лет! Но это всё были как раз именно те самые идеалисты-интеллигенты, которые глубоко впитали в себя убеждение, что евреи должны жить в Эрец-Исраэль. И именно они с готовностью откликнулись на призыв Бен-Иегуды – «Еврей, говори на иврите!»

Репатрианты из России и стали первыми энтузиастами овладения ивритом в Палестине. Их было немного, но они прибывали и прибывали – небольшими партиями, безденежные, бросившие все, что составляло содержание их жизни в галуте. Можно ли было тогда, в начале 1880-х, предположить, что из этого ручейка когда-либо в обозримом будущем получится полноводная река?! Но вот уже основаны первые сельскохозяйственные поселения – Петах-Тиква, Ришон ле-Цион, Реховот, Рош-Пина, Зихрон-Яков. И уже находятся первые еврейские филантропы, готовые помогать находящимся на грани банкротства колонистам. К одному из них Бен-Иегуда и обращается за помощью – к барону Эдмону де Ротшильду.

Совсем немного времени понадобилось Элиэзеру, чтобы разобраться, что к чему, и придти к пониманию того, что в одиночку он достигнет немногого. Ему нужны были помощники, такие же бескорыстные энтузиасты, как он сам. А еще ему для пропаганды своих идей нужно было печатное издание на иврите, которое, уходя в народ, могло бы стать неким объединяющим фактором. Ему нужна была газета. С ее помощью ему удалось бы увлечь те массы людей, до которых он в личном общении никогда не смог бы дойти. И вот уже 24 октября 1884 года, всего спустя три года после прибытия Бен-Иегуды на землю предков, он выпускает первый номер еженедельника «Ха-Цви» («Олень»). В истории еврейского народа это было первое периодическое издание на иврите, отвечающее всем европейским и национальным нормам. Ежедневным оно стало лишь через 24 года, в 1908 году (в 1910 – 1915 гг. выходила под названием «Ха-Ор»). Финансировал газету барон Ротшильд. И все же едва ли не основную роль в массовом распространении языка сыграли дети первых поселенцев – те самые ученики первых школ, где преподавание велось на иврите.

1888 год. В Ришон ле-Ционе основана школа «Хавив». Язык преподавания – иврит. Учебников нет. Для устного общения не хватает лексики. Из Иерусалима раз в неделю приезжает Бен-Иегуда – он привозит целый набор новых слов. Эти слова он и его друзья придумали за минувшую неделю. Договор – говорить только на иврите – соблюдается свято. Вместо слов, когда их не хватает, – знаки, взгляды, мимика, жесты. Грамматики нет. Кто подскажет, как склонять, как спрягать? А как обозначать арифметические действия, как изучать историю, географию, точные науки, если нет понятийного словаря?

Задача Бен-Иегуды никогда не была бы решена, если бы он, человек без серьезного филологического образования, ни оказался гениальным лингвистом. Ему приходилось не просто придумывать новые слова на основании уже известных близких по смыслу понятий, как это уже стихийно делали в ХIХ веке пишущие на иврите авторы. Необходимо было найти новые принципы словообразования, которые бы четко соответствовали уже существующей логике языка. Он вел эксперимент, не имеющий аналогов в мировой практике. Фактически предстояло создать новый язык, положив в основу какое-то не очень большое количество слов, пришедших из глубокой древности. Но результат оказался блестящим: возник и за несколько десятилетий тысячами людей освоен, став разговорным, по сути дела, новый язык. Проделан путь, на который у народов обычно уходит несколько столетий.

В 1890 г. вместе с группой единомышленников Бен-Иегуда основывает «Комитет языка иврит для его распространения во всех слоях общества». Правда, вопреки солидному названию, комитет состоял всего из четырех человек и просуществовал лишь полгода, но успел заслужить прозвище «фабрики слов». В 1904 году Комитет возобновил свою работу и стал предтечей современной Академии языка иврит, созданной по предложению Бен-Иегуды в 1920 году.

Члены комитета языка иврит. Крайний слева в первом ряду - Бен-Иегуда

Прежде всего Бен-Иегуде и его единомышленникам нужно было сделать выбор между двумя вариантами иврита – ашкеназским и сефардским, существенно отличавшимися друг от друга произношением. Самим реформаторам был привычен иврит ашкенази, но они в качестве фонетической нормы взяли произношение сефардов. Взяли не только потому, что оно стояло ближе к норме библейского иврита, что было зафиксировано в греческой и латинской транскрипции первых веков н.э. Произношение ашкеназов было неприемлемо для них из-за возможности переноса в психологию будущих носителей языка «ущербной» психологии европейского галута.

Следующим и самым ответственным шагом была необходимость принять решение, по какому принципу будут создаваться новые слова. С целью расширения и обогащения языка Бен-Иегуда вносит в свой словарь вышедшие из употребления слова, рассеянные как в библейской, так и в позднейшей средневековой литературе, а также арабские слова, имеющие семитические корни. Большинство созданных им самим неологизмов – а их огромное количество – до сих пор используется в устной речи израильтян.

К счастью, Бен-Иегуда не один. Рядом с ним – группа единомышленников. Эти люди достойны, чтобы их имена были упомянуты.

Директор школы Мордехай Хавив (собственно, его именем и названа сама школа) перевел на иврит учебник по естествознанию. Большими энтузиастами оказались учитель Давид Юделевич и его помощник Махмуд Дарауш – первый араб, заговоривший на иврите. Сам Бен-Иегуда написал на иврите учебник по еврейской истории. Все педагоги вместе начинают выпускать газету «Олам катан» («Маленький мир») – первую в мире газету на иврите для детей. А совсем рядом располагается сельскохозяйственная школа «Микве Исраэль». Для нее нужно придумать слова, которые бы обозначали все, что связано с полевыми работами.

Элиэзер Бен-Иегуда

Но зачем нужны все эти сложности? Рядом работает ряд школ, где дети учатся на языкахцивилизованных стран. В школах «Альянса» преподавание ведется на французском языке. В школах немецкой благотворительной организации «Гильфсфейн» – на немецком. В школе имени баронессы Эвелин де Ротшильд – на английском? Оказывается, процесс овладения школьниками разговорного иврита стал необратимым. Более того, покидая помещения этих элитных школ, все дети разговаривают между собой и со взрослыми на иврите. Для них это во многом некая интересная игра, в которой со своими родителями они отказываются говорить на идише или ладино и неволь втягивают их в эту игру. Родители волей-неволей вовлекаются в эту игру, и одновременно в процесс овладения новым языком. Однако всему этому процессу существует мощный противодействующий фактор – религиозная среда.

Уже в первые дни после появления в Палестине Бен-Иегуда столкнулся с проблемой взаимоотношения с раввинатом. Он не был религиозным евреем, но отличаться от всей массы репатриантов тоже не хотел: начал посещать синагогу, соблюдать шаббат, отмечать праздники. Отрастил бороду, пейсы, стал носить одежду ашкеназских евреев. «Я никогда не скрывал своих взглядов и убеждений в отношении веры и религии,– писал он позднее, – но в то время я охотно склонился перед религиозными требованиями, потому что то была религия моего народа».

Бен-Иегуда убежден, что фанатичная приверженность древним канонам поможет осознать евреям крайнюю важность возрождения столь же древнего языка. «Лишь в Торе наша сила. Лишь в Иерусалиме мы сможем создать наш религиозный центр». Это его слова, и он искренен, произнося их. Более того, он носится с идеей перенести в Иерусалим Воложинскую иешиву, где она сможет стать неким центром, объединяющим народ Израиля во имя национального возрождения.

Но ортодоксы не разделяют его страстного увлечения возрождением разговорного иврита, который, по их мнению, оскорбляет язык Священного писания. Для Бен-Иегуды же их поведение – это открытое противодействие идее национального возрождения. Отношения с синагогальной средой становятся все более напряженными, и он уходит из общины. Более того, он превращается в ее врага. Открытых столкновений с раввинами он избегает: «когда борешься за землю и за язык, не время бороться с религией». Его противники ведут себя более агрессивно: для них он – враг. В его окна летят камни, на него пишут доносы и добиваются даже того, что в 1894 году он по ложному обвинению проводит несколько месяцев в тюрьме. В раввинат приходят письма, авторы которых требуют его отлучения. Дело доходит до того, что, когда в 1891 году от туберкулеза умирает Двора, ортодоксы запрещают хоронить ее на ашкеназском кладбище.

А, тем временем, в еврейском мире происходят события, которые никак не способствуют развитию иврита. Массовая эмиграция евреев в Америку в значительной степени ослабили интерес к нему. Более того, иврит не интересовал даже лидеров сионистского движения, подавляющее большинство которых иврита не знали, хотя и занимаясь тем, что позднее была названо политическим сионизмом. Они вообще не очень верили в его подлинное возрождение. Какой же нужно было обладать силой воли и убежденностью в своей правоте, чтобы вопреки мощному неприятию своего дела идти до конца и победить!

Туберкулезом Двора заразилась от мужа. Условия жизни семьи были таковы, что денег не было не только на лечение, но и на нормальное питание. Постоянные легочные кровотечения и осиплость голоса из-за туберкулеза гортани не позволяли Элиэзеру вести преподавательскую деятельность. Денег не было. Из-за неуплаты аренды семью многократно выгоняют то с одной квартиры, то с другой. Двора вынуждена продать все свои украшения. Она начинает преподавать иврит в женской школе, по ночам вяжет на продажу, готовит к рассылке газеты, которые издает муж. За десять лет супружеской жизни она дарит Элиэзеру пять детей, трое из которых умирают в эпидемию дифтерии.

Болезнь Дворы прогрессировала быстро, и, почувствовав скорую кончину, она пишет откровенное письмо своей сестре Поле с просьбой не оставлять Элиэзера одного. Сестре Поле 19 лет, она занимается на Высших женских курсах в Москве. Начинается переписка с Элиэзером, возникает взаимная симпатия. В 1892 году она приезжает в Иерусалим. Здесь она получает новое имя – Хемда – «желанная».

Уже через полгода она свободно говорит на иврите, и вскоре настолько овладевает им, что начинает заниматься переводами, пишет рассказы для подростков, увлекается литературной критикой, в газете мужа ведет колонку для женщин. Вслед за Дворой она приносит Элиэзеру еще пять детей, но и они не все достигают подросткового возраста: двое старших умирают. Но это не подрывает ее духа, и весь свой талант Хемда вкладывает в помощь мужу. Она – активная участница составления словаря языка иврит.

Элиэзер и Хемда

Жизнь Бен-Иегуды полна лишений и трагических потерь, но труд его постепенно начинает приносить свои плоды: идея разговорного иврита овладевает все большим числом евреев. «Новый старый язык» начинает победно шагать по Эрец-Исраэлю. В 1898 году в Ришон ле-Ционе открываются первый в мире детский сад и первый в мире культурный центр (Народный дом), где говорят только на иврите. В 1903 году создается Объединение еврейских учителей. Учреждаются специальные квалификационные экзамены для преподавателей иврита. В 1906 году в Яффо возникает еврейская гимназия, с преподаванием на иврите. После возникновения Тель-Авива гимназию переводят туда, и она получает название «Герцлия». Потом еврейские гимназии с преподаванием на иврите появляются в Иерусалиме и Хайфе, ширится сеть начальных школ.

В начале ХХ века в Палестине появляется система школ, созданная Организацией помощи немецких евреев «Эзра» с преподаванием на иврите (второй официальный язык – немецкий). К 1914 году «Эзра» уже финансирует 50 учебных заведений, в которых занимается семь тысяч детей. На иврите ведется преподавание и в школах сельскохозяйственным колониям. Показательным в этом отношении является эпизод с открытием политехнического института в Хайфе – Техниона. Деньги на строительство выделил российский «чайный король» Калонимос Зеэв Высоцкий. Еврейский национальный фонд предоставил участок, а «Эзра» и ряд филантропов – средства на остальные расходы.

Хайфа. Технион. Начало ХХ века

С точки зрения «Эзры», Технион должен был бы стать впечатляющим образцом немецкой культуры – наиболее развитой в техническом отношении в первые десятилетия ХХ века. Да и немецкий язык в те дни фактически был международным языком науки. Иврит же не располагал даже необходимым набором технических терминов.

Сама мысль, что преподавание в Технионе будет вестись не на иврите, была для колонистов не приемлема. Протестные акции возглавлял, как не сложно догадаться, Элиэзер Бен-Иегуда. Еврейские студенты и учителя по всей Палестине устраивали митинги. В октябре 1913 года, накануне окончания строительства здания Техниона Объединение еврейских учителей объявило забастовку во всех школах, финансируемых «Эзрой». Перед Германским консульством в Иерусалиме прошла многочисленная демонстрация студентов. Напряжение не снижалось еще несколько месяцев, пока, наконец, в феврале 1914 года административный совет Техниона ни пересмотрел свое решение и ни принял окончательное решение о языке преподавания в открывающемся университете.

На массовое овладение разговорным ивритом еврейского населения Палестины обращают, наконец, внимание лидеры Всемирной сионистской организации, и на VIII Сионистском конгрессе в Гааге (14-21.08.1907) принимается историческое решение: «признать иврит официальным языком сионистского движения, его руководящих органов, конгрессов и съездов». При этом подчеркивается, что «национальный язык является для сионистов обязательным». Проходит всего четыре года, и все заседания Х Сионистского конгресса в Базеле, проходившего со 2 по 9 сентября 1911 г, проводятся на иврите. В зале – 388 делегатов со всего мира.

Улица Бен-Иегуды в центре Иерусалима

В 1903 году происходит эпохальное событие – Бен-Иегуда выпускает малый словарь языка иврит, а в 1910 году – первый том «Полного словаря древнего и современного иврита». Пять томов этого «Полного словаря» вышло еще при жизни Бен-Иегуды, еще три – вскоре после его смерти, а последний, семнадцатый, – через 37 лет после его смерти, в 1959-м. Не удивительно, что на этот титанический труд потребовалось столько времени: объем словаря – 8000 страниц! Однако европейские языки остаются приоритетными для получения классического образования, и они не уступают.

Окончательную жирную точку в этом совершенно невероятном проекте поставила перепись населения ишува, проведенная в 1916 году. Она показала, что, за вычетом старой ортодоксальной общины, 40% населения считает иврит своим родным языком. С момента появления Бен-Иегуды в Палестине прошло всего 35 лет. (В 1958 году разговорным ивритом владело уже 1 800 000 человек).

Р.S.

В 1918 г., когда после распада Османской империи над территорией Палестины был установлен британский мандат, Бен-Иехуда совместно с одним из сионистских лидеров Менахемом Усышкиным смог убедить британского верховного комиссара Герберта Сэмюэла (крупного английского политического деятеля еврейского происхождения) провозгласить иврит одним из трех официальных языков, наряду с английским и арабским.

В 1919 г. постановлением Совнаркома иврит в РСФСР объявлен религиозным языком, преподавание на нем в школах запрещено.

9 ноября 1922 года умер человек, оставшийся в истории как «отец современного иврита», – Элиэзер Бен-Иегуда. Его могила находится на Масличной горе.

P.P.S.

«Эту землю нельзя понять рассудком. Все, что создано, поражает и похоже на чудо. Расцвет еврейского языка – тоже своего рода чудо». (Х.-Н.Бялик. 1924).

1. www.NewsWe. Январь 2012.
№338, 12 – 18, №339, 19 – 25

2. Новости недели. Приложение «Информпространство».
№162, Январь 2012

ПЕРЕЙТИ К СЛЕДУЮЩЕЙ СТАТЬЕ ВЫПУСКА №7